Натка крепко прижималась рюкзаком к гладкой базальтовой скале, а в её огромных серых глазищах плескался липкий ужас.
– Т-т-там, впереди, за к-к-камнем, з-з-змея, – подрагивая побелевшими губами, сообщила девушка. – П-п-переползает через т-т-тропу.
– Змея? И только-то? Подумаешь. Ваш разлюбезный начальник метеостанции предупреждал о таком варианте.
– Оч-ч-чень большая з-з-змея. Ог-г-громная…
– Ладно, стой здесь. Проверю.
Пашка осторожно выглянул из-за рваного ребра скалы и, длинно вздохнув, признал:
– Действительно, блин горелый, здоровущая. Длинная-длинная, иссиня-чёрная, толщиной с мою ногу. А хвост украшен…э-э-э, уродливым тёмно-коричневым наростом, слегка напоминающим огромную сосновую шишку.
– Ч-ч-что же теперь д-д-делать? А, П-п-павлик?
– Ничего особенного делать не будем. Просто подождём немного…. Эй, кыш отсюда! Уползай, морда наглая! Кыш! Уползай…. Ну, вот, путь открыт. Шагаем.
– Уверен?
– На все сто. Я же тебе русским языком толкую – змея уползла.
– А почему она – такая большая? Натуральная анаконда из субтропических южноамериканских джунглей…. Разве в северных лесах Республики Коми водятся анаконды?
– В аномальных зонах всякое возможно. По крайней мере, так наш Палыч излагает…. Слушай, сокурсница, а для чего ты попёрлась с нами? Сидела бы себе на мамкиной комфортабельной даче под Питером и горя бы не знала. Высоты боишься. Змей опасаешься.
– Надо было, вот, и попёрлась, – неожиданно разозлилась Наталья. – Тебя, охламона широкоплечего, забыла спросить. Шагаем…. Кстати, рельеф местности устойчиво идёт на подъем. Мох уже не качается под ногами. Так что, можно идти рядом…
Тропа неуклонно и планомерно поднималась вверх. Вскоре исчезли пышные мхи и цветные лишайники, а им на смену пришли разлапистые буро-зелёные папоротники. Да и лес из хвойного постепенно преобразовался в смешанный.
– Дымком пахнет, – встревожено задёргала крыльями носа Натка. – Всё сильнее и сильнее. А ветер, как раз, дует в нашу сторону…. Впереди бушует страшный лесной пожар? Может, ускоримся и догоним наших?
– Догоним, – мельком взглянув на наручные часы, пообещал Назаров. – Через двадцать пять минут. Никак не позже.
– С чего бы такая точность?
– С того самого, что на четырнадцать ноль-ноль наш проводник назначил обеденный привал. Он, понятное дело, задавака и пижон, каких ещё поискать. Но все обещания, похоже, держит. Так как является законченным педантом. Опять же, армейское прошлое…
В тринадцать пятьдесят пять, обогнув несколько огромных корней-выворотней, они вышли на плоскую вершину холма. Здесь вовсю гулял холодный северный ветер, наполненный чуть горьковатым дымным привкусом, зато слепни, мошкара и гнус отсутствовали.
– О, весь отряд в сборе, – наскоро отдышавшись, обрадовалась Наталья. – Действительно, намечается привал, причём, совместно с сытным обедом. Как же я проголодалась! Словно самка песца на излёте суровой чукотской зимы. А как устала – словами не передать…
Иван Палыч, заложив руки за спину, сосредоточенно рассматривал трёхметрового деревянного идола, вырезанного из толстенного соснового бревна и установленного в самом центре вершины. Идол был вкопан в землю и для пущей надёжности обложен – в несколько рядов – крупными серо-розовыми валунами. Близнецы Петровы, достав из рюкзаков походные котелки, отправились вниз по склону, где – по всей видимости – располагался родник с чистой водой. А Сергей и Лиза, о чём-то тихонько переговариваясь и негромко пересмеиваясь, разводили костёр.
– Перекусить, конечно, не помешает, – стараясь не смотреть в сторону костра, согласился Пашка. – Воркуют, понимаешь, словно влюблённые голубки.
– Это точно. Ситуация – прямо как в той песенке.
– В какой?
– Из знаменитого кинофильма – "Большая перемена", – печально усмехнулась Натка. – Неужели не смотрел? Темнота ты, Павлик, беспросветная…. А песенка такая, слушай. Мы выбираем, нас выбирают. Как это часто – не совпадает. Я за тобою двигаюсь тенью. Я привыкаю – к несовпаденьям…
– К чему это ты, Птичка? – непонимающе нахмурился Назаров. – Рифмованными шарадами, вдруг, заговорила.
– Не обращай, соратник, внимания. Это я так. Видимо, от навалившейся усталости.
– Ну-ну…
Он, сбросив с плеч тяжёлый рюкзак, подошёл к деревянному идолу.
Идол загадочно молчал. На северо-западе, где располагалась конечная точка их маршрута, простиралась – до самого горизонта – тёмно-зелёная тайга. А на севере в безоблачное голубое небо плавно поднималась, хищно изогнувшись крутой дугой, широкая полоса бело-серого дыма.
– Это что, такой сильный лесной пожар? – спросил Пашка.
– Не угадал, юноша. Самые обыкновенные дымокурни, – отозвался Профессор. – Зыряне жгут мокрый хворост и сырой зелёный мох, чтобы отпугивать от домашних северных оленей гнуса, комаров и прочую наглую мошкару. К посёлку Мутный Материк, как-никак, приписано ООО "Северный", самое крупное оленеводческое хозяйство в Республике Коми…. Видел по дороге что-нибудь странное и необычное?
– Ага. Трёхметровую змею. Толстенную, чёрную, с уродливым наростом на хвосте. Вам, случайно, не попадалась?
– Нет, с гигантской чёрной змеёй, слава Богу, не сталкивались. А, вот, гибрид дикого кабана и ящерицы по базальтовым скалам прыгал. Ловко так. Поскакал минуты полторы-две, а потом, громко хрюкнув на прощанье, юркнул в узкую горную расщелину.
– Как это – гибрид кабана и ящерицы?
– Обыкновенно. Морда и клыки кабаньи, а хвост и лапы, по всей видимости, достались от лесной ящерицы. Шустрая такая животина, ничего не скажешь. А размером будет со среднестатистическую городскую дворнягу.
– Что же это получается? – задумчиво взлохматил волосы на затылке Назаров. – Аномальная зона расширяется?
– Вполне жизненная и приземлённая версия, – согласился Палыч. – И Сергей придерживается того же мнения. Мол, после его визита в Мутный Лес расширение зоны и началось. Считает, что старуха-шаманка слегка встревожилась и решила…. Не знаю я, честное слово, что она там решила и совершила, но теперь всякая экзотическая нечисть разгуливает – без зазрения совести – и по правому берегу Малой Мутной. То бишь, в качестве пограничных дозоров-разъездов.
– А биолокационной рамкой пользовались?
– Конечно. Там, где видели кабана-мутанта, проволочки вращались – как сумасшедшие. А здесь, возле деревянного Идола, не хотят…. Ладно, Рыжий, пошли к нашим товарищам, поучаствуем в сборе дровишек для костра. Нехорошо, когда одни путники заняты текущими походными делами и приготовлением сытной трапезы, а другие – в это же время – предаются праздной болтовне…
Обед (макароны с говяжьей тушёнкой под горячий крепкий чай с баранками, купленными вчера в поселковом магазине), уже подходил к концу, когда на восточном склоне зазвучал-затренькал мелодичный колокольчик.
Пашка тут же потянулся к карабину, прислонённому к берёзовой колодине.
– Не дёргайся, братишка, – посоветовал Сергей. – Это зыряне. Они мирные и безвредные.
– Поть, поть, поть! – послышалось сквозь звон колокольчика, и уже через пару минут на вершине холма появился целый караван.
Первым выступал матёрый рогач (с обломками рогов на замшевом лбу и бронзовым колокольчиком, подвешенным на шее с помощью блёкло-розовой ленты), на широкой спине которого важно восседал седовласый и узкоглазый старик, облачённый в нарядный тёмно-бордовый малахай. За вожаком послушно следовали два молодых оленя, не отягощённые каким-либо грузом. Замыкал походную колонну неулыбчивый тёмнолицый мужчина в засаленном ватнике, несущий на плече двуручную пилу.
– Здравствуй, Вогул! – торопливо поднимаясь на ноги, поприветствовал старика начальник метеостанции. – Рад встрече, дружище. Извини, но не знаю имени твоего спутника…. Проходите, гости дорогие, к костру, пока чай не остыл.
– Это Никша, мой средний сын, – ловко слезая с оленя, сообщил пожилой комяк. – Он олешками займётся. То, да сё. Молод ещё, короче…. А я чайку, пожалуй, попью. Крепкого и сладкого. Только любимую кружку достану из походной сумки…
"Тёмнолицый Никша только делает вид, что занимается оленями", – внутренне поморщился Назаров. – "А на самом деле, подлец и морда неумытая, глазеет на Лизавету. Сволочь озабоченная и похотливая. Потомственный оленевод, а туда же…. С другой стороны, как на Лизку не глазеть? Натуральная и патентованная фотомодель, типа – девяносто-шестьдесят-девяносто. Или что-то около того. Таких незабываемых роковых красоток в этих диких краях отродясь не видали…. Да, дела-делишки эротические. Ещё по весне я с Лизаветой целовался взасос – как и полагается, на последнем ряду "киношного" зала. А что теперь? Разговоров старательно избегает, глаза стыдливо отводит в сторону. Неужели, всерьёз влюбилась в этого бородатого Серёгу? Прав, всё же, был бессмертный классик, сказав в своё время, мол: – "О, женщины! Вам имя – вероломство…". Ещё как прав. Так его и растак…".
Когда пожилой зырянин, вволю напившись предложенного чаю, поставил пустую алюминиевую кружку на плоский камушек, Сергей вежливо поинтересовался:
– Уважаемый, а что ты забыл на вершине этого холма? Зачем привёл сюда олешек?