- А то сам не понимаешь? - хмыкнул Зверев, отер нож о брошенную у стены, невыделанную шкуру и спрятал в ножны. - Ниточками я здесь прирастаю, волхв. Еще немного, они и в цепь превратиться могут. А я не хочу оставаться здесь, Лютобор. Я хочу домой.
- Полнолуние через восемь ден, чадо, - прищурился на свой ноготь чародей. - Тогда удачу и попытаем. Али не веришь, что всеми силами я клятву свою исполнить норовлю?
- Верю, мудрый волхв, верю, - вздохнул Андрей. - Но сам видишь - дни идут, а я еще здесь. Я сделал все, чего вам хотелось, и даже больше. Теперь возвращай меня обратно. Возвращай!
- Могу повторить лишь то, о чем сказывал не раз, - пожал плечами Лютобор. - Но ведь ты не желаешь верить. Глянь лучше сюда. Это мертвая вода, веришь?
- Та, что способна сращивать любые раны? - подошел ближе Зверев и через плечо колдуна стал разглядывать застывшую на ногте волхва желтую, полупрозрачную каплю, похожую на сверкающий на солнце янтарь.
- Кабы так… - вздохнул старик. - Надеялся я на то, да не вышло. Живые раны не заращивает, токмо мертвые.
- Это как? - не понял Андрей.
- Кости сращивать может. Мясо же и кожу - нет.
- Какой же тогда в ней смысл?
- Сам знаешь, чадо. Рана от меча иной раз глубока, кость наружу торчит. Вот тут ее можно и срастить, выправить.
- Извини, учитель, - скривился князь Сакульский, успевший за последние два года пройти добрый десяток сражений, - но коли у раненого кости торчат, он скорее и не жилец вовсе. Кровью истечет, хоть ты клей его, хоть не клей.
- А жаль… - продолжал разглядывать капельку древний кудесник. - Тяжко готовить снадобье сие. Коли переваришь - твердеет; недоваришь - киснет, ровно мясная похлебка. Вот, смотри, чадо. Как капля, ногтем с ложки собранная, растекаться перестает, то, стало быть, и зелье готово.
- А смысл в нем каков, Лютобор? Чего ради такие старания?
- Рази я не сказывал? Коли боли у смертных сильные в костях, коли ногти и зубы гнить начинают, коли суставы пухнут, то мазать отваром сим их надобно. Костные болячки все, почитай, исцеляет. Ну, и коли ратная рана глубока, то и там кость склеить можно. Токмо… Тут прав ты, дитя, пользы там будет мало. Да, и еще. Собрал я для тебя котомку малую. Положил кое-что, чего тебе самому трудно по первости будет добыть, но нужда в чем непременно возникнет. Сало с трех мертвецов в свечах, порошок ноготка и корня Иванова, коготь желтого медведя от коровьей немощи, жир барсучий да воск - свечи колдовские отливать. Прочее ты и сам собрать сможешь, коли судьба придавит.
- Все вы к одному гнете, - поморщился Зверев, однако березовый туесок взял. - Домой ты меня отправь лучше, домой.
- Приходи на восьмой день к полуночи на алатырь-камень Сешковской горы, - снял котел с огня колдун. - Место тебе ныне знакомое, провожатые ни к чему. Бурдючки кожаные подай, что на столе приготовлены. Разлить зелье поможешь. Приходи, за успех ручаться не стану, но что смогу - сотворю, как и обещал.
Это было правдой. Выдернувший его из двадцать первого века чародей пытался возвратить Андрея в родные места уже не раз. Для усиления колдовства своего волхв проводил обряды в полнолуние на алтарном камне древнего, даже доисторического святилища неведомых богов, что было разрушено Андреем Первозванным на Сешковской горе. В этом проклятом месте нечисть всякая и по сей день страха никакого не знает. Местные жители обходят его стороной, а монахи Филаретова храма, наоборот, то и дело отправляются на гору с темными силами бороться, землю святить. За что один за другим жизнью или рассудком и платятся. Но пока еще старания Лютобора успехом не увенчались. То ли хитрит старый волхв, то ли и вправду не получается у него ничего с заклинаниями.
- Ладно, - вздохнул Зверев, - восемь дней, так восемь дней. Ты мне вот что скажи, мудрый волхв. Коли жира человеческого я взять у знакомого не успел, могу я судьбу его как-то узнать? Понимаешь, знакомая одна у меня куда-то пропала…
- Коли беды за ней не чуешь, лучше не пытаться… - Забавно высунув язык, чародей начал разливать свое варево из широкого котла в узкие горлышки кожаных фляг и, как ни странно, не проливал при этом ни капли.
- Отчего?
- Коли вещицы человека пропащего у тебя нет - ношеной, знамо, дабы хоть немного жира для свечи выварить… В общем, коли через зеркало Велесово глянуть не можешь, анчуток вездесущих звать надобно, с ними уговариваться, жертву приносить. Они, пожалуй, любого найдут. Да токмо натура у них шаловливая. Так просто от найденного не отстанут, обязательно повеселятся. Либо работу попортят, либо вещи утащат али перепутают, а иные и вовсе людьми перекидываются да знакомиться идут. Замучишься опосля от помощников таких избавляться. Однако же, чадо, о ком душа твоя горюет при молодой-то жене?
- Да так… - отмахнулся Андрей.
С самого дня своей свадьбы не видел он нигде в усадьбе Вари, дочери пасечника. Соскучиться успел по глазам ее, по улыбке. Однако вряд ли с ней случилась какая-нибудь беда. Скорее, боярин Лисьин, зная об увлечении сына, перед свадьбой услал ее куда-нибудь с глаз долой, дабы во время торжества конфуза неприятного не случилось.
- Еще одна ниточка? - понимающе спросил колдун.
- Она самая, - признал молодой человек. - Ладно, не стану пока ничего делать. Авось, через восемь дней все закончится.
* * *
По ощущениям Зверева, на Русь пришел март. Пускай все еще стояли морозы, но солнце грело весьма ощутимо, пробивая в сугробах глубокие сверкающие проталины, да и холмы, не поросшие кустарником или лесом, уже подставляли свету бока, покрытые жухлой прошлогодней травой. Дворня отдыхала, веселилась, играла в задергу, межу и лапту, уделяя работе времени вдвое меньше обычного. Для смердов усадьбы наступила самая благодатная пора: к посевной они за зиму подготовились лучше некуда, но начало работ оттягивал снег, все еще укрывающий землю. Тот же снег успел местами подтаять, провалиться в накатанных местах - зимники лесные стали непроезжими, ни дров, ни леса строительного не заготовишь. Вот и веселились селяне. Когда еще дурака повалять, кроме как не сейчас? Боярыня с девками к Масленице близкой готовилась, парни за ними подсматривали да подшутить норовили. Тех, что попадались, девки в горницу затаскивали и в хмельную прялку играть заставляли: напаивали медом вареным или пивом до полного свинячьего визга, после чего предлагали любую из них для утех любовных выбрать да удаль мужскую показать. Насколько понял Андрей, воспользоваться предложением не удавалось никому: вырвавшись от девок со спущенными штанами, бедолаги под общий хохот в первую очередь устремлялись искать отхожее место. Причем даже это удавалось не всем: ноги опоенных парней заплетались, глазомер не позволял попасть головой в распахнутую дверь или определить первые ступеньки на краю крыльца. Бродили слухи, что кому-то когда-то подфартило то ли баб обмануть и выпить меньше, чем вливали, то ли и впрямь мужской силой слабость телесную одолеть - посему некая притягательность в баловстве языческом была. Но с таким же успехом можно надеяться на крупный выигрыш в уличной лотерее.
Разумеется, Ольга Юрьевна и боярин Василий Ярославович в игрищах этих не участвовали, а хозяйка вроде даже осуждала охальное баловство и угрожала привести монахов из церкви - но дальше угроз дело не шло, и развлечения продолжались каждый вечер.
Зверев, как сын боярина, а ныне еще и князь Сакульский, тоже со смердами не смешивался. Для него утро начиналось с двухчасовой разминки на берегу Крестового озера: он дрался с Пахомом на саблях и ножах, бил кистенем шишки на снеговиках, благо снег еще лепился, тренировался работать рогатиной, стрелять из лука. После завтрака Андрей либо отговаривался охотой и уезжал на Козютин мох к колдуну за древними знаниями, либо оставался и уже сам учил холопов работать бердышом. Это оружие, неведомое ранее на Руси, пришлось по вкусу всем ратным людям, и ныне в отряде боярина Лисьина огромные стальные полумесяцы имелись у каждого воина, да еще с десяток про запас в оружейном амбаре хранилось.
День да ночь - сутки прочь. Три раза Зверев к волхву прокатился, три дня с холопами железом поиграл, два раза на настоящую охоту съездил - зайцев в поле погонять да кабанов у дубравы покараулить. Заметить не успел, как восьмой вечер настал.
Весенний день долог, а потому Андрей решил не привлекать внимания, выбираясь из запертой усадьбы поздними сумерками, и ушел задолго до ужина, прихватив лук и колчан с истрепанными учебными стрелами. Сперва на берегу озера по пню с трехсот метров поупражнялся, потом удалился в поле, где под снегом спал летник на Великие Луки. Здесь, дожидаясь заката, он пару раз опустошил колчан по низкому разлапистому дубу, выросшему в стороне от общей дубравы. Ветра не было, а потому Зверев попытался попасть в цель сперва с четырехсот метров, затем отступил еще дальше. Получалось не самым лучшим образом: от силы одна стрела из трех в стволе застревала. Будь это АКМ - разряда по стрельбе ему бы ни за что не видать. Хорошо хоть, главный экзаменатор здесь - он сам, князь Сакульский. А что до битвы, которая любому учению главный судья, - так там за полкилометра белке в глаз стрелять ни к чему. Там по густой, многосотенной армии бить приходится. По такой цели и захочешь - не промахнешься. Медведя дрессированного в строй ставить можно.