Деду этот особняк достался от собственного отца, приобретшего дом незадолго до начала Двухлетней войны. По его словам, этот дом, до Серого Времени стоивший целое состояние, достался за сущие гроши. Волна миграции в новые колонии, даже с учетом всплеска рождаемости и решения ГКСК об ограничении роста городов миллионным населением, обрушила весь рынок недвижимости. Жесткие меры Экономического Совета плюс снижение ограничения для городов до пятисот тысяч жителей немного помогли, - но именно что "немного". По сути, даже теперь плата практически за любой дом на планете состояла из стоимости земли, где этот дом стоял и какого-то символического вознаграждения продавцу. Мест для жилья хватало всем.
И все же здесь очень уж приятно было жить. Здесь не было ни суеты городов, не было засасывающего ритма жавшихся к космопортам сателлитов, зато в достатке было солнца, свежего, прохладного воздуха и блеска реки, серебряным языком облизнувшей холмы на горизонте. Постепенно в городок-деревню возвращалась жизнь: сто, может, сто пятьдесят человек построили новые или же - как и прадед Джеймса - отремонтировали уже существующие особнячки под свой вкус. Высаживаемые новыми хозяевами сады вместе с буйно разросшейся растительностью скрыли постепенно последние следы старой деревни.
Уже не точка, а небольшое светящееся пятнышко скользнуло в ложбину перед одной из самых крупных рощ, на несколько секунд исчезнув из виду. Джеймс воспользовался моментом и вернул налившееся черным голофото на место.
Машина, вынырнув с противоположной стороны сейчас беспросветно темного массива зелени, стремительно миновала развилку и понеслась дальше. Вдоль дороги вспыхнули ровным желто-оранжевым светом фонари, едва окутанная ореолом бледно-белого сияния она перемахнула мост через реку и начала плавно сбавлять скорость; внизу у ворот так же зажегся свет, отреагировав на сигнал пилота слайдера.
Джеймс удивленно качнул головой: оказывается, это к ним. Деда часто навещали старые знакомые, служившие под его началом офицеры. Но так, посреди ночи…
Машина плавно вывернула на ведущую к дому дорожку; преграждавшая путь решетка отползла в сторону. Подсознательно мальчик ожидал увидеть что-то из наиболее популярных моделей, но оказался обычный "Гепард", похожий на обрубленный с боков панцирь черепахи. Очень скоростная, очень надежная, но очень некрасивая и порядком устаревшая модель - правда, некогда она была едва ли не единственным слайдером, пошедшим в крупномасштабную серию.
Пока машина скользила к крыльцу, Джеймс обратил внимание на длинные, сплошные белые полосы, от передних фар до хвостовых стабилизаторов, из-за которых слайдер казался закутанным в кокон серебристого света. Дедовы гости явно были не простыми посетителями, решившими на ночь глядя развеяться: кому попало лицензию "чистой трассы" не выдавали. С ней пилот мог запросто где угодно выжать из машины всю скорость и плевать на ограничители, регуляторы движения или другие машины.
Плавно поднялись двери слайдера; одновременно с этим разом погасли фонари вдоль трассы. Два стройных, подтянутых человека в одинаковых темных костюмах выбрались из машины; один из них сказал что-то пилоту и зашагал вслед за товарищем к крыльцу. Там их уже ждал дедов адъютант, успевший каким-то образом надеть свой мундир - словно и не ложился спать. Что, в принципе, могло быть правдой: дед с адъютантом часто засиживались до утра, играя в шахматы или работая с документами.
Внизу, чуть в стороне от разговаривающих с адъютантом приезжих, на землю легли четкие прямоугольники света: кто-то включил освещение в гостиной. Один из гостей повернул голову - на его правом глазу тускло блеснуло стекло визора, на краткий миг вобравшее упавший на него свет - и тут же выплюнувшего его радужным всплеском.
Машинально мальчик поднял руку и коснулся едва заметного бугорка на виске: ему еще предстояло перенести три операции, прежде чем он сможет носить свой собственный визор. Можно было, конечно, обойтись всего одной процедурой, но дед решительно заявил, что нечего носить всякие паршивые суррогаты; отец с матерью не возражали, Джеймс, собственно, тоже. Правда, что такое "суррогат" он так и не понял.
Люди внизу закончили беседовать; адъютант пропустил их в дом и вошел следом, закрывая за собой дверь. Джеймс отвернулся от окна и задумчиво посмотрел на дверь. Если он сейчас спустится вниз - его тут же отправят обратно: своего деда он знал очень хорошо. А послушать, зачем они сюда приехали, хотелось страшно. Чрезмерным любопытством Джеймс не страдал, но очень уж странным выглядел этот визит посреди ночи.
Мальчик шагнул к двери… и вдруг быстро подбежал к кровати, ныряя под одеяло. В какой-то миг ему пришло в голову, что и его привычки дед знает прекрасно. Словно подслушав его мысли, дверь тихо отошла в сторону.
- Джеймс?
Джеймс закрыл глаза, стараясь дышать спокойно. Не дед. Даже не адъютант.
- Джеймс, ты… спишь? - зевнув на середине фразы, бабушка осторожно подошла к кровати и посмотрела на мальчика. Поправила одеяло и, удовлетворенно кивнув, пошла к выходу. У двери она еще раз посмотрела в сумрак комнаты, вслушалась в сонный ритм дыхания внука и вышла. Дверь так же тихо поползла обратно.
Джеймс не шевельнулся, считая про себя удары сердца. То, что пришла бабушка, а не дед или адъютант - его удивило, но не расслабило: провести ее тоже было очень нелегко. К тому же он не слышал звука сработавшего фиксатора - значит, бабушка просто не закрыла до конца дверь, и стояла в коридоре, проверяя, не рванет ли ее непутевый внук к якобы закрывшейся двери.
Разумеется, он оказался прав: тихое "клац" донеслось, когда он досчитал до тридцати. И все равно, Джеймс еще добрых две-три минуты лежал, вслушиваясь в тишину спальни, и только потом откинул одеяло.
Холодный пол вновь обжег ноги. Подкравшись к двери, он прислушался, потом нащупал панель замка и утопил нужную кнопку. Дверь, щелкнув в третий раз, открылась, пропуская его в едва освещенный двумя ночниками коридор.
Мальчик осторожно двинулся к концу коридора, где была лестница, ведущая на первый этаж. Хорошо еще, что в коридоре лежала широкая дорожка, скрадывающая шаги и не дающая ногам мерзнуть. У лестницы Джеймс остановился, напрягая слух: да, снизу доносились приглушенные голоса, но слов разобрать он не мог.
С каждым шагом голоса становились все отчетливее, громче… и, когда он уже был на последней ступеньке, разговор вдруг оборвался. Мальчик обмер, решив, что его услышали, но из гостиной в коридор никто не вышел. Сойдя на коврик у подножья лестницы, он шагнул к противоположной стене и на корточках подобрался к двери гостиной, внимательно следя, чтобы не задеть вазон с широколистым растением, название которого так и не смог запомнить: динамия… диахия… что-то в таком роде…
Люди в комнате все еще молчали… хотя был еще один странный звук: оказавшись почти у самой двери, он его слышал очень четко. Словно кто-то… кто-то…
Кто-то плакал, понял мальчик. И тут же понял кто: его бабушка, только что заходившая к нему, всегда такая веселая и спокойная, всхлипывала, давилась слезами. Ее никто не утешал, не пытался успокоить. Все молчали.
Неожиданно сгустившаяся в гостиной тишина начала пугать Джеймса. Вязкая, тягучая, совсем не похожая на обычную паузу в разговоре.
Страшная тишина.
- Нет!
До Джеймса не сразу дошло, кто это сказал. А когда дошло… у него перехватило дыхание, а во рту появился мерзкий, отвратительный привкус. Этот надтреснутый, дребезжащий голос… это не мог быть… не мог быть его дед.
Но это был именно он.
- Нет… не верю…
- Адмирал, - перебил незнакомый голос - жесткий, словно высушенный. - Мы проверили все. Последнее сообщение было с этой планеты. Согласно графику исследований они и должны были там быть. Когда не пришел очередной сигнал, мы переориентировали систему сканирования. Почти сразу же обнаружили перемещение огромного числа кораблей. Не меньше трех, а то и четырех эскадр - именно потому их засекли на таком расстоянии. Мы отправили разведгруппу. Она обнаружила только пепелище.
- Планету бомбардировали несколько дней подряд, - заговорил второй. Таким же стертым, безразличным голосом, - но у этого проскальзывало нечто, вроде сочувствия. - Пока не выжгли дотла на двести-триста метров в глубину. Испарили гидросферу, убили все, вплоть до бактерий. Там никто не мог выжить, адмирал.
Бабушка еще раз всхлипнула и зарыдала в голос после этих слов; сдавленно выплюнул проклятие адъютант. Цепенеющий от страшного, леденящего кровь предчувствия Джеймс сделал крохотный шажок, встав на самой границе падающего из гостиной света.
- Нет! Я не верю… - словно не расслышав ничего из только что сказанного, выдавил из себя дед. И снова от его голоса по позвоночнику мальчика скользнула ледяная струйка. - Не мой сын… не невестка… Нет!
Давящий, дикий ужас навалился на Джеймса. Дед еще что-то говорил, но мальчик уже не слышал ни слова. Его била крупная дрожь, воздух, почти осязаемыми плотными комками застревал в горле, в висках пульсировала, ревела кровь.
Он сделал шаг вперед. Потом еще один.
Кто-то испуганно вскрикнул, когда он появился в комнате, сидевший в стороне адъютант с новым проклятием вскочил; поднялась с места и бабушка, не прекращая рыдать. Их Джеймс видел плохо: очертания гостиной, предметов, людей расплывались. Расплывалось все, кроме деда, сгорбившегося за столом, вцепившегося в подлокотники кресла побелевшими руками.
Он поднял голову. Посмотрел прямо в испуганные, затравленные глаза внука, бывшие почти точной копией глаз его сына - и только теперь две первые бусинки слез скатились по морщинистым, дрожащим щекам старика.
И только теперь Джеймс понял: это - правда.
- Ма… - едва шевельнулись его губы. - Мама…