Я отвязал от пояса кошелёк, высыпал из него на ладонь все монеты, демонстративно отделил одну, которую спрятал обратно, а остальные подвинул к Готфриду.
– Вижу я, – сказал Готфрид, убирая деньги в большой сундук под кроватью, – что есть в тебе смирение и благочестивое рвение до дела христианского... Погоди-ка.
Бормоча себе под нос, Готфрид принялся рыться в сундуке. Не найдя искомого, он бегло осмотрел две деревянные полки, приколоченные к задней стене, и перешёл к сундуку, стоявшему рядом с дверью.
– Куда же я её сунул...
Нужная вещь нашлась в груде тряпья (в том числе и женского), сваленного рядом с сундуком. Это оказалась увесистая шкатулка, обитая железом. Готфрид сел на кровать, положил шкатулку себе на колени и начал копаться в её содержимом.
– "Сим свидетельством..." Так, это не то... Это святотатство... Это возведение хулы на Папу... А это что такое?.. Ага... Нет... А это?.. А, вот оно!.. Давай становись на колени.
Чувствуя себя полным идиотом, я встал.
– Сын мой, веришь ли ты в Иисуса Христа, Господа Бога нашего? – проникновенным голосом спросил меня епископ.
– Да, отец мой. Верю.
– Раскаиваешься ли ты в убийстве... этого... как его...
– Гийома де Боша.
– Во! Точно... Раскаиваешься?
– Раскаиваюсь.
– Какие-нибудь у тебя ещё есть грехи?
– Да нет... кажется...
– "Кажется"! – передразнил меня епископ. – Так есть или нет?
– Нет.
– Не верю.
– Ну, вообще-то... – начал я, судорожно соображая, что бы ещё такое придумать.
– Ладно, – смилостивился Готфрид. – Знаем мы ваши грехи. Все мы грешны. Отпускаю тебе прегрешения, сын мой... Повторяй за мной: Pater noster qui in caelis...
– Pater noster...
Но тут нас прервали. Скрипнула дверь. В комнату заглянула молоденькая и довольно привлекательная девушка.
– Монсеньор Готфрид, вы зде... Ой, простите! – осеклась она, заметив наконец и меня.
– Мари, – с ласковой укоризной сказал епископ. – Ты не вовремя. Сгинь с глаз моих.
Девица шмыгнула обратно за дверь. Готфрид несколько секунд смотрел ей вслед. Потом в такт каким-то своим мыслям покачал головой. У меня начали затекать колени.
– На чём мы там, бишь, остановились?.. – спросил меня епископ, поворачиваясь.
– На Патерностере.
– Ах да... – Готфрид осенил меня крестом. – Вот что, сын мой... Иди-ка ты и не греши больше... Прочтёшь десять раз "Pater noster" и "Ave"... Аминь.
Решив, что настал подходящий момент для того, чтобы перекреститься, я так и сделал. Во мне почему-то сидела твёрдая уверенность, что креститься следует через правое плечо, однако рука сама собой потянулась сначала к левому, а уж потом к правому – и я не стал препятствовать ей в этом.
– Благодарю вас, отец мой...
– Всё, – епископ сунул мне в руку прямоугольный кусок пергамента и ещё раз небрежно начертил в воздухе крест, – иди, сын мой.
Я вышел.
Тибо дожидался меня во дворе:
– Ну как?
– Лучше некуда. Особенно хорошо пошло вино из монастырских подвалов.
Тибо всплеснул руками:
– Так что, вы к нему в гости не напросились? Всё равно в городе ночлег искать придётся.
Я пожал плечами. Подобная мысль мне как-то в голову не пришла. Но признаваться в этом я не собирался.
– Скажем так: обстановка к продолжению знакомства не располагала.
– Аааа...
Когда мы подъехали к воротам, выяснилось, что привратник куда-то исчез. Так что открывать ворота нам пришлось самим. Закрывать их мы не стали. Сами закроют. Не маленькие.
* * *
Постоялый двор мы нашли быстро. Первый же человек, к которому обратился Тибо, уверенно указал пальцем куда-то в конец улицы.
– Вон тот дом видите? Заведение месье Герарда. Там есть и конюшня, только с обратной стороны надо заехать.
Мы так и сделали. Воняло в переулке знатно. На главную улицу города местные жители сливать помои, видимо, стеснялись. Всем остальным улицам, переулкам и закуткам повезло меньше.
Оказавшись во внутреннем дворе заведения, мы спешились, поручили лошадей заботам подбежавшего конюха, а сами отправились в дом.
Значительную часть первого этажа занимала одна большая комната. В комнате стояло четыре деревянных стола, за каждым из которых могло бы разместиться человек десять.
Не успели мы войти и оглядеться, как к нам уже спешил коротышка в фартуке, заляпанном жирными пятнами. Под фартуком круглилось солидное брюшко. Пиво или сидячий образ жизни? Я бы поставил на пиво...
Торопливо вытирая руки о фартук, человек поклонился:
– Добрый день, господа.
– Ты – тутошний хозяин? – осведомился Тибо.
Любитель пива кивнул:
– Он самый. Герард моё имя.
– Свободные комнаты есть?
– А как же!
– Нам нужны две. И желательно без клопов.
Хозяин озабоченно почесал пятернёй затылок. По его лицу было видно, что непомерные требования моего слуги смутили его и расстроили.
– Рози, – позвал он служанку. – Покажи господам лучшие комнаты. А вы (это уже нам) там сами выбирайте. Какая больше понравится, ту и займите. У нас нынче много свободных.
– Надеюсь, чистое бельё предполагается само собой? – спросил я.
Поскольку говорил я негромко, кроме трактирщика этот вопрос услышали только Рози и небритый молодой человек, сидевший за ближайшим столиком. Оба они поглядели на меня с любопытством. А разве я что-то не то сказал?..
Только трактирщик сохранял гиперборейское спокойствие.
– Можно и чистое, – согласился он.
Спальни для гостей располагались на втором этаже, поэтому Рози повела нас наверх. Отперла пару дверей, протёрла подвернувшейся под руку тряпицей бронзовые зеркала, распахнула тяжёлые ставни, впустив в помещения дневной свет.
– Прилично... – задумчиво заметил Тибо. По его тону я понял, что это лучшее, что нам может предложить данный провинциальный трактирчик.
– Я сплю здесь, – сказал я, когда мы вошли во вторую комнату.
– Но ведь та просторнее, – недоуменно промолвил мой слуга.
– Не люблю большие помещения.
Тибо удивлённо посмотрел на меня, но промолчал. Похоже, раньше у меня были другие вкусы...
Но поскольку боссом был я, никаких дискуссий не возникло. Меньшая – значит, меньшая. Тибо отправился вниз – забрать наши сумки.
– Кстати, а где тут можно было бы помыться? – поинтересовался я у Рози, пока она перестилала постель.
– Я скажу, чтобы подогрели воду, господин.
Я прошёлся по комнате, выглянул в окошко. Небо затянуто серыми клочьями облаков. Дождь будет.
Итак, время шло, а память не прояснялась: основательно приложил меня покойный Гийом де Бош своей палицей. Ни черта я не помнил ни о себе, ни о своей жизни. Даже не знал, что за "Патерностер" и "Аве" должен прочесть. А ведь предполагалось, что я должен хорошо знать, что это такое.
Я отвернулся от окна и принялся рассматривать хлопотавшую в комнате девушку. Симпатичная. Была бы ещё симпатичнее, если бы сняла тот дурацкий платок, под которым спрятала волосы.
Моё внимание привлекло висевшее на стене бронзовое зеркало. Оно было маленькое и тусклое, но я обрадовался и с превеликим любопытством заглянул в зеркало.
С той стороны мутного бронзового окошка отразилось лицо человека лет двадцати пяти – двадцати шести. Нос с горбинкой, тёмные волосы, узкое лицо, чуть впалые щёки, желваки на скулах, выдающийся вперёд подбородок. На подбородке – трехдневная щетина. Тёмные глаза. Какие именно: тёмно-синие, карие или просто чёрные, определить было нельзя – отражение в бронзовом зеркале не было достаточно ясным.
Мне вдруг стало неуютно. Из зеркала на меня пялился совершенно незнакомый человек.
Я поспешно отвернулся. В голове – полный бардак.
Спас меня от тягостных мыслей Тибо, который ввалился в комнату с нашими сумками. На душе сразу потеплело. По крайней мере, в этом мире был хотя бы один человек, на которого я мог положиться.
Тибо положил сумки в угол, поглядел на служанку, потом перевёл взгляд на меня. Он явно что-то собирался сказать.
– Да?
– Ваша милость, вы... эээ... ммм... вы кушать не хотите?
Я рассмеялся и хлопнул его по плечу. Мне-то есть не хотелось, а вот Тибо, похоже, проголодался.
– Пошли вниз. Зажарим трактирщика.
Тибо слегка оторопело посмотрел на меня, потом, сообразив, что это шутка, несмело улыбнулся. Мы спустились вниз.
Едва мы уселись, как рядом тут же возник месье Герард. Я кивнул Тибо: выбирай, мол, сам.
– У вас есть что-нибудь горячее?
– Каша с луком и салом.
Тибо посмотрел на меня: устраивает? Я решил, что напрасно передал ему инициативу.
– А что-нибудь мясное?
– Прикажете зарезать гуся?
– Милейший, давайте оставим гуся на ужин. Какие-нибудь холодные закуски имеются?
– Оленина, колбасы, паштет... капуста есть ещё солёная... грибы...
– Грибы. И оленину.
Хозяин кивнул, однако уходить не спешил.
– Что ещё? – спросил я.
Месье Герард посмотрел на меня с недоумением. Тибо же – с сильнейшим беспокойством.
– А вы пить ничего не будете?
– Будем, – успокоил я и Герарда, и Тибо. – Что у вас есть?
– Превосходное светлое пиво. Только сегодня открыли новую бочку...
На лице Тибо отразилось оживление. Я же поморщился:
– А кроме пива?
– Вино. Есть каорское, есть бургундское. Есть и с наших собственных виноградников... Ну а если вы там какой обет дали – молока могу принести... морс ещё имеется...
– Достаточно. Мне – бутылочку бургундского.
Я посмотрел на Тибо.