– А раз верно, то дружки ихние из Антанты должны были сказать, что Врангель уже салом пятки смазал и драпает? Или они от Стамбула аж с девятого числа телепались?
Девятого ноября пали укрепленные позиции армии Юга России на Турецком валу и красные хлынули в Крым. Митька пошевелил губами, произвел в уме подсчеты и в досаде надвинул картуз на нос.
– Ладно, Митяй, ты пока побудь тут, понаблюдай, а к вечеру чтоб был на Карантинной, – подвел итог Макарьев. – Пошли, дядь Жора, надо собирать ячейку. Кажись, беляки решили в Севастополе задержаться. Надо сообщить в штаб Южфронта: товарищи думают, что в Севастополе белых войск нет, войдут – и наскочут на этих!
IV
Подводная лодка "Имени тов. Троцкого"
Подводной лодке "АГ-23" (серия "Американский Холланд") не довелось принять участие в Мировой войне. Построенная в канадском Ванкувере для англичан, она была приобретена в конце 16-го года заводом "Ноблесснер" по заказу российского Морведа, и через год, в августе 17-го, ее зачислили в списки черноморского подплава. "Американку" в разобранном виде перевезли по морю во Владивосток, откуда на железнодорожных платформах, проделав посуху половину кругосветного маршрута, она попала на завод "Наваль" в Николаеве.
Российская империя к тому времени уже кончилась; в бурях Гражданской войны стало не до американской "гостьи". "АГ-23" так и простояла на стапеле, пока в городе, как узоры цветных стеклышек в калейдоскопе, менялась власть. 14 февраля 1918 года в Николаев пришли Советы; вслед за ними в город вползли стальные германские колонны. Эти тоже не задержались: в конце года немцев сменила Антанта. В марте 19-го вернулись красные лишь для того, чтобы в августе уступить город армии Деникина. Но ненадолго: в январе 20-го года красные прогнали "добровольцев" прочь, и в эллингах закипела работа. Республике рабочих и крестьян требовался флот на Черном море.
Тут-то и вспомнили о недостроенной "американке": осмотрев лодку, начмехчасти Упрподплава Морсил заключил, что ввод ее в строй не потребует чрезмерных затрат.
1 июня лодка, получившая название "Имени тов. Троцкого", была спущена на воду. Ее новый командир, Александр Алексеевич Иконников, бывший лейтенант Российского Императорского флота, опробовал субмарину на мерной миле и сделал несколько учебных выходов в Днепро-Бугский лиман.
Если с погружениями и навигацией экипаж еще справлялся, то стрелять было нечем: в Николаеве не нашлось торпед для американских аппаратов. Тем не менее Иконников трижды ходил до самой Одессы и 21 октября отрапортовал начвоенмору Юго-Западного фронта товарищу Измайлову о том, что первая красная подводная лодка на Черном море готова драться с гидрой контрреволюции.
Сама гидра к тому времени уже издыхала, но еще огрызалась. В середине ноября субмарина "Имени тов. Троцкого" вышла в боевой рейд. Целью были караваны судов, на которых врангелевцы удирали под крылышко Антанты. Выход обещал стать непростым: беляков сопровождали французские эсминцы, а с ними шутки плохи. К тому же в 45-сантиметровые аппараты были загружены, за неимением подходящих торпед, 38-сантиметровые. 14 ноября лодка встретила караван и попыталась атаковать, но заместительные решетки, приспособленные под нестандартные торпеды, подвели. Едва разойдясь с эсминцем "Пылкий", субмарина отстала от конвоя. Связи с берегом не было; на лодку перед выходом в море прислали телеграфиста, мобилизованного на ближайшей железнодорожной станции, но даже приставленный к затылку "маузер" не помог бедняге разобраться в проводах и катушках "Телефункена".
А все же отпускать беляков без последнего "прости" от Республики не хотелось. Иконников, посоветовавшись с комиссаром, принял решение: "Идем к Севастополю". Да, основной караван они упустили, но можно перехватить кого-то из числа припозднившихся. Те пойдут без конвоя, и, даже если торпеда снова не выйдет из аппарата, можно пустить в ход артиллерию. Горючка в цистернах стояла на половинной марке, до Севастополя всего-то полсотни миль, так что авось и получится поймать какую-нибудь калошу с беглыми кадетами, юнкерьем и штатской контрой. Нечего им из Европы гадить молодой Республике Советов!
* * *
К вечеру 15-го погода испортилась. Пролетарской сознательности команде было не занимать, но это не помогало справиться со штормом. Приходилось жечь драгоценное топливо. Злая черноморская волна перехлестывала через низкую палубу, гнула леерные стойки, разбивалась о рубку. Возню с торпедными аппаратами пришлось прекратить, хотя механик Водяницкий клятвенно обещал, что чертовы трубы сработают как надо. Пока же приходилось рассчитывать только на гочкисовскую пукалку, годную разве что против рыбацких шаланд…
Но возвращаться еще рано. Революционный приказ не выполнен, и виноват в этом он, краском Иконников. Что мешало опробовать аппараты во время пробных выходов? Не захотел возиться, ловить торпеды в мутно-желтой водице лимана. Даже в царские времена, когда учебные стрельбы проводились на специальных станциях, где были и сетевые боны, и барказы-торпедоловы, терялась одна торпеда из пяти. А при нынешнем бардаке сколько потеряется? И кому отвечать за утраченное имущество? Ему, Иконникову! Бумажками не отделаться, могут и во вредительстве обвинить. У комиссара это быстро – вон как косился, когда два дня тянули с исправлением аккумуляторных батарей! Бывший студент-филолог, Маркса наизусть шпарит, а вот отличить клинкет от комингса – это, извините, ни к нему. Но не трус: не всякому достанет мужества нырять под воду в пропахшем соляровым маслом, по́том, парами кислоты железном гробу, с командой, половина которой до сих пор ходила разве что на портовых буксирах…
– Право два! – отрывисто бросил Иконников. Рулевой был настоящий, из прежних – кондуктор Салотопов, в германскую служил в балтийском подплаве. Он да механик Водяницкий – вот и все ветераны.
– Идем к Каче, отстоимся в бухте, а как волнение уляжется – к Севастополю. Врангелевцы небось тоже пережидают, пароходы-то у них переполнены сверх меры…
Иконников кривил душой. Ждать беляки не будут, выйдут в море при любой погоде. Травить с палуб, мотаться в духоте трюмов на семибалльной волне – удовольствие маленькое, но ведь наступающего Фрунзе непогода не остановит. Что ж, нет худа без добра: можно будет зайти в опустевшую бухту, как первый корабль Республики в освобожденном от гидры контрреволюции Севастополе! А беляков на наш век хватит, главные битвы с мировой буржуа́зией впереди.
Глава вторая
I
ПСКР "Адамант"
Начинаю привыкать к путешествиям во времени, подумал Андрей. В первый раз было потрясение: удар, лиловый вихрь, осознание новой реальности, полное мучительного непонимания и ожидания неизвестно чего. Во второй раз, когда они возвращались в ХХI век, им владело одно чувство – страх. Страх, что опять что-то пойдет не так, что магия Переноса снова сыграет злую шутку: забросит куда-нибудь не туда или вовсе распылит на какие-нибудь кварки, словно смерч, разносящий по соломинке попавшийся на пути стог. Хлоп – и сотни жизней растаяли в лиловом ничто, нигде и никогда.
Нечто подобное испытывали и другие, а Эссен и вовсе признался, что незадолго до "часа "Ч" опорожнил бутыль трофейного, взятого на "Фьюриесе" рома и в момент Переноса пребывал в блаженном беспамятстве. Вестовой выволок его на палубу, и глазам предстала Балаклавская бухта, корабли с незнакомыми обводами, небо, прочерченное белесыми полосами… а когда над головой повис вертолет, стало ясно, что самое страшное позади.
На этот раз все прошло вполне буднично. По трансляции начался обратный отсчет: "три, два, один…" Палубы опустели: броняшки задраены, оптика закрыта заслонками, электроника на всякий случай обесточена. Тряхнуло, правда, изрядно, но и только. Никакой волны вселенского холода, лишь мгновенно возникшая и пропавшая лиловая пелена.
Ожил динамик внутрикорабельной связи. Андрей попробовал встать – тело отозвалось тупой болью, как в затекших конечностях. "Говорит Митин, – прохрипел он в никелированную сетку, – я цел, в отсеке видимых повреждений нет…"
Через четверть минут командир БЧ-4, старлей, заменивший Никиту Бабенко, отрапортовал: связь с экспедицией установлена. Мостик наполнился аплодисментами. Груздев улыбался, раскланивался – похоже, принял восторги на свой счет. Что ж, имеет право… Радист щелкнул тумблером, из динамика зазвучал голос капитана первого ранга Куроедова.
II
Из "Записок Андрея Митина". С.-Петербург, изд. "Академия". 1901–1946 гг.
"…Удивительно, но для них прошло меньше двух суток! Тридцать семь часов назад БДК проекта 775 "Можайск" и сторожевик проекта 1124К "Помор" вывалились из Воронки Переноса. И сразу стало ясно, что "Пробой", огромная тороидальная установка, смонтированная на транспорте "Макеев" и прозванная остряками проекта ЦЕРНом, сработала нештатно, забросив экспедицию куда-то не туда. Доказательства налицо: в 1854 году, куда они направлялись, радиосвязи не было даже в проекте, телеграф – и тот оптический. А тут в эфире сплошная морзянка!
"Время пребывания", 14 ноября 1920 года, установили, как только поймали передачу "радиожурнала вестник РОСТА". А там и на Париж настроились – Эйфелева башня исправно вещала в эфир на половину мира.
Что ж, они были готовы и к этому. Стоит передать аварийный код, и умники с "Макеева"-ЦЕРНа вернут "потеряшек" домой. Но скоро специалисты, работавшие с хроноаппаратурой, отрапортовали: связи с "Пробоем" установить не удалось, видимо, лиловая аномалия сбила какие-то тонкие настройки. Маяки работают, уверяли ученые, но ответного сигнала ЦЕРНа нет. Их попросту не слышат.