Опускаюсь рядом, чутьё подсказывает, догадка компаньона неверная. Втягиваю воздух в легкие, не ощущаю даже присутствия запаха зверья. Но запах есть, тлетворный, мёртвый. Мне становится неприятно, на душе неуютно.
- Здесь звери не ходили.
- Здорово, значит люди? - восклицает Анатолий.
- Не знаю, - холодный пот выступает на лице, предчувствие надвигающейся беды захлёстывает целиком моё существо.
- Неважно выглядишь, - косится Семён.
- Мне тревожно.
- В любом случае следует идти по тропе, она ведёт к лесу, - Семён внимательно оглядывается вокруг себя.
- Попробуем, - нехотя соглашаюсь я.
- Вперёд, значит вперёд, - Павел бесстрашно двигается по тропе. Мы, как бараны, повинуясь стадному чувству, плетёмся следом.
Тропа ведёт между густо обросших холмов, по мере движения они, то надвигаются почти вплотную, и становилось темно от нависших стеблей, то раздвигаются в разные стороны. Кое-где зелёная стена прорвана с боков местным зверьём, стебли лежат потоптанные, пожеванные, но к удивлению, животные не пересекали дорогу, а возвращаются обратно. Не хотят её переходить, и это меня ещё больше тревожит, но мы идём, и пока ничего необычного не происходит.
Вскоре чувствуется приближение леса. Пахнуло сыростью, грибами, свиристят птицы, шумит ветер в ветвях, трава поредела, и мы незаметно оказываемся в лесу.
- Стойте! - я нечто вижу впереди, но пока не могу понять, что это. Тёмный силуэт виднеется между толстыми стволами сосен. Анатолий игнорирует мой возглас, наоборот ускоряет шаг, затем бежит.
- Мужики, каменный идол и пещера! - громко кричит он. - Я спускаюсь!
- Ну, куда же он, - в сердцах сплёвываю на землю.
- Никита Васильевич, надо идти, - трогает за плечо Семён.
- Пошли, уж, - соглашаюсь, но предчувствие опасности усиливается.
- Значит точно, здесь есть люди, - у Павла горят глаза от возбуждения.
Действительно, это древний идол. Грубо, вытесанный отдалённо напоминающий человеческое лицо, он излучает такую злобу, и я невольно пячусь. На меня он производит сильнейшее впечатление, на Семёна, вроде тоже. А вот Павел подходит вплотную, улыбался: - На дачу такого бы, обалдеть. Толик, завозился в пещере. Может, нашёл чего, пойду, погляжу.
Не успеваю и слова сказать, как он быстро юркает в чёрный лаз, а я почтительно подхожу к чужому богу и читаю про себя молитву, слова сами собой возникли в моей голове:- Извини за вторжение, мы чужие в этом мире, но он теперь наш дом. Мы не знаем законов вашей страны и если, что-то нарушим, то это не от неучтивости, от незнания. Прошу понять и простить. Мы будем учиться и постигнем мудрость вашего мира. Прими нас такими, какие есть, пусть мы приёмные, но все, же твои дети. Помоги нам и если для этого нужно чем-то пожертвовать, скажи. Мы готовы.
Мне кажется, в глазах идола полыхнуло пламя. Внезапно на голову наваливается тяжесть, ужас захлёстывает меня, ноги наливаются свинцом, и повеяло холодом, будто сошла снежная лавина. Возникает уверенность, он жертву принял и не так как хотел я, а как хотел он. Он принял страшную жертву, людей.
- Бегом в пещеру! - холодея от безысходности и страха, - выкрикиваю я.
Семён, ошарашенный, в великом удивлении смотрит на меня, но без лишних слов спешит вслед.
Из пещеры несёт гнилью и падалью, влажно и скользко. Нити грязной паутины, вперемешку с серым мхом, в изобилии скопились на стенах. Мелкие твари, похожие и на пауков и на мокриц одновременно, поспешно разбегаются в разные стороны. Мы наступаем на них, они противно хрустят и лопаются.
Тусклый свет с трудом пробивался сквозь щели вверху, и смутно различается пространство вокруг, а оно мерзко. Шерсть, кости мёртвых животных, устилают всё пространство. Запах невыносимый и почти материальный страх наполняет пещеру.
Я останавливаюсь, на меня налетает бледный, вспотевший Семён:- Зачем они сюда пошли? - шепотом произносит он.
- Их позвали, - уверенно говорю я. Нехорошее предчувствие опустошает душу, оставляя лишь леденящий холод.
- Кто?
- Не знаю, но кажется, нам необходимо уходить и очень быстро, чувствую, нас едва терпят.
- А как же ребята?
- Вон они, - с содроганием указываю на дальний угол пещеры. Я только сейчас их увидел. И ещё, нечто бесформенное склоняется над безжизненными телами и пожирает их плоть.
- Боже, - отшатнулся Семён, но утыкается в липкую паутину, едва не вскрикивает. Вовремя прикрываю ему рот ладонью.
- Тихо, уходим, - шепчу я, - им ничем не помочь.
Не сводя глаз от вселяющего слепой ужас существа, медленно пятимся.
Тварь копошится над мёртвыми телами. Она, то прижимается к ним вплотную, то вздыбливается. В тишине слышится противное потрескивание челюстей и скрип членистых лап, когда тварь упирается об выступы камней, дабы вырвать очередную часть человеческой плоти.
В великом страхе и скорби, покидаем пещеру и мчимся прочь от кошмарного места. Благоразумно сворачиваем с тропы и углубляемся в лес. Переходим на шаг. Бредём как зомби, не менее часа, затем спохватываемся и останавливаемся, растерянно смотрим друг на друга. Мы оказались в непролазной чаще, вокруг возвышаются древесные гиганты, стволы каждого не мене десяти
метров в обхвате. Тихо в лесу, сумрачно, куда не посмотришь: сплошь тёмные колонны из исполинских деревьев, мощные папоротники, гибкие лохматые лианы, шапки мха на тёмных валунах и ни одного лучика света, готового разрядить суровую картину.
- Похоже, заблудились, - констатирую я, сей факт.
- Из огня да в полымя, - бурчит Семён. Его взгляд растерян, жирок на боках колышется от бурного дыхания.
- Подожди, - во мне вспыхивает надежда, присаживаюсь на корточки. На мху, чётко виднеются наши отпечатки ног, - дорогу назад найдём.
- Если нас кто раньше не оприходует, - с пессимизмом замечает Семён, указывает на виднеющиеся чуть в отдалении следы зверя с ярко выраженными отпечатками когтей.
- Значит, надо сделать то, ради чего мы здесь, оружие. Думаю, нам жизненно необходимы тяжёлые копья и хорошие дубинки. Луки сделаем позже.
С энтузиазмом, близким к лихорадочности, прочёсываем ближайшие кусты и поросль молодых деревьев. Изнурительный труд вознаграждает нас. Менее, чем через час набирается достаточно заготовок для крепких копий и хороших дубин. Обсидиановыми лезвиями вырубаем прочные и гибкие ветви из тиса. Будет из чего делать луки. Теперь мы были более-менее вооружены. Единственно смущает факт, за свою жизнь, самым крупным животным, с которым я смог справиться, был наш кот, который выпрыгнул в окно, с целью обрести своё дикое, природное начало. Я поймал его в соседнем дворе. Несмотря на то, что он изодрал и искусал руки, не отпустил жирную тварь. В результате этой битвы я даже угодил в больницу. У меня до сих пор сохранились шрамы от кошачьей любви к свободной жизни. Затем котика кастрировали и он, судя по всему, остался этим, доволен, по крайней мере, уже не убегал и мурлыкал, когда брал его на руки. Но, держа в руке тяжёлое копьё, я ощущаю такую уверенность, даже дрожь появляется в руках от возбуждения. Сила приходит ко мне, я чувствую это. Наверное, возникает то нереализованное при безмятежной цивилизованной жизни. Я ощущаю запахи, много запахов, обостряется слух, да и мощь в мышцах чувствую непривычную, упругую и приятную. Может это выброс тестостерона? Я различаю запах, исходящий от наших следов, терпкий аромат от следов зверя. Знаю, тот прошёл несколько часов назад. И, самое главное, понял, я хищник, по крайней мере, исходя из того, что на этот момент имею копьё и… хочу есть. Ветер доносит запах травоядного, я поворачиваюсь в ту сторону, мышцы напружинились, но отдёргиваю себя. Я, цивилизованный человек, нельзя идти у природы на поводу. Хотя, почему нельзя? Резонно задаю себе философский вопрос. Есть ведь хочется.
- Нам туда, - указываю направление, противоположное тому, откуда ведут наши следы.
- Никита Васильевич, вы ошибаетесь, нам туда, - Семён смотрит на меня честным свинцовым взглядом.
- Вот, что, мой молодой друг. Бери копьё крепче в руки. Попробуем их в деле. Чувствуешь запах? Похоже олень. Ветер от него, попробуем реализовать этот шанс. Мы завалим его.
- Я кроме запаха мха и дождевых червей ничего не слышу, - пискнул увалень.
- Это не главное, важно желание.
- Может в другой раз? - осторожно изрекает Семён. С сожалением смотрю на него. Как бы ни обделался со страху, видя, как трясутся небритые щёки у большого, как медведь, парня, тревожусь я.
- Нет, - я безжалостен, - впрочем, - неожиданно уступаю ему, - можешь подождать меня здесь, справлюсь сам, - мне кажется, я его пристыдил. Вот сейчас он гордо выдвинет челюсть, сверкнёт очами и с бесстрашием двинется со мной.
К моему удивлению Семён кротко кивнул, в глазах, как море, разливается благодарность:- Только долго не задерживайтесь. А я пока на дерево залезу, вот на это.
- Делай, как считаешь нужным, - я разочарован, но осуждать за трусость не тороплюсь. Может, время для его подвигов не пришло?