- Со шпынями не церемонься, Олег Иваныч, - отечески напутствовал Феофил. - По-московитски с ними, пытать! Геронтий, кат бывший, - в твоем полном распоряжении, денно и нощно.
- Сделаем! Хорошо б серебришка на оперрасходы.
- Вот те грамота… Получишь в казне. Потом отчитаешься.
Не успел Олег Иваныч в дело вступить, как к вечеру уж и людишки были выловлены по фальшивым деньгам бесчестным. Вощаник Петр да Гришаня, человек софийский. На дворе Петра-то обыском тайник сыскали. А в тайнике том - формы отливные для печатанья денег, так-то! Спрятаны были искусно - видать, опытный Петр-то - в кусок воска заколупал. Ежели б не Сувор, подмастерье честнейший, век бы не сыскали! Да и в кафтане Гришани софийского, опять же по наводке Сувора, пять монет серебряных бесчестных отыскались. Откуда они - то Гришаня не сказывал. Схватили обоих немедля, на законы новгородские не оглядываясь, дело-то спешное - да в поруб, посадничьим именем. Еще Сувор на Гвизольфи указывал, князя Олельковича человека свитского, - да того словить не успели, съехал Михаил Олелькович с Новгорода, не заладилось у него с боярами-то. Отъехал в Киев, тем паче - умер брат его старший Семен, князь киевский, - вполне возможно было на вакантное местечко сесть - так чего теряться-то?
Олег Иваныч явился в посадничий поруб с утра, как узнал об аресте Петра и Гришани. Переговорил с обоими - что Петр, что Гришаня об одном молили - об Ульянке. Одна на усадьбе осталась, как бы чего не вышло. Хорошо б на Москву отправить Ульянку, к сестрице старшей. О том и просил Петр-вощаник… Обещав, кивнул Олег Иваныч, задумался. Не такое простое дело - Ульянку из города выпустить, как бы господа бояре не заартачились, а могли вполне - Ставра послушав. Хоть и в должности государственной теперь Олег Иваныч, да родом не вышел - что скажет Господа - бояре знатные, то и делать обязан! Эх, давно пора боярам хвосты прижать, но пока… Пока, поразмыслив, Олег Иваныч решил действовать тайно. Как освободилось времечко - наведался на усадьбу вощаника, с Олексахой вместе. Зря наведался. Не было девицы на усадьбе, вообще никого не было: ни Сувора, ни другого подмастерья, Нифонтия, пес только дворовый был, Полкан… в кровавой луже лежал, стрелой подстреленный. Эх, Полкане, Полкане… Покручинился Олег Иваныч да плюнул - некогда кручиниться-то, надобно Ульянку сыскивать! Кто б подсказал-то…
Олексаха шепнул, вспомнив:
- Есть, Олег Иваныч, на Федоровском ручье колдунья одна, бабка Игнатиха.
Что за Игнатиха? Да где живет? На той стороне, на Федорова улице. Вспрыгнули в седла, поскакали. Черный забор, покосившийся, местами залатанный, древний. Старый дед на лавчонке, у забора.
- Дедко, бабка Игнатиха, не скажешь, где?
- Куды вам Игнатиха?
- Надобна… для зелья приворотного. Да ты не сомневайся, возьми вот медяшек с десяток. Мало? Вот те еще столько же. В каком-каком доме? Том, низком, за вербою? Видим, видим. Ну, благодарствуем, дед. Обратно пойдем - отблагодарим еще.
Изба была старой. Крытой желтой соломой, покосившейся, вросшей - не по климату - в землю. Под стать избе забор - жерди посгнили, погорбатились, кое-где упали на землю. Ворота кое-как держались еще Божьим словом… а скорее, и не Божьим вовсе…
На конское ржание отворилась, заскрипев, дверь. Высунулась из избы бабка, обликом - истинная ведьма. Кривая, костистая, горбоносая. Левый глаз бель-мастый, правый - смотрит, аж жжет! Насквозь буравит! Одета бабка в хламиду бурую, на главе плат черный с кистями повязан, в желтой руке - посох рябиновый.
Увидев гостей незваных, сощурилась неприветливо:
- Чего надобно, аль просто так зашли, на погибель свою?
- Не на погибель, бабуся, а за делом. Нет ли у тебя, случайно, зелья какого приворотного?
- Не держим такого, - сверкнула колдунья глазом. - Одни травы от лихоманки.
- Хорошо. Давай травы. Оплата по прейскуранту?
- Чего?
- Сколько стоят-то?
- Полденьги пучок!
- А в рот тебе не плюнуть, бабуля?
- Ладно. Отдам за полпула… только всю связку. Жаб сушеных не надобно ль?
- Ну, если только коньяк настаивать. А вообще, пока нет, не надобно. Давай свои травы.
- Ждите!
Захлопнув дверь, бабка Игнатиха скрылась в избе. Долго не показывалась, искала, видно. Рядом с избой сараюха приткнулась дощатая. Олег Иваныч кивнул Олексахе - проведай. Тот ломанулся мигом, тут же и возвратился докладывать.
- Ничего такого, Олег Иваныч, но бельишко кой-какое сушится.
Усмехнувшись, Олексаха поднял зажатый в руке алый лоскут.
- Неужто пионерский галстук? - пошутил Олег Иваныч. - Частичка комунячьей крови. В общем, белая палата, крашеная дверь.
- Плат-то девичий, - не понял шутки Олексаха. - Красивый плат. Бабки таких не носят.
Тут вышла из избы Игнатиха. Шамкнула ртом беззубым, травы пучок протянула.
- И что - полпула за сей гербарий? Ну, бабка, ты в пролете. Чья, кстати, косынка? Да не смотри ты так, нам твое колдовство - тьфу - напрочь по барабану. Ульянка где, сказывай! Да не бойся, друзья мы… Гришани-отрока волей присланы.
Колдунья, проявив неожиданную прыть, попыталась скрыться в избе. Не на тех напала! Олег Иваныч ловко подставил сапог в щель меж косяком и дверью.
- Чур тебя, чур! - плюнув на гостей, зашипела Игнатиха и сделала последнюю попытку впиться Олегу Иванычу в глаза желтой костлявой рукой.
- Ну ты вообще уж ополоумела, блокадница хренова! - не на шутку рассердился Олег Иваныч. - На костер захотела, кости попарить? Так мы тебе это зраз обеспечим… Хватай ее, Олексаха!
В этот момент из распахнувшейся двери выскочила девчонка с черными распущенными по плечам волосами. В руках она держала настороженный боевой самострел. Как и натянула-то, умудрилась? Блеск ее холодных голубых глаз обещал пришельцам мало хорошего.
- А ну, отпустите бабусю, не то хуже будет!
- Ох, как надоели мне эти тинейджеры, - покачал головой Олег Иваныч, поворачиваясь к девчонке. - Ты Ульянка, что ль?
- Не твоего ума дело! Отпускай, сказываю!
- Я - Олег Иваныч. Гришаня, чаю, рассказывал?
- Рассказывал. А не врешь?
- Ну, блин. - Олег Иваныч почесал затылок. - У Гришки родинка под левой лопаткой, так?
- Ну, так, - подумав, согласилась девчонка и покраснела.
- Может, в избу пройдем все-таки? Не май месяц.
Ульянка посторонилась, опустив самострел, и Олег Иваныч, пригнувшись, вошел в жилище. За ним последовала и сама хозяйка, колдунья Игнатиха, ведомая бдительным Олексахой.
- Что с батюшкой? - Ульянка схватила за руку усевшегося на лавку Олега Иваныча. Ничего не отвечая, тот внимательно рассматривал внутреннее убранство избы. Закопченные стены, такой же потолок - избенка была курной, - узкое, едва пропускающее свет оконце, затянутое бычьим пузырем. По стенам висели пахучие пучки трав, выделанные беличьи и куничьи шкурки, в углу - к удивлению Олега - икона Параскевы Пятницы. Пятницы… Где-то уже слышал Олег Иваныч про пятницу-то… В центре, в очаге, сложенном из округлых речных камней, весело пылало пламя.
- Плохо дело с батюшкой-то твоим, - в ответ на Ульянкины мольбы молвил Олег Иваныч. - Пойман и в поруб посадничий брошен! Ну не реви, не реви, не надо. - Он ласково погладил плачущую девчонку по голове. - Слезами, сказывают, горю не поможешь. Хозяйка, может, угостишь чем?
Выпущенная из цепких рук Олексахи колдунья, поворчав, поставила на стол глиняный кувшинец с исполненным квасом. Хороший напиток, хмельной и нa вкус приятный.
- Короче, нельзя Ульянке тут оставаться. Сыщут!
- Да как сыщут-то?
- Как, как… Как мы отыскали. Бежать ей надо, бабуся! И чем скорее - тем лучше. Иначе и ее пытать будут. На Москве сестрица есть, батюшка сказывал?
- Так. Гликерья. За Нежданом, двора постоялого держальщиком, замужем, - кивнула Ульянка.
- Примут сестрица-то с держальщиком?
- Про Неждана не знаю. А сестрица, думаю, рада будет… А батюшка-то? А… А Гриша… он что, тоже в порубе?
Олег Иваныч кивнул, задумался.
- Посольство московское не сегодня-завтра отъедет. Поговорю с Товарковым, Иван Федорычем. А ты наготове будь. Ежели что, вот он, - Олег Иваныч кивнул на Олексаху, - заедет конно. Поняла, дщерь неразумная?
- Ой, батюшка…
Поцеловав руку Олегу Иванычу, Ульянка бросилась на колени, к иконе:
- Матушка, Параскева-Пятница, убереги батюшку да Гришу…
- Ладно, не убивайся. Может, и обойдется еще…
Врал Олег Иваныч. Ой, врал, ой, лукавил. Ой, не обойдется. Не обойдется, коль сама Господа за дело то взялась. Хоть и поставлен Олег Иваныч главным - а у бояр, у каждого, свой сыск! Вощаника-то Петра точно казнят - велики улики, а откуда они взялись, разбираться не станут, некогда - упасти бы Гришаню-отрока. Тоже неизвестно - как…
- Коль ты Олег Иваныч, и у меня есть тебе молвить что, - провожая, вышла следом на двор колдунья, бабка Игнатиха.
- Ну, молви, коль есть. Имя вот твое не знаю…
- Марта я.
- Молви, Марта Игнатьевна.
- Есть у тебя враг сильнейший - Ставр-боярин! Пасись его, господине! Пасись! Зело коварен Ставр.
Олег Иваныч усмехнулся: а то он этого раньше не знал:
- Благодарствую, Марта Игнатьевна…
Простились, обратно в палаты поехали - думать, как Петра с Гришаней выручать… Некогда и пообедать было - перекусили на Торгу пирогами заячьими…