Начался процесс съёмки очередной сцены. Тарковского почему-то не устраивало, как Ульянов в роли начальника ЦУПа распекает подчинённых.
– Мало экспрессии, мало, Михаил Александрович! Я вас прошу, побольше напора, голос должен звенеть, от работы всего коллектива зависит, удастся ли спасти советского космонавта или он так и пропадёт на этом злосчастном Марсе!
После третьего дубля мне стало скучно, и я решил побродить по "Мосфильму". Заглянул в соседний павильон, переоборудованный под командирскую рубку космического корабля, посидел в одном из кресел, представляя себя космонавтом. Ну а что, Тарковский при желании мог меня не в эпизод засунуть, а дать более достойную роль, сделать, к примеру, членом экипажа корабля "Победа".
"Гляди-ка, раскатал губу, – одёрнул я сам себя. – Славы захотелось, уже и в актёры метишь? Будь проще, и люди к тебе потянутся".
Потом мне надоело сидеть и в кресле пилота, и я отправился в другие павильоны. В одном снимали какую-то передачу для телевидения, в другом – музыкальный клип с группой "Самоцветы", как мне шепнул на ухо местный звукорежиссёр. А в третьем шли съёмки картины "Сказ про то, как царь Пётр арапа женил". Ну конечно же, вот и Володя Высоцкий, перемазанный гуталином, он играл арапа. Я как раз попал в перерыв между съёмками, когда члены съёмочной группы могли выпить чаю или перекурить. То есть Золотухин и Петренко, к примеру, занялись чаепитием, а Высоцкий пошёл в курилку, и на выходе из павильона мы с ним столкнулись нос к носу.
– Ого, какая неожиданная встреча! – прохрипел бард.
– Здорово-здорово, тебя в гуталине и не узнать.
Мы обнялись, при этом у меня на щеке появился тёмный отпечаток, на который мне тут же указал Высоцкий и помог стереть отметину носовым платком.
– Рассказывай, какими судьбами?
– Да у нас тут в соседнем павильоне фильм снимается по моему сценарию. "Марсианин". Может, слышал?
– А как же, сам Тарковский снимает.
В голосе Высоцкого мне послышалась лёгкая ирония, да и губы скривились в слабом подобии улыбки. Мало ли что там у них было. Может, ничего и не было, просто, скорее всего, оба считают себя звёздами, а двум гениям терпеть друг друга рядом весьма затруднительно, не ужиться, хотя в истории кино полно противоположных примеров. Как бы там ни было, вероятно, именно по этой причине Тарковский не приглашает Высоцкого в свои фильмы.
– В общем, я там сегодня ещё небольшую роль играю, вот и соответствующий реквизит выдали, – подергал я воротник своего халата.
– Гляди-ка, растёшь, – расплылся в улыбке Высоцкий. – Книжки пишешь, песни сочиняешь, теперь вон и в актёры подался.
– А ещё мне дачу в Переделкино выделили, – не удержался я, чтобы не похвалиться. – Рядом с Окуджавой.
– Да ладно! Увидишь Булата Шалвовича – привет передавай. Уже обмыли новоселье?
– Жена ещё дачу и не видела, привезу её, покажу, надеюсь, одобрит выбор. Мне, во всяком случае, понравилась. Там раньше жил писатель Всеволод Иванов, который написал "Бронепоезд 14–69", и "Александра Пархоменко" сняли по его книге.
– Как же, помню, помню. "Любо, братцы, любо…" – напел Высоцкий. – Значит, с новосельем тебя. А обмыть нужно, на удачу, традиция такая, сам должен знать. Как надумаешь обмывать, звони, может, буду свободный, подъеду. Телефон мой есть?
– Твоего администратора, этого, как его, Ябловича.
– Тогда лучше мой домашний запиши, если что, звони напрямую. Ручка-бумажка есть? Плохо, что нет, а ещё писатель… Эй, Леха, одолжи ручку и листочек… Вот, держи, мой домашний номер, звони.
– Сергей Андреевич! Губернский!
Я обернулся и увидел летевшую ко мне на всех парусах Веру.
– Что случилось?
– Да как же… Ой, здравствуйте, Владимир Семёнович, вас прямо не узнать… Меня Тарковский за вами послал, сейчас же сцена с вашим участием сниматься должна. Я уж тут всё обегала, даже в столовую и мужской туалет заглянула, а вас нет нигде. Пойдёмте быстрее.
– Ну, давай, Тарковскому привет, – усмехнулся Высоцкий, пожимая мне на прощание руку.
А я подумал, что собрались тут, понимаешь, всё с окончанием на "кий": Губернский, Высоцкий, Тарковский… Но тут Вера меня снова дёрнула за рукав, и пришлось ускориться.
– Вот, нашла, он там с Высоцким у соседнего павильона разговаривал, – отчиталась ассистентка перед своим начальником.
– Да хоть с самим Господом Богом, но съёмочный график я срывать не позволю! Сергей Андреевич, чтобы это было в первый и последний раз.
– Постараюсь, Андрей Арсеньевич.
– Так, ладно, тишина на площадке. Все помнят свои слова? Где папка для Губернского? Да не мне, ему отдай, он у нас снимается… Вера, "хлопушка" готова? Ну, поехали.
Глава 3
"И вот, товарищи, мы с вами стали свидетелями того, как израильская артиллерия начала обстрел мирного палестинского поселения. Вон там, как вы можете видеть, только что взорвался снаряд. А ведь это кварталы, где живут обычные люди, такие же, как мы с вами, тогда как израильская пропаганда вовсю пытается доказать, что Израиль воюет с боевиками".
Спецкор программы "Международная панорама" Фарид Сейфуль-Мулюков отважно вещал на фоне полуразрушенного строения, а за его спиной арабские подростки что-то орали и размахивали кто палкой, а кто и автоматом Калашникова. Ага, мирные жители… Это же бандит на бандите! Вот только наша пропаганда в свою очередь пытается вывернуть всё наизнанку. Оно и понятно, коль Штаты поддерживают Израиль, то СССР впрягается за Палестину. Лучше бы показали сюжет из Никарагуа, там хоть я солидарен с позицией Советского Союза по поддержке сандинистов.
Валя тем временем обряжала Даньку на прогулку в лёгкий импортный костюмчик, который я привёз из Москвы. Новость о том, что я всё-таки приобрёл дачу в Переделкино и ей теперь нужно съездить самой посмотреть наше жилище, Валентину воодушевила.
– Серёж, а с пропиской что делать будем? – поинтересовалась она.
– А в чём проблема?
– Так ведь нельзя одновременно быть прописанным по двум разным адресам. Если на даче жить будем, то отсюда нужно выписываться. А у нас Ленка в столичном общежитии прописана.
Вообще-то уже с полгода, как Ленка жила на съёмной квартире, но прописана всё равно оставалась в общежитии. С моими доходами я мог позволить падчерице проживание в более комфортных условиях.
– Давай не будем голову ломать, – продолжила Валя. – Ты прописывайся на даче, станешь столичным жителем, а я останусь прописана в этой квартире. Жалко терять жильё, мало ли что… Даньку тоже у себя прописывай, надо будет его прикрепить к местной детской поликлинике, взять направление на молочную кухню… Хотя о чём это я! Нам теперь уже пора заканчивать с молочкой, мальчик-то растёт, время переходить на пюрешки.
Лететь на самолёте с пацаном супруга наотрез отказалась, пришлось брать билеты в СВ. Завтра отъезд, а сегодня у Даньки с утра прорезался уже второй зубик. По счастью, пока этот процесс проходил безболезненно, без поноса, температуры и прочих симптомов.
– Серёжа, мы готовы. Хватит в телевизор таращиться, бери камеру и идём с нами. Сам же предлагал устроить фотосессию на природе.
Ну да, предлагал, так что теперь не отвертишься. Беру ставшую мне родной "практику", покрывало, большую бутыль с квасом из холодильника, сумку с едой, обуваюсь и выхожу на лестничную площадку вслед за женой и сыном. Мы решили прогуляться в сторону Суры, а заодно там же и отужинать, благо погода располагала.
– Давай я понесу Даньку, а ты сумку, если хочешь.
– Да он лёгкий, не надо. Если устану, сама попрошу. К тому же сумка, мне так кажется, потяжелее будет. Так что неси еду, а я сына.
До реки добрались минут за пятнадцать. Пляж тянулся вдоль русла метров на сто, и в этот воскресный вечер здесь ещё было немало отдыхающих. Солнце уже не так припекало, как днём, к тому же лёгкий речной бриз создавал ощущение прохлады. Мы решили расположиться чуть в стороне, ближе к зарослям осоки и камыша, где рядом в воде плескались подростки. Постелили покрывало, на него из сумки выложили захваченную из дома снедь: огурцы, помидоры, зелёный лук, бутерброды с колбасой и сыром. Ну и конечно же квас, который в 1976-м гораздо вкуснее той газированной субстанции, что продавали в XXI веке.
Сделал несколько кадров своих родных, потом попросил отдыхавшего неподалеку мужчину сфотографировать нас всех вместе.
– Валюш, раз уж я плавки захватил, может, искупаюсь?
– Иди поплавай, а мы с Данькой вдоль бережка прогуляемся, ноги пополоскаем.
Я с разбегу нырнул в чуть прохладную воду, нежно принявшую моё разгорячённое тело, и вынырнул метров через пятнадцать. Затем брассом поплыл от берега. Добрался почти до середины реки, лёг на спину и уставился в голубую бездну неба с редкими перистыми облаками. Здорово, так бы лежал и лежал, едва двигая раскинутыми в стороны руками и ногами. Вспомнил, что завтра до отъезда должен отдать Мясникову рукопись о пензенских подземельях. Всё-таки сумел выкроить ещё пару дней, чтобы полазить с Сергеем и Виктором по катакомбам, а затем всё это систематизировать, включая рассказы диггеров. Заодно перерисовал карту подземных ходов, добавил фотографии.
– Помогите! Помогите, ребёнок тонет!
Отчаянный женский крик вернул меня в действительность. Я посмотрел в сторону берега. Там металась женщина, размахивая руками и одновременно показывая в мою сторону, только чуть правее. У берега по грудь в воде стояли трое мальчишек и тоже что-то кричали, показывая на то же место. Метрах в двадцати от берега мальчишка лет десяти отчаянно барахтался, но чувствовалось, что силёнок у него осталось немного.