Обнаружив в одном из переулков, по обе стороны которого тянулись аккуратные двухэтажные коттеджи, пару полицейских "Фордов", плотно закупоривших собою проезжую часть, Элизабет удовлетворенно покивала головой. Теперь, когда нашлось подтверждение поступившего к ней сигнала, она, по крайней мере, перестала ощущать себя дурочкой, над которой решили недобро подшутить. Ну а то, что ей порой приходится путать день с ночью, это уже издержки избранного ею ремесла.
Не вступая в бесполезную полемику с копами, выставленными здесь в качестве заграждения, Элизабет совершила разворот, решив попытать счастья в другом месте.
Но стоило ей выбраться на другую, параллельную улицу, как она заметила еще одну "баррикаду", выстроенную из составленных вместе полицейских машин.
"Похоже, копы перекрыли целиком весь квартал, - подумала она. - Любопытно все же узнать, что происходит внутри "колечка".
Информатор, чей звонок поднял ее среди ночи, сообщил, что в район 70-й улицы стягиваются большие силы полиции. Начались эти непонятные маневры еще поздним вечером, но даже сейчас, спустя несколько часов, никто точно не может сказать, что именно происходит внутри выставленного в спешном порядке оцепления.
Звонивший был отнюдь не рядовым копом, и вряд ли он собирался разыграть на ночь глядя такую известную в некоторых кругах личность, как Элизабет Колхауэр. Отнюдь. Сигнальчик поступил от одного из сотрудников Департамента полиции Лос-Анджелеса, человека осторожного и неглупого, но, в то же время, не чуждающегося дополнительных доходов. И если уж он позвонил в неурочный час, не дожидаясь утра, то это означает, что в одном из пригородов ЛА действительно происходит нечто экстраординарное.
Маневры темно-синего "Лендкрузера" очень скоро привлекли внимание полиции. Дорогу джипу преградил патрульный "Форд", так что Колхауэр не оставалось ничего иного, как припарковаться на обочине, точнехонько под уличным фонарем, с которого на землю сочился маслянистый свет.
Из машины вышли двое копов. Один из них, зайдя сбоку, осветил мощным фонарем салон джипа, другой тем временем завладел документами, которые протянула ему, приспустив стекло, сидевшая за рулем машины молодая симпатичная женщина.
- Объясните толком, офицер, что здесь происходит? - уворачиваясь от слепящего глаза света, сказала Элизабет. - И выключите, ради бога, ваш фонарь!
Последнюю просьбу тут же исполнили, - нет ни одного полицейского в этом городе, который не знал бы в лицо Элизабет Колхауэр, - а вот с объяснениями эти двое явно не торопились. Наконец коп вернул ей права и полицейскую аккредитацию, после чего суховато поинтересовался:
- Могу я узнать, миссис Колхауэр, что вас привело в эти края? Да еще в столь поздний час?
- Догадайтесь с одного раза, офицер, - в той же тональности ответила Элизабет. Вообще-то большинство полицейских относится к ней если и не с симпатией, то с пониманием, и многие сами предлагали ей помощь. Но эти двое либо тупые служаки, которых ничем не проймешь, либо они не относятся к кругу ее почитателей. - Я собираюсь делать свою работу. И если у вас больше нет ко мне вопросов, то уберите, пожалуйста, машину с проезжей части - вы загородили мне дорогу!
Она сунула документы в свою сумочку, в которой, помимо косметички, хранился почти неразлучный с ней револьвер "смит-вессон", модель 58, преподнесенный ей, кстати, с дарственной гравировкой, начальством этих двух не слишком приветливых полицейских.
- В чем дело? - заметив, что полицейские и не подумали исполнить ее просьбу, поинтересовалась у них Колхауэр. - Мне нужно на 70-ю улицу!
- Вы уже слышали, мэм, - вполне миролюбиво сказал один из копов. - Проезд в том направлении временно закрыт. Настоятельно предлагаю вам вернуться на Глендейл-роуд!
- За разъяснениями вам лучше всего обратиться в пресс-службу департамента, - добавил другой. - Телефон офиса, смею надеяться, вам хорошо известен.
Заметив, что журналистка подняла боковое стекло и, следовательно, не желает больше с ними общаться, оба полицейских направились к своей машине. Даже если бы они, вопреки полученным от начальства инструкциям, вздумали ее пропустить, то уже через полторы сотни метров она уперлась бы в мощный полицейский кордон. Вступать в разговоры с телевизионщиками и прессой всем без исключения копам категорически запрещено. Силком, конечно, эту Колхауэр отсюда не заставишь убраться, - крупный скандал в таком случае гарантирован, - но и за оцепление, как это прежде часто бывало, ее никто не пропустит; так что пронырливой журналистке здесь явно ничего не светит.
- Она кому-то звонит из машины, - сказал полицейский, занявший место водителя. - Ставлю двадцатку, что она не стронется с места, пока сюда не примчится кто-нибудь из начальства.
- На этот раз ее ждет полный облом, - сказал его товарищ, памятуя о суровых распоряжениях руководителей спецоперацией. - А она, я вблизи разглядел, настоящая красотка…
- Ты прав. Эту девочку, если хочешь знать, дружище, мечтает трахнуть каждый на нашем полицейском участке.
Элизабет на несколько секунд погрузилась в размышления. Разумнее всего, пожалуй, в нынешней ситуации, было бы не идти на обострение отношений с полицейскими властями. Иными словами, ей следовало вернуться в свой небольшой уютный домик, - всего четверть часа езды отсюда, - который она делит на двоих с экономкой, улечься в кроватку и приняться досматривать сладкие предрассветные сны. Она ведь уже привыкла коротать ночи в одиночестве: за последние два года у нее не было серьезных и сколь-нибудь длительных отношений с мужчинами, так что место любимого и единственного в ее сердце все еще вакантно.
Рядового обывателя в столь неурочный час из дома палкой не выгнать. Про копов все понятно. У них работа такая: днем и ночью ловить преступный элемент и следить за порядком. Они за это деньги получают. А ей-то зачем, спрашивается, сдалась вся эта кутерьма? Зачем ей эти сложности? Происходило бы нечто подобное лет пять тому назад, так и вопросов бы не было. Тогда она была сопливой девчонкой, рядовым репортером. Все было ей интересно, все в диковинку. Она считала свою работу очень важной, хотя временами ремесло давалось ей тяжело - особенно когда она работала в отделе криминальной хроники. Но ведь ее карьера развивается успешно, и сейчас, в свои двадцать восемь, она один из ведущих авторов респектабельной "Лос-Анджелес таймс", а еще раз в две недели ведет собственную сорокапятиминутную передачу на телевидении, посвященную разоблачению коррупции и различным криминальным событиям.
Ей вовсе не обязательно самой лично наведываться на такие ночные мероприятия, как нынешнее, потому что у нее давно уже есть собственные источники информации, в том числе и в полиции. Тот же Чарльз Уитмор, заместитель нынешнего главы местного филиала ДЕА, под эгидой которого, как предполагала Колхауэр, и проводится нынешняя странная акция, - очень даже настойчиво пытался ухаживать за ней в свое время.
Может, всему виной ее затянувшееся одиночество? Приятелей и знакомых у нее миллион, а вот единственного и любимого - не видать даже на горизонте.
А может быть, ее, подобно кошке, которую хозяева кормят "вискасом" и консервами из тунца, тянет, вопреки всей этой сытости и благополучию, наведаться на помойку или в грязный захламленный подвал, чтобы вольно поохотиться там на мышей и крыс?
Очень даже может быть.
Но все это сейчас не столь уж важно. Она ведь заработала свой нынешний авторитет не на пустом месте. И если у нее есть шанс продвинуться в нынешнем расследовании хотя бы на шаг, - а интуиция подсказывает, что акция, о которой ей стало известно, кажется, первой из коллег, имеет какое-то отношение к объекту ее интереса, - то она от своего не отступится ни за что.
Ну, а раз так, то она сейчас же займется своим любимым делом: наберет на сотовом пару-тройку номерочков и отыграет полицейским властям хардболл.
Она еще раньше, по дороге, пыталась прозвонить на сотовые некоторым хорошо знакомым ей сотрудникам ДЕА, которые предположительно являлись активными участниками этой загадочной акции. В том числе офицеру по связям с прессой Шенку и даже самому Уитмору, который как-то заверял ее: "Лиз, для тебя, дорогая, я всегда на линии, всегда доступен..." Все эти попытки оказались безрезультатными: такое впечатление, что сотрудники спецслужб этой ночью все разом потеряли свои мобильники либо кто-то отключил их по списку от телефонной сети.
В офисе местного филиала ДЕА все телефонные номера были поставлены на автоответчик. Поскольку ничего другого не оставалось, Колхауэр набрала один из "секретных" номеров Бюро, который знают лишь самые доверенные люди, и, дождавшись длинного гудка, двинула в трубку заранее заготовленную ею речь:
- Элизабет Колхауэр, газета "Лос-Анджелес таймс". Прошу срочно передать господину Уитмору и Шенку следующее сообщение… Ровно через четверть часа я подниму своим звонком с постели губернатора штата. Я сообщу о чинимом вами произволе, расскажу о том, что вы препятствуете работе прессы, и поинтересуюсь: намерен ли он предпринять меры в связи с грубым попранием фундаментальных прав и свобод?!
Трубку в офисе так и не сняли, но зато в тот самый момент, когда она делала сообщение, мимо медленно проследовала еще одна полицейская машина, затем развернулась и застыла метрах в двадцати сзади.
Сотовый телефон Колхауэр ожил на восьмой минуте:
- Оставайтесь на месте, миссис Колхауэр, - в трубке прозвучал усталый, как показалось, голос Уитмора. - Сейчас за вами подъедет Шенк и сопроводит вас через оцепление.
Глава 2