* * *
Прогуляться после "киносеанса" было даже приятно. Весенняя ночь окружала темнотой и зябкой прохладой. Шум московских улиц почти не доносился, заглушенный кремлевскими стенами. Жилин ступал неторопливо, с удовольствием вдыхая свежий воздух – кто не воевал, не поймет всю прелесть пешей прогулки.
Никакой тебе стрельбы и напряга, ни пронзительного "ветерка смерти", пускающего холодок по спине, ни металлического привкуса опасности на губах. И сердце не тарахтит, как сумасшедшее, и ладони не потеют…
Пару лет, и все это пройдет, затянется новыми впечатлениями, а видения памяти обретут смутность. Иван вздохнул.
Он единственный в СССР, кто прошел две войны подряд – ту, долгую и кровавую, длившуюся невыносимые пять лет, и эту, что покороче. Опыта хапнул на двоих…
Сталин шагал рядом, погруженный в свои мысли.
– Помнится, товарищ Рычагов, "дух" сообщал об урановых бомбах, сброшенных американцами…
– Да, товарищ Сталин. На Хиросиму и Нагасаки.
Иосиф Виссарионович кивнул.
– Мы считаем, что Трумэна надо остановить в любом случае, подружимся ли мы с Японией или нет. Это не война, это военное преступление. Вот только дипломатией здесь не обойтись…
– Будем сбивать, товарищ Сталин.
– Разведка работает, мы в курсе того, насколько продвинулись американцы, насколько они готовы к ядерной бомбардировке. Вас, товарищ Рычагов, мы поставим в известность за двадцать четыре часа до начала атаки. Пароль "Черный свет", запомните.
– "Черный свет", – серьезно кивнул Жилин.
Подойдя к подъезду "уголка" – особого сектора в здании Совнаркома – вождь сказал:
– Поднимайтесь, товарищ Рычагов. Мне нужно.
– Да, товарищ Сталин.
Вождь прошествовал на первый этаж, где располагалась его кремлевская квартира, а Жилин миновал пропускной пункт охраны.
– Здравия желаем, товарищ маршал! – вытянулись бдительные стражи.
Иван небрежно козырнул и по широкой каменной лестнице, устланной красной ковровой дорожкой, поднялся на второй этаж.
С лестничной площадки, преодолев большую, совершенно пустую залу, Жилин свернул направо, шагая длинным коридором, упиравшимся в дверь сталинского кабинета, всегда закрытую.
Справа находились еще две двери. Иван открыл первую из них, попадая в "предбанник" – небольшую, продолговатую комнату. Тут размещался секретариат – прямо перед входом, в простенке между окнами, выходившими на Арсенал, сидел за столом генерал Власик, начальник охраны. Слева и справа от него стояли столы помощников Сталина – генерала Поскребышева и полковника Логвинова, всегда ходившего в штатском.
Пожав руку Власику и приветливо кивнув остальным, Жилин сказал:
– Хозяин зашел к себе и скоро будет.
– Да-да, – ответил генерал, – мне уже доложили.
– Проходите, товарищ Жилин, – тихо проговорил Поскребышев, поднимаясь из-за стола.
Иван кивнул и переступил порог комнаты офицера охраны.
Все трое были на посту и бдели – полковники Пономарев, Горбачев и Харитонов.
Жилин поздоровался и сдал оружие. Открыв дубовую створку, он шагнул в пустой кабинет Сталина.
Здесь было тихо, только размеренно щелкал маятник больших напольных часов. Иван медленно прошелся, оглядывая обстановку, ставшую для него привычной – стены, обшитые высокими дубовыми панелями, длинный стол для заседаний, гипсовую посмертную маску Ленина на особой подставке, накрытую стеклом, портреты Ленина и Маркса, Суворова и Кутузова.
Остановившись у окна, за которым виднелся Арсенал, подсвеченный фонарями, Жилин задумался.
Сталин благоволил ему, он снова, можно сказать, в фаворе. На доверии. Иван поморщился. Господи, о чем он только думает? При чем тут это? Фаворит нашелся…
Сталин – вождь, а не царь-государь. Он олицетворяет державу, которую создал на обломках Российской империи, и думает прежде всего об СССР. Но Иосиф Виссарионович тоже человек, обычный смертный, которому свойственно ошибаться. Кого-то он удаляет от себя, кого-то приближает, но и тут мерилом благоволения выступает не личная преданность и сумма лести, а верность Родине, готовность служить Советскому Союзу. И вот тут-то…
Иван прислонился лбом к холодному стеклу окна и закрыл глаза. Ох, как же это тяжко – пророком быть…
Он никому еще не признавался в том, кем на самом деле являлся. Всего трое человек – Сталин, Берия и Молотов – посвящены в тайну, да и то наполовину. Они считают Рычагова тем, за кого Жилин себя выдает. Медиумом, вызывающим дух ветерана войны, убитого в 2015-м. Пусть так и будет, не надо усложнять жизнь себе и людям…
Это "дух" передал свое знание будущего. Сталин поверил – и победил. Война закончилась на год раньше, в ней пало почти пятнадцать миллионов наших и более одиннадцати миллионов немцев. Потери страшные, если не сравнивать с тем, что было "в прошлой жизни".
Недельки через две, 5 мая, можно будет отмечать первую годовщину Победы. И что теперь?
На его-то памяти шла "холодная война", империалисты так и не решились развязать "горячую", побоявшись увязнуть в кровавой каше. Зато сейчас, похоже, Черчилль и Трумэн переступят через свой страх…
Запад просто не в состоянии принять послевоенный мир, в котором бытуют Народная Респуб-лика Италия и ГДР. Норвегию с Данией можно не считать, но вся Восточная Франция пока что занята советскими войсками. Президентом в Париже станет генерал де Голль, но при одном условии – если в кресло премьера усядется Морис Торез, глава компартии.
А так и будет! Секретные переговоры удались…
Вопрос: смирятся ли в Лондоне и Вашингтоне с тем, что Берлин, Рим, Вена, Париж, Копенгаген, Осло, Варшава станут прислушиваться к мнению Москвы? Ответ отрицательный…
Так что же он натворил, медиум недоделанный? Помог родной стране победить в войне с Гитлером, спас миллионы жизней? А для чего? Чтобы погубить их в боях с мировым империализмом?
– Спокойствие, – прошептал Жилин, – только спокойствие!
Заслышав шаги, он отпрянул от окна.
В кабинет вошел Сталин, за ним поспешал Молотов. Наркоминдел, как всегда, был деловит и суховат. Больше всего он напоминал Жилину пана Вотрубу из "Кабачка "13 стульев"". Церемонно кивнув Ивану, Молотов заговорил:
– Товарищ Сталин, наши уполномоченные выезжали в Японию, где встречались с министром армии Сюнроку Хата, премьер-министром Хидэки Тодзио и министром иностранных дел Мамору Сигэмицу. Эти трое, можно сказать, главных японских милитариста донесли наши предложения до императора Сёва …
– Какие именно?
– Уполномоченные твердо держались курса, выработанного нами, – дескать, союзники толкают Советский Союз на захват Маньчжурии, Южного Сахалина, Курил и острова Хоккайдо. Наши предложения сводятся к тому, что СССР не станет отвоевывать Курилы и Сахалин, вообще не будет вторгаться на территорию Японии, но требует вывести Квантунскую армию из Маньчжурии…
Сталин хмыкнул в усы:
– Ну, уж с вояками императора Пу И мы как-нибудь справимся!
– СССР также не будет вмешиваться в события, происходящие в Корее, – продолжил Молотов, – на Тайване, в Китае и на Тихом океане. Более того, мы готовы обеспечить поставки в Японию леса, руды, угля, нефти и оружия – танков, самолетов, орудий и прочего. От нас не убудет, а списанные "Т-34" или "Ил-2" могли бы резко изменить ход войны на Тихом океане, ибо то оружие, которым ныне воюют японцы – часто старье и ломье. В этом случае Америка и Англия будут вынуждены перебросить войска и флот на Дальний Восток, ослабив свои позиции в Европе.
– Иначе говоря, мы предлагаем микадо открыть второй фронт.
– Да, товарищ Сталин. Отмечу, что император Японии весьма серьезно откликнулся на наши предложения и направил в Москву своего личного представителя, барона Саваду. Барон не вышел в большие чины, оставаясь "кайгун-тайи", капитан-лейтенантом императорского флота, но пользуется полным доверием микадо.
– И где он?
– Здесь, товарищ Сталин. Дожидается.
– Пусть войдет.
– Товарищ Сталин… – Молотов бросил острый взгляд на Жилина. – Барон хотел встретиться не только с вами, но и с товарищем Рычаговым.
– Вот как? Его желание исполнится. Просите.
Вскоре в дверях появился Поскребышев, а за ним в кабинет проскользнул средних лет японец, одетый в штатское, но с выправкой кадрового офицера.
Жилистый, широкоплечий, с темной щеткой усов под вздернутым носом, барон Савада, чудилось, таил в себе опасную силу – она угадывалась во вкрадчивых, точно рассчитанных движениях, в цепком взгляде, в скупой усмешке, изредка оживлявшей бесстрастное лицо.
Войдя, барон низко поклонился и заговорил по-русски удивительно чисто, лишь изредка "рэкая":
– Господин Старин, позвольте пожелать вам благополучия.
Сталин сделал приглашающий жест:
– Присаживайтесь, господин барон. Обойдемся без пышных церемоний.
Савада поклонился и сел.
– Мой император передал свое хотение жить с великим соседом в мире и согласии.
– Мы хотим того же.
Барон повернулся к Жилину:
– Маршал Рычагов? Мы встречались с вами на войне…
– В Китае? – прищурился Иван.