По данным разведки флота, таких портов во всем мире - два. Два! И не один не имеет стратегического значения.
Тем не менее, сейчас подлодка идет к полюсу с полным ядерным боезапасом. И туда же идет штатовский "Наутилус".
Забавно, думает каперанг.
5 дней до
За бортом - белое крошево; черная вода, в которой плавают куски пенопласта. Это паковый лед. Полынья напоминает суповую тарелку с широкими выщербленными краями. Григорьев ежится - ему даже смотреть на это зябко. Старшину перевели в экипаж с Черноморского флота, поэтому на севере он банально мерзнет. Хотя и родом с Урала.
Морозный воздух обжигает легкие.
Рядом стоит капитан-лейтенант Забирка - фамилия смешная, да и сам тоже, но парень хороший. И совсем не похож на "пассажира". Ребятам Забирка нравится.
Открыли люки, чтобы проветрить внутренние отсеки. Теплый радиоактивный воздух поднимается вверх; вокруг лодки клубится белый туман.
Из дверей рубки в облаке пара возникает Дикий Адмирал. Васильев нарочито медлит, хотя старшина видит, как в его глазах щелкают миллирентгены. Старшина вспоминает шутку времен начала службы. "А свинцовые трусы ты себе уже купил?" Некоторые ломались. Интересно, Васильев бы сломался? Адмирал отчаянно боится радиации - но пока держится и даже пьет не больше других.
Забирка сдвигается; адмирал встает к ограждению, резко вдыхает, жадно оглядывается, словно пытается надышаться чистым, без альфа и бета-частиц, воздухом на год вперед. Ну, по крайней мере, до следующей полыньи.
Налетает ветер и сносит туман в сторону. К-3 покачивается под порывами.
Васильев рефлекторно вцепляется в леер.
Волнение слабое, но лодку бултыхает в полынье, как дерьмо в проруби.
- И якоря у нас тоже нет, - говорит Меркулов за спиной адмирала, и исчезает в люке, прежде чем тот успевает ответить. Васильев скрипит зубами и беззвучно матерится. За последние дни отношения между проверяющим из штаба и командиром К-3 испортились окончательно. Старшина делает вид, что ничего не заметил.
Из-за туч выныривает солнце и освещает все, как прожектором.
3 дня до
- Акустик, пассивный режим.
- Есть пассивный режим.
Командир часами лежит на полу, смотрит в перископ. Он выдвинут едва-едва, чтобы не задеть ледовый пласт, поэтому окуляр находится у самого пола. Меркулов ищет просвет для всплытия. Потом его сменяет старпом, каперанг выпрямляется, хрустит суставами, идет курить. Адмирал появляется в центральном посту все реже. Отсиживается в кормовом отсеке. Кто-то сказал Васильеву, что там радиация полегче. В принципе, это правда - кормовой отсек дальше всего от реакторного.
- Ну что?
- Ничего, товарищ капитан.
Море безмолвствует. Конечно, море полно звуков, это любой акустик скажет - но нет звука чужих винтов. А это самое главное. Старпом перебрасывается фразами с заместителем.
- Теоретически, им нас не догнать, - говорит заместитель об американцах.
- А практически?
- А практически мы их не услышим.
- Шумы, - говорит акустик. - Слышу…
- Что? - Выпрямляется старпом. - Что слышишь?
Лицо акустика в напряжении. На лбу выступает капля пота, бежит вниз.
- Блин, - говорит вдруг акустик. - Простите, товарищ капитан. Будто дышит кто.
- Что еще? - Старпом отбирает наушники, вслушивается в море. Сперва ничего не разбирает, кроме гула и отдаленного шума винтов - это собственный шум К-3. Потом слышит далекий смех. Потом - глубокий мужской голос на фоне гула океана.
Весенние ветры умчались куда-то,
Но ты не спеши, подожди-и,
Ты только одна-а, одна виновата,
Что так неспокойно в груди-и.
- Блин, - говорит старпом. Потом командует: - Отставить песню! Дайте мне радио.
- Не надо.
Старпом оборачивается и видит Меркулова, который уже покурил, поел, выспался, и успел побриться. Подбородок каперанга сияет чистотой. Старпом мимоходом завидует свежести командира, потом смотрит вопросительно.
- Хорошая песня, - поясняет Меркулов. - Хорошо поет. Акустик, активный режим.
- Есть активный. - Акустик включает гидролокатор. Слышен тонкий импульс сигнала. Меркулов открывает люк в переборке, то же самое делают в остальных отсеках. Теперь голос слышен без всяких наушников.
Ты только одна-а, одна виновата,
Что так неспокойно в груди-и.
2 дня до
На краю суповой тарелки лежит, вмороженная в лед, огромная атлантическая селедка, густо посыпанная крупной белой солью.
- Блин, - говорит старпом. Похоже, словечко привязалось.
Характерная форма рубки и леерных ограждений. До боли знакомые обводы легкого корпуса. Такие очень… очень американские.
- "Наутилус", - говорит Меркулов, сам себе не веря. - Что б меня, это же "Наутилус"!
Прибегает мичман-дозиметрист и докладывает:
- Фонит, тарищ командир. Почти как в активной зоне. Может, у них реактор вразнос пошел? Они, наверное, вспыли побыстрому, их как пробку выбросило - и на лед!
Глаза у мичмана покрасневшие и гноятся. От радиации у половины экипажа - конъюктивит и экзема. Несколько человек на грани слепоты. Грязная лодка, очень грязная, думает каперанг. Хотя у американцев дела не лучше. У них дела, если честно, совсем плохи.
- Как лодка называется? Опознали?
- Нет, товарищ командир. Там только бортовой номер: пять-семь-один.
Номер "Наутилуса". Значит, я не ошибся, думает каперанг. Но что, черт возьми, тогда с ними случилось?
- Сменить одежду, - приказывает Меркулов. - В лодку не заходить, вам сюда принесут - ничего, не замерзнете. Потом отогреетесь. Личные дозиметры - на проверку. Молодцы, ребята. И получить двойную порцию водки. Все, бегом.
- Есть!
Появляется Васильев. С минуту смотрит на тушу американской лодки, потом протирает глаза. У него зрение тоже садится - или адмирал очень удивлен.
Или все разом.
- Блин, - говорит Дикий Адмирал. В этом Меркулов с ним солидарен. - Нашли кого-нибудь?
- Еще нет. Пока не искали. Старпом!
Осташко о чем-то беседует с комиссаром лодки. В этот раз К-3 поставили вплотную к кромке льда и опустили носовые рули глубины - как трапы. Несколько матросов выглядят на белом фоне, словно вороны на снегу.
- Старпом! - повышает голос Меркулов. Осташко оборачивается. - Паша, возьми людей, возьми автоматы из оружейки. Осмотритесь здесь вокруг. К "Наутилусу" не лезть. Давай, может, кого найдете. Только дозу не забудь измерить. Ну, с богом.
- Понял, - отвечает старпом.
Меркулов поворачивается к Васильеву.
- На твоем месте, - говорит адмирал тихо, - я бы приказал стрелять в любого, кого они обнаружат.
Каперанг надменно вскидывает подбородок. Взгляд его становится тяжелым, свинцовым. Слова чеканятся, как зубилом по металлу.
- Вы что-то знаете?
Адмирал поводит головой, словно воротник кителя натер ему шею.
- Дело твое, - говорит Васильев наконец. В его глазах - непрерывный треск сотен счетчиков Гейгера. - Твое, каперанг. Только не пожалей потом, ладно?
Меркулов молчит.
Ты только одна-а, одна виновата…
1 день до
- Ктулху, - говорит американец. Он уже должен был загнуться от лучевой болезни, но почему-то не загинается. Только глаза жутко слезятся; огромные язвы - лицо Рокуэлла выглядит пятнистым, как у леопарда. Еще у него выпадают волосы - но при той дозе, что схватил американец, это вообще мелочи.
- Простите? - говорит Меркулов. Он плохо знает английский, но в составе экипажа есть Константин Забирка, который английский знает хорошо. Так что, в общем-то, все друг друга понимают. Кроме моментов, когда американец заводит разговор о Ктулху.
- Говард Лавкрафт, - продолжает американец. - Умер в тридцать седьмом. А мы ему не верили.
Ему самому тридцать два. Его зовут Сэм Рокуэлл. Он лейтенант военно-морского флота США. Еще он совершенно лысый и слепой от радиации.
Близко подойти к "Наутилусу" Меркулов не разрешил. Дорого бы он дал за вахтенный журнал американцев, но… Но. Рассмотрели лодку со всех сторон из биноклей. На правом борту, рядом с рубкой, обнаружились странные повреждения - словно кто-то вырвал кусок легкого корпуса и повредил прочный. Пробоина. Видимо, столкновение? Или удар?
- Да, да, - говорит американец. - Мы закрыли отсек. Потом полный ход. Искали, где подняться наверх. Да, да.
- У вас есть на борту ядерное оружие? - спрашивает Меркулов. - Переведи ему.
Забирка переводит - странно слышать чужие слова, когда их произносит этот глубокий красивый голос.
Американец молчит, смотрит на каперанга. Через желтоватую кожу лица просвечивает кость.
- Дайте ему водки. И повторите вопрос.
- Да, - говорит Рокуэлл, лейтенант военно-морского флота США. - Мы собирались убить Ктулху. Вы слышали про операцию "Высокий прыжок"? Сорок седьмой год, адмирал Ричард Берд. С этого все началось…