– Так он раньше декабря лекций не начинает. Так что идите себе, господа…
И важно проследовал по коридору. Ошарашенные первокурсники глядели ему вслед.
– Ну и порядочки у вас! – вырвалось у Виктора. – Ни фига себе – предмет в расписании, а он – "не раньше декабря"! Заменить, что ли, не могли?
– Это еще что, – вздохнул Володя. – Осенью многие преподаватели начинают лекции с изрядным запозданием. Да и на занятия приходят кто на четверть часа позже, а кто и того поболе. Обычное дело…
Первокурсники оторвались наконец от созерцания удаляющегося сторожа и вновь зашуршали тетрадями. Владимир и его гости остановились поодаль – наблюдали.
– Лекцию читает экстраординарный профессор… Что такое – экстраординарный? – спросил первокурсник товарищей по несчастью.
Те недоуменно пожимали плечами.
Лопаткин ухмыльнулся и пришел наконец на помощь несчастным:
– Вы что, господа, ни одного профессора до сих пор в глаза не видели?
Те смущенно замотали головами, с надеждой глядя на многоопытного избавителя.
– Экстраординарный, – снизошел до объяснений Владимир, – это значит "внештатный". То есть сей ученый муж, не являясь сотрудником университета, просвещает наши темные умы по некоему разделу наук.
Лопаткин говорил с первокурсниками снисходительно-высокомерно, чем еще больше усиливал их робость.
Пока Владимир преподавал азы студенческого жития первокурсникам, Геннадий и Виктор с любопытством озирались по сторонам. В здешних коридорах жизнь, похоже, всегда кипела. Толпа студентов была самой разношерстной – от щеголей побогаче, которые приезжали на Моховую в собственных экипажах (входя в здание университета, гости видели и таких), и до явных бедняков, живших впроголодь. Основная же масса на взгляд состояла из молодых людей весьма скромной наружности. Владимир успел уже рассказать, что большая часть таких студентов подрабатывает репетиторством, считая своим долгом хотя бы частично содержать себя, а не садиться на шею родителям.
Большинство студентов ходили здесь в форменных тужурках; сюртуки носили далеко не все. Тужурки эти – черного цвета с синим кантом и петлицами, золотыми орлеными пуговицами. Шинели, фуражки оставляли внизу, в гардеробе, под присмотром престарелого служителя в форменной университетской ливрее с золоченым кантом.
Форма, как говорил Владимир, хоть и была обязательна, однако университетское начальство смотрело на нарушения сквозь пальцы. Большинство студентов все же предпочитали ходить именно в форме: во-первых, сразу видно, что студент, а это уже обеспечивало известное положение в обществе; во-вторых, так было дешевле. Носили поношенную студенческую форму: ходить в старом штатском платье считалось неприлично. Был еще какой-то парадный университетский мундир с золотым шитьем, треуголкой и шпагой, но за время своего визита на Моховую гости из будущего ни разу не видели ничего подобного. Кое-кто из студентов побогаче носил, правда, шпагу и сюртук с белой подкладкой – "белоподкладочники", называл таких гид. Это были, видимо, молодые люди из зажиточных семей. Владимир, описывая университетский быт, говорил, что такие держатся обособленно, давая всяким способом понять, что они находятся в университете ради учебы и вовсе равнодушны к посторонним темам вроде политики. Тон, которым молодой человек говорил об этих "академистах", не оставлял сомнений – сам от относится к ним с крайним осуждением, полагая реакционерами и своего рода "приспешниками" университетских властей.
В противоположность щеголям, "академистам" и прочим франтам, которые внимательно следили за костюмом и прической, были и другие – нарочито небрежно одетые, отпускавшие волосы до плеч, носившие нечесаные кудлатые бороды и усы. Многие носили еще и большие очки с синими стеклами – этот особый вид должен был показать окружающим, что для владельца очков имеет значение одна наука и он вот-вот осчастливит человечество каким-нибудь великим открытием. Беседы такие вели только о науке и учебе, все время делая таинственные мины, будто чего-то недоговаривали. Об этих Владимир говорил с иронией, но без раздражения – по всему было видно, что давно выбрал для себя занятие политикой как основное наполнение жизни.
Вот такие группки, различающиеся между собой и платьем, и манерами, да и темами бесед, кучковались у аудиторий. До прихода профессора студенты толпились около дверей. Вели разговоры; дождавшись профессора, заходили.
Виктор заглянул внутрь вслед за ними: студенты чинно рассаживались по скамьям с узкими пюпитрами. Усмехнулся – точно такие же скамьи темного дерева он помнил по старым аудиториям Московского энергетического института.
Как там, в фокусе полукруглой, крутым амфитеатром, аудитории стояла профессорская кафедра. На ней сейчас устраивался солидный, почтенного возраста господин в штатском сюртуке.
Виктора подергали за рукав: Владимир, оставив в покое первокурсников, вспомнил о гостях:
– Однако же пойдемте, господа. У Яниса как раз закончилась лекция, попробуем перехватить его. Он в столовой сейчас, наверное…
Университетская столовая, где обыкновенно обедало множество студентов, помещалась на первом этаже, в правом крыле здания. Обстановка здесь была самая что ни на есть скромная, даже "простонародная": длинные столы, укрытые клеенкой. На столах стояли большие корзины с черным и серым хлебом, которого можно было брать вволю, безо всяких ограничений. В столовой принято было самообслуживание; что до цен, то были они, по московским меркам, самыми необременительными: обед без мяса пять копеек, с мясом – девять. Стакан чаю – копейка, бутылка пива – семь копеек. При желании можно, конечно, было взять обед и подороже; в буфете, также весьма дешевом, продавали кисели, простоквашу. Столовая постоянно переполнена; шум и гам, мельтешение: одни приходят, другие уходят, а кое-где за столами сидят крепко обосновавшиеся группки студентов. Судя по тому, как основательно они уселись, подобные ценители дешевого пива из местного буфета подчас проводили в столовке куда больше времени, чем на лекциях в аудиториях.
Студенты победнее – что всегда было видно по поношенным, потертым тужуркам – брали только чай с хлебом. Внимания это не привлекало – наоборот, к таким, вынужденно себя ограничивавшим, относились с сочувствием. Иной раз незнакомый студент мог сказать бедствовавшему товарищу: "Коллега, я вам куплю обед, у меня на двоих денег хватит". Да и местное начальство порой предлагало таким страдальцам бесплатную тарелку щей без мяса…
Нужный им человек сидел за отдельным столиком у дальней стены, в компании еще троих таких же студентов. На столе, среди тарелок и пивных бутылок, громоздились стопки книг и клеенчатых тетрадок, перетянутых ремешком; так многие студенты предпочитали носить учебное имущество, демонстративно пренебрегая чиновничьими портфелями. Владимир поздоровался; тот, что сидел в центре, тощий молодой человек с изможденным лицом и впалыми щеками, кивнул, указывая новоприбывшим на соседнюю лавку.
За столом всем было не поместиться; впрочем, нравы в университетской столовке были простыми: вмиг подтащили еще один такой же столик и дополнительную скамью, и гости уселись за стол. Один из компании побежал в буфет, за пивом и нехитрой снедью в закуску, а Володя тем временем представил гостей и сидевших за столом:
– Янис Радзиевич, студент медицинского факультета Киевского университета. Слушает у нас курс.
Изможденный молодой человек кивнул.
– Войтюк Геннадий Анатольевич, из Ковно. Прибыл с намерением поступить в университет. Виктор Анциферов, его земляк…
– Анциферов? – веселым тоном осведомился непредставленный молодой человек. – Батюшка мой, царствие ему небесное, упоминал как-то про Петра Аркадьевича Анциферова, своего товарища по нижегородскому кирасирскому. Вы, часом, не его сынок будете?
Виктор поперхнулся пивом и беспомощно воззрился на Геннадия.
– Вряд ли, – усмехнулся тот. – Насколько я знаю, отец моего друга никогда не был на военной службе. Верно, Виктор?
– К… да… – Молодой человек кашлем попытался скрыть некоторое смятение. – Мой батюшка служит по управлению статистики при Ковенской городской управе.
Легенды были оговорены заранее; документы Виктор и правда изготовил без особого труда. Самым трудным, как он и предупреждал, оказалось найти подходящую бумагу, а вот нанесение соответствующих водяных знаков, напротив, не доставило ни малейших хлопот: в первой же фирме, занимавшейся корпоративным стилем, им сделали бланки царских паспортов со всеми нужными аксессуарами. Обошлось это удовольствие недешево, и для того, чтобы профинансировать эту операцию, пришлось навестить несколько известных в будущем антикварных салонов, благо никакого стеснения в царских деньгах группа больше не испытывала. В итоге для каждого из членов Бригады прямого действия было заготовлено по три комплекта документов: один на собственные имя-фамилию, а остальные пока не содержали ни единой записи; разработкой легенд под них предстояло еще заняться.
– Из Ковно, значит? – почему-то усмехнулся Янис. – А что за заведение изволили закончить и какой факультет нашей альма матер намерены вы осчастливить своим присутствием?
Это было оговорено заранее, так что Геннадий ответил немедленно:
– Закончил я Ковенское губернское реальное училище. Мой батюшка служит при управлении железных дорог, тоннельным инженером – вот хочет, чтобы я пошел по его стопам. Однако же, – усмехнулся он, – я, видимо, оказался плохим сыном и намерен был подавать на факультет физических и математических наук. Впрочем, обстоятельства помешали; теперь намерен дождаться следующего года и заново подать прошение.
– А отчего все же не в техническое? – поинтересовался Янис. – Составили бы компанию вашему другу Володе, – и он кивнул на Лопаткина. – Реалисту – оно и попроще…