Воевода заморских земель - Посняков Андрей

По приказу Совета Господ Великого Новгорода Олег Завойский возглавляет экспедицию, которая должна пройти северным морским путем в новые земли - те самые, что позже назовут Америкой.

Отважных ушкуйников ждут на пути жестокие бури, исполинские торосы и бесконечные снега. Долгой полярной ночью не дремлют заклятые враги. А еще предстоит пересечь океан, чтобы столкнуться с могущественной империей ацтеков, чьи алчные жрецы захватят в плен русского адмирал-воеводу…

Содержание:

• Глава 1 - Монастырь Св. Антония Дымского - Господин Великий Новгород. Март - апрель 1476 г. 1

• Глава 2 - Северная Двина - Студеное море. Май 1476 г. 5

• Глава 3 - Студеное море - о-в Вайгач. Июль 1476 г. 9

• Глава 4 - Ново-Дымский острог (Левый берег Индигирки). Осень 1476 г. 12

• Глава 5 - Река Индигирка. Ново-Дымский острог. Зима 1476–1477 гг. 17

• Глава 6 - Залив Аляска - о-в Ситха (Восточное побережье Северной Америки). Июль 1477 г. 21

• Глава 7 - Восточное побережье Калифорнийского залива - Ново-Михайловский посад. Август - сентябрь 1477 г. 26

• Глава 8 - Ново-Михайловский посад. Зима 1477–1478 гг. 30

• Глава 9 - Ново-Михайловский посад - г. Цинцунцан. Весна 1478 г. 34

• Глава 10 - Крепость на плоскогорье Анауак - озеро Тескоко. Июнь 1478 г. 38

• Глава 11 - Теночтитлан. Июнь 1478 г. 42

• Глава 12 - Крепость Теспатль - Теночтитлан. Июль 1478 г. 46

• Глава 13 - Теночтитлан. Июль - август 1478 г. 52

• Глава 14 - Теночтитлан. Сентябрь 1478 г. 56

• Глава 15 - Теночтитлан. Сентябрь - октябрь 1478 г. 60

• Глава 16 - Озеро Тескоко - Ново-Михайловск. Октябрь 1478 г. 64

Андрей Посняков
НОВГОРОДСКАЯ САГА
Книга 5. Воевода заморских земель

Глава 1
Монастырь Св. Антония Дымского - Господин Великий Новгород. Март - апрель 1476 г.

Слышите - стонет земля!

Чуете - кровь колобродит!

Решается - НЕТ или ДА!

Море, вздымаясь, из пенного ложа выходит,

Будьте ж готовы!

Густав Суйтс, "Конец и начало"

В нескольких верстах к востоку от Тихвинского посада, среди густого леса, у озера с мягкой прозрачной водою притулился небольшой монастырь. По преданию, около двух веков назад молился на камне средь озера святой Антоний, он и основал пустынь. Деревянная церковь, частокол из мощных сосновых бревен, небольшой скит для братии, а кругом шумели черными кронами высоченные сосны.

От ворот обители к озеру вели узенькие мостки, по которым шли два монаха в черных рясах, несли в больших деревянных бадьях воду. Стояла тишина, прерываемая редкими птичьими криками, воздух был свеж и как-то по-особому благостен. Зазвонил колокол, гулко, с надрывом, созывая братию к вечерне. Солнце скрылось далеко за лесом, сгущались сумерки, небо на западе оранжевело закатом. В кельях зажгли лампады.

Услыхав колокол, монахи пошли быстрее, стараясь, однако, не расплескать воду. Заскрипели под их торопливыми шагами доски - скирлы-скирлы - эх, еще по осени собирался настоятель, отче Евфимий, перебрать мосточки, да так и не сподобилась братия. На весну оставили: вот, растает все, тогда…

Мартовский снег лежал вокруг, ноздреватый, угрюмый, черный. У самого частокола уже успел подтаять, кое-где проглядывала землица, а чуть дальше, в лесу, так и лежал по-зимнему, вовсе не собираясь сдавать свои позиции вплоть до конца мая.

Скирлы-скирлы - скрипели доски, покуда монахи не вошли в монастырский двор. Один из чернецов, поставив ведра, потянулся к воротам - закрыть да поторапливаться на молитву.

Скирлы-скирлы… Монах оглянулся - кто бы это еще? Нет, на мостках никого не было.

Однако скрип не утихал и, кажется, приближался. Заворчал в привратной конуре пес, выбрался наружу - огромен, что волк! - зазвенел цепью, затряс кудлатой головой и вдруг напрягся, повернувшись в сторону леса. Раздул ноздри, зарычал, залаял!

Встрепенулся в башенке страж, замахал руками чернецам - мол, закрывайте ворота скорее. Тут и второй монах бросил кадки. Побежал помогать, за засов ухватился - тяжел засовец, дубовый, не всяким тараном сломишь, да и откуда ему здесь взяться, тарану-то? Хоть и были шайки в лесах - места дикие - да не такие, чтоб приступом обители брать. Однако, опасаться стоило. На бога надейся, а сам не плошай. На частокол-то не полезут, а в открытые ворота вполне ворваться могут, бесовские души.

- Эй, стой, стой! - свесившись вниз, закричал чернецам сторож. - Отцу Евфимию скажите - мужик какой-то на лошаденке едет!

Мужик? Это на ночь-то глядя? Настоятель, высокий седобородый старик с изможденным лицом и пронзительным взглядом, по зову чернецов подошел к воротам:

- Кто таков, не сказывает?

- Говорит, Мефодием кличут. Тебя вроде знает, отче!

- Гм… Говоришь, один он?

Схимник задумался, а затем велел медленно отворить ворота. Вооруженные рогатинами монахи настороженно встали по сторонам.

- Нно, милая… - Скрипнув полозьями, во двор обители въехали сани. Сидевший в них чернобородый мужик в бобровой шубе, бросив вожжи, соскочил на землю и, сняв шапку, низко поклонился настоятелю:

- Мир тебе, отче Евфимий. И вам мир, братие.

Настороженный взгляд настоятеля неожиданно потеплел:

- Мир и тебе, странник. Кажись, знакомы мы…

- Знакомы, отче. У отца Филофея, в Успенья церкви Тихвинской, в прошлое лето виделись. Я Мефодий, своеземец с Шугозерья.

Отче Евфимий улыбнулся:

- Как же, помню тебя, Мефодий. Овес ты тогда привозил отцу Филофею. Что ж стоишь-то? Пошли к вечерне, а уж опосля - милости прошу, о своих делах расскажешь. Чаю, не зря ты сюда с Шугозерского погоста тащился, путь-то не близок!

- Не близок, отче, - со вздохом согласился Мефодий. - Да не своей волей… Не один я.

Он кивнул на сани. Настоятель присмотрелся и увидел в соломе крытый волчьей шкурой куль. Кажется, куль шевелился.

- Странник-то, - шепотом пояснил Мефодий, - из далеких земель странник - из-за Онеги-озера. Мои люди в лесу подобрали. Лежал, глаза закатив. Правда, лучше не стал. Видно, пришла пора помирать. Попросился вот в обитель Дымскую, место, говорит, для него дюже памятное.

- Что ж, мы всякому гостю рады. Эй, братие…

Настоятель кивнул монахам, и те, подхватив лежащего в санях человека, осторожно понесли его в скит.

Он умер перед самой заутреней, когда первые лучи солнца окрасили желтым вершины сосен на дальнем холме. Перед смертью пришел в себя - седой, исхудалый до невозможности, с выпавшими зубами и свалявшейся в клочья бородой. Увидев отца Евфимия, улыбнулся светло, словно за этим только и шел. Собравшись с последними силами, попросил похоронить на кладбище при монастыре, среди братии, да, вытащив из-за пазухи тряпичный сверток, прошептал:

- То Феофилакту, игумну Вежищскому, передай, отче. Да Настене с Нутной скажи, что…

С этими словами отошел странник. Легко умер, благостно, с улыбкой на изъеденных язвой устах.

- Прими Твою душу, Господи, - перекрестил преставившегося Евфимий, поднимая упавший на пол сверток. Тяжелый, перемотанный несколькими тряпицами и замшей, он разорвался при падении, и на ладонь настоятеля вывалился блестящий кусок металла. Небольшая, тщательно выделанная статуэтка какого-то человека-зверя, с широким лицом и коротким приземистым телом, опутанным изображениями змей. На шее - ожерелье из человечьих сердец. Глаза зеленовато-голубого камня сурово смотрели на настоятеля.

- Тьфу-ты, прости, Господи! - в ужасе передернул плечами отец Евфимий. - Никак - самоедский демон.

Настоятель осторожно засунул статую обратно и, перекрестившись, вышел, позвав братию.

- Игумену Феофилакту, говоришь, передать? - остановившись перед кельей, прошептал он. - Так Феофилакт уже пять лет, как не игумен… Не игумен, и не Феофилакт, а Феофил-владыко, архиепископ Новгорода, Господина Великого!

Заблаговестил монастырский колокол, над высокими соснами вставало солнце.

Били колокола на Софийской звоннице, в храмах Детинца и рядом - на Людином конце да на Неревском. За рекой, за седым Волховом, разносился праздничный звон над Торгом, плыл по Пробойной улице, по всей Славне, а на Федоровском ручье, на границе меж Славной и Плотницким, сталкивался с басовым колоколом церкви Федора Стратилата.

Гомонил на Торгу нарядно одетый люд, покупал пироги да сбитень, а кое-кто уже и успел пропустить кружку-другую хмельного кваса в ближайших корчмах. Толпами прохаживались по улицам новгородцы, улыбались друг другу, здоровались, целовались да поздравляли с великим праздником Святой Пасхи.

- Христос воскресе!

- Воистину воскресе!

Владыко Феофил, архиепископ и министр иностранных дел Новгородской республики, высохший и желтый, но еще вполне бодрый, сидел в высоком резном кресле и, улыбаясь, беседовал с гостем - высоким светловолосым мужчиной с модно подстриженной бородой и небольшой родинкой на левой щеке.

- Так, говоришь, не хочешь на второй срок, Олег Иваныч? - угощая гостя вином, поинтересовался владыко.