Спрыгнув с нар, парнишка подбежал к решетке, около которой уже толпилось с полдюжины таких же "ударников"…
– Так… третье звено! – зычно произнес бригадир. – Алибек, Растяпа, Василий… Растяпа – тебя-то как угораздило в передовики угодить? С испугу, наверное… А ты что там руки тянешь? О, кто это? Хвостик! С новым-то напарником, смотрю, и работать по-новому начал. На, на, получи на двоих…
Что-то схватив, подросток забрался на нары:
– Нате, дядя Макс, кушайте на здоровье! Приятного аппетита.
– А что это? – Молодой человек брезгливо принюхался. – Кукуруза что ли?
– Она и есть! Вкуснотища! У мм…
– Да уж, вкусно, не спорю… Однако откуда же она здесь? Ведь не растет же!
– Как же не растет? – прожевав, усмехнулся Арни. – А фирма "Лето"? Там ведь чего только не выращивали! И не все в тумане прахом пошло, нашлись… хозяева. Наши им – морковку, капусту, свеклу с картошкой, они вот – огурчики, помидорчики, кукурузу.
– Эх! – Быстро управившись с порцией, Максим покачал головой. – Хорошо, но мало. Кстати, а кто это – "наши"? Николай Николаевич что ли?
– Николай Николаевич – в том числе, – как-то уклончиво отозвался Арнольд. – Кроме него, есть и другие хозяева. Жуть!
– Жуть? – Молодой человек напрягся и понизил голос. – Это ты про тех, у кого три…
– Тсс!!! – Арни ладонью заткнул собеседнику рот, зашептал: – Про них запрещается говорить… если кто услышит, донесет…
– Поня-атно…
– И вообще в бараке болтунов не любят…
– А ну, тихо все! – словно бы в подтверждение его слов громко распорядились из коридора. – Спать! Услышу разговоры – живо всех на погрузку отправлю. И не только морковку… турнепс тоже надо грузить, и картошки – целые залежи.
Максим почему-то долго не мог уснуть, хотя, казалось, должен бы, ан нет, ворочался с боку на бок на жестких досках, думал – мысли терзали его, словно голодные вши, кои, кстати, здесь тоже имелись в достатке. Так что не спалось г-ну Тихомирову, не спалось, все думалось: а как же так получилось, что он сюда провалился? Выбрался-таки в свою эпоху. Как? Несомненно, это должно быть связано с цветиками-семицветиками на седьмом километре, и фура ведь тоже как-то пробилась. Седьмой километр или где-то рядом. Там, скорее всего, где-то в кювете и растут эти самые волшебные цветы… росли… в середине семидесятых. И, может быть, есть и сейчас – стоит внимательно поискать.
Да, поискать – легко сказать, да не просто сделать! Охрана – ее-то куда девать? К шоссе стопудово не пустит. Придется что-то придумывать… Что бы? Быть может, притвориться, будто бы живот схватило – понос, мол. Тем более тут это со многими бывает, и довольно часто. Да, так и сделать – согнуться, побежать к кустам… лучше не одному, а за кем-нибудь, чтоб охрана на двоих отвлекалась. К седьмому километру, по всем прикидкам, морковные рабы должны были придвинуться дня через три-четыре – как будут работать, сколько грядок уберут. Вот тогда и… Вдруг да найдутся цветики-семицветики?
Ну, допустим, найдутся и даже, очень вероятно, сыщутся, и что? Ну, провалится Максим опять в тот морок, в середину семидесятых годов, где ни еды, ни питья, ну, пересидит какое-то время, а дальше? Опять же – обратно? Прямо в лапы охраны… И уж на этот раз председатель с беглецом возиться точно не будет – накажет сразу же, чтоб было неповадно всем.
В общем выходило, что на волшебные цветки надеяться сейчас не стоило, ну разве что там, в прошлом, поискать их в каких-то других местах, не у поля. Не факт, что отыщутся, вовсе не факт! Да и времени там – в обрез… И потом, что так, что эдак, что в лоб, что по лбу – бежать-то все равно нужно было здесь, бежать и во всем разобраться. Попытаться отыскать самолет – ну куда-то же он делся? Вряд ли разбился – ведь приземлился уже, и Олеську отыскать, и пилота вполне возможно. Было бы, если хоть что-нибудь узнать про самолет! Местные не знали, Макс уже спрашивал и Арнольда, и Профессора – вообще ничего такого не видели. Так что же тогда получается, летательный аппарат сгинул? Ни в прошлом его нет, ни в будущем! Но ведь куда-то он попал… И вот это загадочное исчезновение, как ни горько, придется пока записать в загадки.
И еще вопрос – кокон! Мерзкий туманный колпак… докуда он вообще тянется? До Пушкина, Павловска, дальше? Уж это-то местные должны были знать.
Макс спросил про туман утром, при построении: у Арни, у Профессора, еще у кого-то. Да, докуда именно накрыл город колпак, знали многие, первые месяцы пытались пробиться – всех заворачивало сразу за Павловском… ага! Значит, не до Москвы. У столицы наверняка свой колпак. Размер питерского кокона Максим установил довольно быстро: он захватывал Лисий Нос, Парголово, Всеволожек, Колпино и Стрельну. Так что теперь дело оставалось за малым – обрести свободу, отыскать своих и попытаться во всем разобраться. Не может быть, чтобы в Петербурге да не было умных людей! Наверняка же кто-то – какие-нибудь ученые – думали, рассуждали, ставили эксперименты… Наверняка в городе существует какое-то сопротивление трехглазым и всем тем, кто с ними или за ними. Надобно этих людей найти.
Надобно как можно скорее уйти в город.
Глава 4
УДАРНИК КОММУНИСТИЧЕСКОГО ТРУДА
Но облик женщины порой неуловим -
И тот же и не тот, он словно за туманом.
Поль Верлен.
Мой давний сон
Если бы в ангаре имелась доска почета, то уже через месяц после своего пленения Максим Андреевич Тихомиров непременно бы там висел. Естественно, в виде парадной фотографии – в черном пиджаке и при галстуке. И с каким-нибудь дурацким лозунгом поверху, типа "Слава великому советскому народу – строителю коммунизма" или "Россия, вперед!". Впрочем, председатель и так Макса уже не раз отмечал, в пример ставил. Будь среди морковных рабов народец более боевой, давно бы устроили новоявленному ударнику "темную", начистили бы морду, и правильно бы сделали – нечего тут выпендриваться да других подставлять. Так, верно, и было бы, но не с теми людишками, что имелись, – бывшими бомжариками и вообще людьми до крайности опустившимися. Иное дело – в бригаде плотников, но те жили своим углом, отдельно.
Сказать по правде, собирать морковку, а потом и капусту, турнепс и прочее Максиму отнюдь не было в тягость, тем более – с таким проворным напарником, как Арнольд-Хвостик. Нет, молодой человек вовсе не выделывался перед всеми (перед кем выделываться-то?!), он однозначно стремился пустить пыль в глаза начальству – тому же Акимычу и Николаю Николаевичу. Что, в общем-то, и получалось. Бригадир "трудолюбивого Макса" с напарником из числа других выделял и даже позволял некоторые вольности типа короткого отдыха где-нибудь под кустом у шоссе.
Пользуясь случаем, Максим проверил все кюветы и ближайшие к седьмому километру овраги. Увы – никакие цветики-семицветики там не произрастали. А потому молодой человек продолжал деятельно трудиться, выказывая полнейшее благорасположение начальству и охранникам, особенно тем, кто частенько заступал в ночную смену. Дядю Ваню уже так и звал – "дядя Ваня", Лешика же называл уважительно – "Алексей", ну, а Акимыча – "Акимыч", к нему все так обращались.
У напарников появилось свободное время – в ангаре они уже не засыпали сразу, валясь без задних ног от усталости, как остальные рабочие-доходяги. Сидели, разговаривали, иногда даже болтали с охраной или с тем же Акимычем, неожиданно оказавшимся большим любителем потрепать языком. Болтали про "старую" жизнь, в коей Акимыч преподавал в одном из городских ПТУ ("лицеев", как сии учебные заведения себя с гордостью именовали) слесарное дело, о чем охотно рассказывал, правда, все его рассказы сводились к одной теме – про выпивку: "Сидим мы, главное дело, с Игорьком – это мастер наш, думаем, где бы выпить?", "Взяли мы как-то с Михалычем жбан, не подумали, дурьи башки, главное дело – надо было сразу два брать", "Идем мы домой бухие, я-то разведен уже был, а Игорь-то нет, так его жена…" И вот все в таком духе – Максим даже посмеивался про себя: вот они, преподаватели, а мы потом удивляемся, чего это у молодежи все "бухло" да "бухло" в башке, на телевизор да на рекламу сваливаем…
Впрочем, здесь, на полях и в ангаре, насколько мог судить Макс, бригадир вовсе не пил, может быть, оттого что просто нечего было?
Как-то в одной из бесед у морковной кучи молодой человек даже высказался вполне в тему. Кивнул на морковку с турнепсом:
– Эх, сколько добра зря пропадает! Сахарку бы, дрожжей…
– О бражке думаешь? – Бригадир понимающе закивал и тут же грустно отмахнулся: – Даже не думай. Пытались тут некоторые… У трехглазой сволочи знаешь какой нюх?
Сказал, и тут же осекся, и беседу в тот день больше не поддерживал, и потом к ней не возвращался… несколько дней. После чего не выдержал, точнее сказать, Максим его специально спровоцировал, все там же, сидя на старых ящиках у морковной кучи. Завел разговор про праздники, естественно – кто с кем да как отмечал, да кто сколько выпил… Акимыч, умысла дурного не замечая, в беседу охотно втянулся… Одно, другое, третье – снова перешли к бражке. Максим заметил, что брагу-то, оно конечно, нелегко спрятать, а вот если б самогон… налил во фляжку да носи с собой…
– Вон в ту фляжку, в которой ты обычно воду или чай носишь…
– Самогон, говоришь? – Бригадир задумался, ноздри его крупного, с красными прожилками носа плотоядно раздулись… – Самогон… Так это аппарат надо. Сделать.