Платить все равно отец станет, соображаю. Это для гарантии, если он не потянет. Свинство натуральное. Крепости на нас нет, а так просто куда не переберешься. Один подпишись, другой гарантируй, за пашпорт заплати. Все ж со свободой здесь швах. А я уж почти поверил в свою миссию. Все не просто и даже очень не просто.
- В Москве к Тихону Шенину пойдешь аль Пятухиным.
Я поспешно кивнул. Разберусь. Язык до Киева доведет.
- А чего ждем? - спрашиваю озабоченно. - Обоз с рассветом тронется, нет?
- Ничего, успеем перехватить. Аль догонишь, не маленький. Ивана Каргопольского ждем. А, вот и он бежит.
Видок у очередного нового (старого - поминали уже разок) знакомого тот еще. Натуральный алкаш из вокзальных, готовый за пустую бутылку ботинки облизать. Морда красная, нос синий, глаза косые и с утра сивухой несет.
- Вот ведь, - еле слышно пробурчал Василий Дорофеевич, - что жизнь делает. В Хранции учился, - он так и сказал, через "Х", хотя у меня появилось ощущение, что здесь скорее ирония, чем незнание. - Науки постигал. Вот тебе и все обучение - пить горькую.
Не хочу такой судьбы для тебя, не прозвучало, но отчетливо подразумевалось. "Черт догадал меня родиться в России с душой и талантом", а место применения после Сорбонны не нашлось помимо Колмогор? Тут не захочешь, а сопьешься.
- Принес, - задыхаясь и вручая мне запечатанное письмо, - доложил алкаш. - К Постникову Тарасу Петровичу пойдешь. Помнишь?
Я послушно кивнул, не имея желания возражать. Естественно нет. Но это ничего не значит. Теперь в курсе. Да и на самом конверте написано.
- Отдашь ему. Он обязательно поможет. Все как есть отписал про твое желание обучаться и знания. И про светлый ум твой, - он с вызовом посмотрел на моего отца. Видать имелись у них допрежь терки по данному поводу. - Славяно-греко-латинская академия еще гордиться станет, что в ней сей отрок обучение прошел.
Он трубно высморкался в рукав и обнял меня. Стало здорово противно, но не обижать же. Для меня старался, рекомендательное письмо набросал, имя к кому обратиться подсказал. И все ж неприятно. Сопли размазывал, сейчас пьяными слезами на плече заливается.
- Не забывай родных, - отодвигая его веско произнес Василий Дорофеевич.
- Буду писать.
- В церковь ходить не забывай.
- Угу, - подтверждаю, осознав, что сейчас последуют обычные наставления старшего и умудренного опытом. Никому особо не нужные и всем известные.
- К чарке не прикладывайся, от нее до греха недолго.
- Да тятя.
- И табачище не учись курить, не наша-то привычка, немецкая.
- Ой, - вспомнил внезапно, когда мы уже оставили наконец сильно ученого алкоголика и бодро промчались до самого обоза. - Отдай пожалуйста Иринье, - и извлек подарок.
Бац! - и я полетел на землю, роняя шапку и столь заботливо выбранную вещь. Возчик с ближайших розвальней, тяжело просевших под замороженной семгой, лежащей практически в навал, рассмеялся.
- Пошто тятя? - я искренне недоумевал.
- Зеркало невесте дарят, - прошипел он сквозь зубы нешуточно разъяренный. - Не для того я тебя растил, чтоб оженить на ком попало. Невесту подберу сам, смотри у меня.
- Да, тятя, - поспешно соглашаюсь, подбирая шапку и мешок.
За зеркалом нагибаться бессмысленно. Оно разбилось. Двенадцать копеек псу под хвост! Четверть моего начального капитала! В последнее время с некоторой оторопью обнаружил за собой скупердяство. Раньше не задумываясь тратил, но тогда и считать не нужно было.
Мутер меня не обижала в этом смысле, а когда на лето приезжал к папаше погостить он без оплачивал что угодно. А теперь начинается трудовая жизнь, коей вечно пугали. От получки до следующей. Безусловно они ничего вроде нынешнего попадала не подразумевали, все больше в сторону учиться полезно. Ну и накаркали. Подарков долго ждать придется. Не хватит денег - сиди голодный.
- Конечно, - смирено соглашаюсь с добра мне желающим Василием Дорофеевичем. Разбежался я возвращаться. Разве совсем прижмет. И то не собираюсь на ком попало жениться. - Благословите в дорогу.
Он слегка оттаял на мой низкий поклон. Я ведь не зря так. Еще не хватает, чтоб передумал и брякнул нечто наподобие: Люди-то, что скажут: "У Василия Дорофеевича сын по миру пошел, скитаться…". Или насчет наживания богатства. "Кому оставлю - тебе. Ужель отцовские труды на ветер пустишь".
Типа для кого стараюсь. Очень знакомые речи. Не думаю, что папаша в этом отношении от тяти отличается. Все им блазнится, чтоб дело продолжили. А меня никто спросить не пытался?
Перекрестил на прощанье и пихнул в спину. Я мельком увидел натуральную слезу. На душе потеплело. Пусть и не мой настоящий отец, но ведь заботился. И хочет помочь. Даже возможность для учебы давал и в Москву пустил. А мачеха, что с бабы возьмешь! За ним вины нет. Мужик в самом возрасте, не дряхлый.
Розвальни двигались не особо ходко, но пока мы разбирались отъехали изрядно. Пришлось бежать всерьез и достаточно долго. Под конец даже запыхался. Тулуп тяжелый, да вещи, да валенки. Не спортом занимаюсь налегке. Вежливо поблагодарил возчика, показавшего на место рядом с собой и плюхнулся на сиденье. Подумал и полез посмотреть на свои документы. Интересно ж. Осторожно, чтоб не порвать и ветром не унесло развернул и мысленно зачитал:
"1729 года, декабря седьмого дня отпущен Михайло Васильев сын Ломоносов к Москве и к морю до ноября месяца предбудущего 1730 года, а порукою по нём в платеже подушных денег… расписался…"
Господибожешмой, я Михайло Ломоносов?!
Глава 9. Патриотизм и Петр Великий
Стучат копыта о протоптанную предыдущими санями колею. Ветер отсутствует и только снег падает медленно и плотно, не позволяя дороге превратиться в каток под тяжестью телег. Лёгкой рысцой бежит крепкая лошадь знакомым путем. В декабре мимо Курострова через Колмогоры постоянно идут тяжело гружённые рыбой беломорские обозы. И дорогая семга, и дешевая треска, все спешат доставить в Москву к масленой и великому посту.
Сижу себе в тулупе овчинном на санях и размышляю. Чего я собственно дернулся? Ну, Ломоносов. В кого-то должен был попасть, почему не в него? Перспективно. Великий ученый с ударением на русский. Потому что не думаю, что кто-то помимо специалистов по этому времени сумеет изложить, чем собственно он прославился.
И дело не в моих "глубоких" знаниях о его биографии. Просто вечно про борьбу с немцами и норманистами слышно. А с кем еще он мог драться? Других в Академии не водилось. И приятели у него были немцы, вроде этого… как его… которого молнией убило.
И жена у него была немка. Во время учебы подцепил. А ведь тоже хитрец. На дворянку не тянул, крестьянку брать не хотел, предпочел горожанку-мещанку. Никак он не мог там по православному обряду жениться и пришлось задним числом вторично венчаться. При наличии ребенка. Что недвусмысленно намекает на "огромную" религиозность и пренебрежение правилами. Гулять он точно был не прочь. И долги делал за милую душу, аж пришлось специально запрещать ссужать русскому студенту немецким бюргерам.
Стоп! Откуда знаю? Ага! Сериал шел и бабушка смотрела. Вот и сподобился урывками. Дурак. Надо было все внимательно изучать. Как же он назывался? "Россия молодая"? Нет. Это про шведов и кормщика Рябова. Еще жонка у него была симпатичная. Вроде прямо так и звучало - "Михайло Ломоносов". Чего меня сразу не торкнуло с Михайлы? Ладно, хорошо хоть что-то в голове есть.
Хотя реально, лучше бы не имелось. Мачеха в кино явно творила харассмент по полной программе. Неприличные намеки, прикосновения, даром он ее практически открытым текстом посылал. Это я с интересом смотрел. В те годы нешуточно вставляло. До порнухи позже добрался. Или это инцест? Нет. Не родная же. Типичный харассмент без возможности пожаловаться. Кто ж поверит? А и да, выносить сор из избы, тятю позорить.
В реальности ничего такого. Выдумали советские сценаристы. А то бы мне вообще весело было. С ее-то ничуть не киношными статями и рожей рябой. Мне нравятся вроде Одри Хепберн или Бриджит Бардо. Молодые естественно. А этот ужас в виде натуральной мачехи хорош в работе на огороде, а не в постели. Какое счастье, что фигня, но заставляет задуматься о подлинности даже немного зацепившегося в памяти.
И ведь были там вставки про исторических лиц. Ага! Когда Екатерину после смерти Петра императрицей провозглашали (разве она и так ей не была?) Меньшиков пригнал к дворцу два полка и выплатил им годовое жалованье. Короче силовое давление оказал. Так, так. Все ж не полная пустота. Может еще всплывет. Хочется надеяться.
Хуже, что после Германии я уже не смотрел. Разве ругань в Академии. Кто-то там взял переписывать старинные рукописи. Ломоносов очень возмущался. Вдруг вывезут копии за границу и там опубликуют. Пусть лучше мыши сгрызут. Сам не гам и другому не дам.
Вообще вечно смотрел странным взором, будто дебил. Подразумевалось режиссером наверное работа мозга, а по мне не сумел актер показать. Да и вообще… Как не старались отбеливать сплошное упрямство и хамство не удалось полностью смазать. Или режиссер фигу в кармане имел и сознательно натворил. Не сумел тот Ломоносов наладить нормальные отношения с начальством. То кулаки демонстрировал, то ругаться принимался.
Чем же он все ж прославился?