Полоса препятствий. Спортплощадка с турниками, беговой дорожкой, футбольными воротами и баскетбольными кольцами. Вспомнилось крылатое: "Что ни отдых, то активный; что ни праздник, то спортивный".
Обязательный плац, почему-то пустующий. Непривычно, у нас в учебке всегда кого-то на нем гоняли. Пехота без занятий строевой – не пехота.
Кирпичный штаб в два этажа, пара зданий – общежития для офицеров, на застекленных балконах сушится выстиранное белье – лифчики, трусики. Маленькие фрагменты иной, штатской жизни.
Но есть одна странность – нет техпарка в классическом понимании. Обычно он чуть ли не половину территории занимает, а тут пара гаражных боксов да внутреннее КПП со шлагбаумом.
Столовка – от нее потянуло готовящейся пищей. Я, хоть и не был голодным, невольно сглотнул, а у Лехи заурчало в животе.
– Потом перекусите, – бросил на ходу Галунзе. – Теперь посмотрите на нашу достопримечательность. Видите, во-о-он там торчит горушка?
Мы вгляделись. На дальнем расстоянии торчал высоченный горный пик.
– Да это ж мечта альпиниста! – восхитился Леха.
Прапорщик усмехнулся:
– Ничего не напоминает?
Мы пожали плечами:
– Вроде нет, товарищ прапорщик.
– Эх вы, пехтура, – протянул он. – Это Останкинский Шпиль, его так в честь знаменитой телебашни назвали. Похож?
– Похож, – кивнул я.
Действительно, теперь сходство бросалось в глаза.
– Шпиль этот, – продолжил прапорщик, – виден на расстоянии в сотни километров, причем практически в любую погоду. С вопросами почему да как обращайтесь к ученым, а я скажу вам самое главное: если увидите возле Шпиля его двойник, ну, такой, вроде призрака из тумана или облаков, по форме точь-в-точь одинаковый, спешите забиться в ближайшую нору и не вылезайте оттуда, пока все не закончится.
– А что именно должно закончиться? – заинтересовался Леха.
– Северное сияние, – пояснил прапорщик.
– Подумаешь, северное сияние, – хмыкнул приятель. – Чего в нем особенного?
– Да ничего, гидроперит твою мать! – разозлился Галунзе. – Попадешь под него и всего-навсего ослепнешь, сдуреешь или козленочком станешь. Насчет последнего – это шутка.
– А насчет ослепнешь или сдуреешь? – спросил я.
– Тут уж никаких шуток, – пообещал прапорщик. – И "козленочком" тоже стать можно, но это только если под ка-волны угодишь. Не переживайте, ребятки, все еще хуже, чем кажется. – В голосе его уже не было прежней бравурности.
Получается, разговор с доктором мне не померещился. Прав военврач, влипли мы с Лехой в самое что ни на есть дерьмо. Теперь бы отсюда выкарабкаться.
Глава 2
Казарма мне понравилась. Собственно, это была общага с комнатами на двоих. Довольно цивильно: две кровати, занавесочки на окнах, встроенный в стену шкаф-купе, раскладной столик, прямоугольное зеркало, засиженное мухами.
Я посмотрел на свое отражение и, не обнаружив ничего выдающегося, продолжил изучать помещение.
Белоснежный потолок без разводов, люстра на три лампочки, старенький советский холодильник "ЗИЛ". Допотопный телевизор, причем черно-белый. На обоях картинки с голыми красотками, календари. Должно быть, остались от тех, кто жил здесь раньше.
Нас с Лехой заселили вместе. Комендант – добродушный толстяк – выдал постельное белье, электрический чайник на полтора литра.
– Воду у нас в поселке фильтруют, так что чайком балуйтесь смело. А вот ежели вздумается зачерпнуть из ручья или реки, обязательно киньте спецтаблетку, иначе рентген хватанете, – предупредил комендант.
Леха опасливо покосился на чайник. Думаю, первое время приятель вообще не будет пить, пока жажда не доконает.
– Пошли смотреть учебный фильм, – сказал прапорщик. – Его всем новичкам крутят. Хавальником не щелкать, не дремать, смотреть внимательно.
Нас посадили перед монитором компьютера. Галунзе, не забывая прибавлять через слово свой "едрит-гидроперит", пощелкал мышкой, отыскивая нужный файл, наконец нашел его и запустил.
Весь киносеанс мы просидели с открытым ртом. Увиденное потрясало и пугало одновременно. По всему выходило, что занесло нас не в Чечню и не в Чернобыль, а в самый настоящий параллельный мир.
Мы были в шоке.
Сто лет назад в тунгусскую тайгу упал знаменитый метеорит. Так думали все, так было принято думать, однако в действительности здесь случилось вот что: загадочным образом в Сибири произошло столкновение двух миров, был энергетический выброс страшной силы, что-то нарушилось во Вселенной и в сложившемся миропорядке. В результате образовалось место, по сути не принадлежащее ни тому ни другому миру, тоненькая прослойка, причудливо сочетавшая земные и чужие черты. Обнаружили ее по чистой случайности в тридцатых годах и сразу засекретили.
Образовавшиеся территории получили звучную аббревиатуру АТРИ. К ним вело узенькое ущелье, тщательно замаскированное от посторонних глаз и не менее тщательно охраняемое. Началось постепенное исследование и освоение новых земель.
Немного погодя обнаружилось, что на АТРИ находятся богатейшие залежи урана. Поскольку Советский Союз интенсивно занимался атомной энергетикой и оружием, новость оценили по достоинству. Сталин дал команду, Берия с энтузиазмом засучил рукава. Механизм ГУЛАГа провернулся. Началась интенсивная разработка.
На урановых копях работали зэки, приговоренные к смертной казни. Возникли рабочие поселки, колхозы, животноводческие фермы, даже завод "имени 30-летия Октября".
Кроме урана, имелось и золотишко, и прочие полезные ископаемые, но добыча их оказалась задачкой не из простых. АТРИ буквально изобиловала неприятными сюрпризами. В первую очередь это были аномалии, в подавляющем большинстве опасные для жизни и здоровья.
Сияние ослепляет и сводит с ума, портит тонкое электрооборудование. Воздушные "Крылья" затрудняют полеты вертолетов. Гадость вроде "Поцелуй Борю в Зад" (на сленге обитателей АТРИ) рвет человека на куски, "Огненный гейзер" оставит от него только пепел, а "Морозка" превратит в ледяную скульптуру.
Есть еще и ка-волны, названные так в честь обнаружившего их ученого Тимофея Караваева. Стоит угодить под действие этого излучения, и с большой вероятностью медленно, но верно человеческий или животный организм подвергнется мутациям. Вот и бродят нынче по АТРИ весьма причудливые создания-мутанты: упыри, зомби, меченосцы и иже с ними.
А чтобы было совсем не скучно, почти вся местная фауна обожает охотиться на людскую породу. Панцирные псы, собирающиеся в большую свору, от которых можно отбиться только с автоматом; рыси-секаланы, умеющие контролировать других диких хищников; живоглоты размером с медведя и с повадками росомахи, подстерегающие в засадах; огромные и свирепые хуги – настоящие терминаторы, видимо выходцы из другого мира. Это далеко не полный список.
К более-менее безобидным существам можно отнести мутировавших двухголовых оленей. Местные называют их рогачами, в АТРИ это основной тягловый скот.
Машин тут мало, слишком велик риск угодить в аномалию. Вертолеты могут летать далеко не везде, с железнодорожным транспортом тоже не сложилось, вот и возят большинство грузов на покладистых рогачах.
Воду, предварительно не обеззаразив, пить нельзя, убитых животных есть невозможно – отрава в чистом виде. Химия, конечно, не стоит на месте: ученые придумали массу реагентов против радиации, ядов и так далее, но обработанное ими мясо на вкус не лучше подошвы.
Погодка в АТРИ не фонтан, вечная ранняя осень с постоянными дождями и грозами. Температура от плюс пяти до пятнадцати. Тут даже названия месяцев иные: первый, второй и так по порядку.
– Обалдеть! – только и сказал Леха после сеанса.
А я обалдел еще сильнее, когда узнал, на что именно мы подписались. Путь на Большую землю из АТРИ для нас, простых смертных, был один – через частичное стирание памяти.
– Неужто до такого додумались? – восхитился мой приятель. – Я думал, это фантастика.
Галунзе кивнул:
– Яйцеголовые, их заслуга. Научились в мозгах отверткой ковыряться. Чего хотят, то и творят. Только вот в чем закавыка – процентов так двадцать народа после этих процедур рискует навсегда остаться идиотами. Гарантий на благополучный исход никому не дадено. А для тебя, Павлов (ты, парень, присядь), у меня новости не из приятных.
– Что за новости, товарищ прапорщик?
Я послушался совета Галунзе, присел.
– Томограмма твоего мозга показала, что ты даже идиотом не станешь. Исчезнешь как личность, и всех делов. А может, и совсем того… Нельзя тебе память стирать. Кажется, ты прописался тут навсегда, сержант.
Я нервно сглотнул. В глазах потемнело. Оставаться в АТРИ до конца своих дней мне не хотелось. ОЧЕНЬ!
– А ошибки никакой нет, товарищ прапорщик? – спросил Леха, участливо поглядев в мою сторону.
– Никакой, Денисов, – подтвердил Галунзе. – Все четко, как в аптеке.
– А когда нас успели под томограф засунуть? – продолжил Леха.
– Ясно когда – пока вы в отключке валялись. Не думайте, что одним сканированием обошлись, было комплексное медицинское исследование. Сняли все ваши параметры жизнедеятельности и в компьютер заложили. Тут на каждого из нас своя биокарточка есть.
Галунзе повернулся ко мне:
– Да ты не переживай, Павлов. Наука развивается, яйцеголовые шуршат, как электровеники. Не сегодня, так завтра что-то придумают. Что скажешь, сержант?
– Ничего, – еле шевеля губами, прошептал я. – Безвыходных положений не бывает.
– Ну да, – подтвердил прапорщик. – Выход всегда есть. Как у жратвы: либо через рот, либо через жопу. В АТРИ чаще всего второй вариант.