Правда, у Кестуса была вся глухомань вдоль тропы через дебри на юго-западе Пустоши, чтобы спрятать тело, но тогда возникнет проблема с новичком, которая всё усложнит.
Он оглянулся на третьего члена патруля, тощего, жилистого недомерка, который называл себя Иварус и имел достаточно здравого смысла, чтобы большую часть времени держать рот на замке.
Кестус был убеждённым сторонником того, что следует избегать лишних осложнений. Поэтому он сделал то, что он обычно делал, когда Тоннар трепал языком. Он проигнорировал его.
- Ты знаешь, что это такое, оказаться рядом с Глухоманью? - продолжал Тоннар. - Повсюду дикие фурии. Разбойники. Эпидемии. Голод.
Он печально покачал головой.
- И когда старый Гай стёр Калар с лица земли, он уничтожил и около половины трудоспособных мужчин в округе. Женщины отдавались мужчинам за пару медных баранов или горбушку хлеба. Или просто, чтобы рядом был кто-нибудь, кто, как они думали, будет защищать свое потомство.
Кестус с тоской думал об убийстве.
- Я болтал с одним парнем с северной границы, - походя произнес Тоннар, - он оприходовал четырех баб за один день.
Пустомеля хлестнул свободными концами поводьев по веткам ближайшего дерева, раскидывая осенние листья, и случайно ударил по шее лошадь.
Та дернулась и встала на дыбы, и Тоннар еле удержался, чтобы не выпасть из седла.
Мужчина раздраженно проклял лошадь, жестко сжал ее бока ногами, всаживая пятки, и сильно натянул повод, чтоб удержать животное под контролем.
Кестус лениво добавил воображаемую пытку к воображаемому убийству, ведь, правильно исполненная, она могла быть забавна.
- А мы здесь, - прорычал Тоннар, широким жестом обводя сплошной лес вокруг. - Люди наживают состояния и живут, как лорды, а Юлий приводит нас в самый центр ничего и нигде. Не на что посмотреть. Некого ограбить. Никаких женщин, чтобы согреть постель.
Иварус, чье лицо в основном было скрыто под капюшоном плаща, сломал ветку толщиной с палец с дерева рядом с тропой.
Затем он пустил свою лошадь рысью и поравнялся с Тоннаром.
- Они бы в очередь выстраивались, чтобы раздвинуть для нас ноги за кусок хлеба, - говорил Тоннар. - Но нет…
Иварус совершенно спокойно поднял палку и сломал ее о голову Тоннара. Затем, не говоря ни слова, заставил своего скакуна занять отведенное ему место.
- Проклятые вороны! - взревел Тоннар, одной рукой хватаясь за череп. - Вороны и демоновы фурии, ты ошалел, парень?
Кестус и не пытался спрятать улыбку.
- Он думает, что ты полный идиот. И я с ним согласен.
- С чего бы? - запротестовал Тоннар. - Только потому что я хочу покувыркаться с девочкой или двумя?
- Потому что ты хочешь использовать отчаявшихся умирающих людей, - отозвался Кестус. - Но не продумал пару моментов. Люди голодают. Болезнь свирепствует. А солдатам платят. Сколько легионеров, как ты думаешь, были убиты во сне ради одежды и монет в кошельках? Сколько, полагаешь, заболели и умерли, как все прочие? И если ты потрудишься обратить внимание, Тоннар, все эти преступники будут иметь сотни поводов убить тебя. Ты будешь слишком занят попытками остаться в живых, чтобы приставать к женщинам.
Тоннар нахмурился.
- Смотри, - сказал Кестус, - Юлий провел нас сквозь бунтовщиков Калара в полной сохранности. Никто не погиб. С ним мы избежали самого худшего. Да, этот путь не столь прибылен или богат… на авантюры, как патрулирование неподалеку от Глухомани. Но мы не умираем от чумы и сравнительно спокойны за свое горло, пока спим.
- Вы просто боитесь рисковать, - возразил Тоннар глумливо.
- Да, - согласился Кестус. - Как и Юлий. Что и объясняет, почему мы еще все вместе.
До сих пор.
Балабол покачал головой и повернулся, впиваясь взглядом в Иваруса.
- Тронь меня снова - и я выпотрошу тебя, как рыбу.
- Хорошо, - отозался Иварус. - Как только мы спрячем тело, Кестус и я сможем сменить скакунов и набрать темп. - Человек в капюшоне посмотрел на Кестуса. - Сколько еще у нас времени до того, как придется возвращаться в лагерь?
- Пара часов, - лаконично ответил Кестус. Он прямо взглянул на Тоннара. - Плюс-минус.
Тоннар пробормотал что-то себе под нос и затих. Остальная часть пути прошла в благословенном, профессиональном молчании.
Кестусу понравился новый парень.
Когда сумерки сгустились над землей, они выехали на поляну, которую Юлиус выбрал в качестве базы для лагеря.
Это было хорошее место. Крутой склон со следами работы фурий земли обеспечил их чем-то, что напоминало убежище от непогоды.
Небольшой ручей тек неподалеку, и лошади заржали, ускоряя шаг, почувствовав место, где смогут отдохнуть и получить зерно.
Но еще до того, как выехать из-под надежной защиты густых вечнозеленых деревьев, окружавших поляну, Кестус остановил лошадь.
Что-то было не так.
Напряжение без видимой причины охватило его, немного ускорив сердцебиение. Он замер еще на мгновение, пытаясь определить источник беспокойства.
- Проклятые вороны, - вздохнул Тоннар. - И что теперь?..
- Тише, - прошептал Иварус напряженно.
Кестус оглянулся на маленького жилистого человека.
Иварус также был на грани.
В лагере царили совершенное молчание и безмолвие.
Отряд лесничих патрулировал этот район, что когда-то был землями Верховного Лорда Калара Бренсиса, отрядами в полный десяток, но разъезды в три-четыре человека то и дело покидали и возвращались в лагерь.
Весьма вероятно, что все, кроме пары лесничих, отсутствовали на обходах. Вполне возможно, что те, кто остался патрулировать лагерь, ушли разведать местность, чтобы сорвать чьи-то планы.
Но шансов на это было немного.
Иварус заставил свою лошадь встать рядом с конем Кестуса, и пробормотал:
- Костер не горит.
Этот факт определял все. В любом действующем лагере поддержание огня воспринимаемый как что-то само собой разумеющееся. Слишком много головной боли причиняет необходимость раз за разом разводить его снова.
И даже если костер прогорел дотла, до горячих углей и пепла, остается ароматный дым. Но Кестус не ощущал этого запаха.
Ветер слегка переменился, и лошадь Кестуса напряглась и задрожала от внезапного испуга, её ноздри раздувались. Что-то шевельнулось примерно в тридцати ярдах от них.
Кестус сохранял неподвижность, понимая, что любое движение может привлечь к нему внимание. Послышались шаги, шуршание опавших осенних листьев.
Появился Юлиус. Седой лесник был одет в свою обычную в лесу кожаную одежду, всю тёмных оттенков коричневого, серого и зеленого.
Он остановился у кострища, глядя на него и почти не шевелясь. Его рот приоткрылся. Он выглядел бледным и усталым, а глаза были тусклыми и безжизненными.
Он просто стоял.
Юлиус никогда так не делал.
Всегда находилась какая-то работа, и он терпеть не мог попусту тратить время. Если ничего другого не оставалось, он использовал вынужденный простой на оперение стрел для отряда.
Кестус переглянулся с Иварусом. Хотя новичок не знал Юлиуса так же хорошо, как Кестус, судя по выражению его лица, он пришел к тому же умозаключению, что и Кестус: самое лучшее сейчас - осторожно, молча ретироваться.
- Вот тебе и старый Юлиус, - пробормотал Тоннар. - Ну что, доволен?
Он прикрикнул на лошадь, всаживая каблуки в бока и посылая вперёд.
- Не могу поверить, что он дал костру погаснуть. Теперь нам придётся снова его развести, прежде чем поесть.
- Нет, придурок! - зашипел Кестус.
Тоннар оглянулся через плечо с сердитым выражением лица.
- Я голоден, - жалобно сказал он. - Ладно тебе.
Тварь, что вылезла из-под земли у самых ног лошади Тоннара, не была похожа ни на одно животное, что Кестус когда-либо видел.
Она была огромной, размером с повозку, и покрыта блестящим, на вид гладким черно-зеленым панцирем или броней.
У неё было много конечностей, почти как у краба, большие, цепкие клешни, как у омара, и блестящие глаза, утопленные в глубокие впадины в этом странном панцире.
И она была сильной.
Она оторвала ногу у лошади Тоннара, прежде чем Кестус успел хотя бы выкрикнуть предупреждение.
Дико заржавшее животное повалилось, залив все вокруг кровью. Кестус слышал, как затрещали кости Тоннара, когда лошадь рухнула на него.
Тоннар начал кричать в агонии - и продолжал кричать, пока другая клешня чудовища, чем бы оно ни было, распорола ему живот, прямо через кольчугу, и выпустила дымящиеся на холоде кишки.
В голове потрясённого Кестуса мелькнула полу истеричная мысль: бедняга не мог даже умереть спокойно.
Существо начало методично рвать лошадь на куски, его движения были такими же быстрыми и точными, как у занятого своей жестокой работой мясника.
Кестус перевёл взгляд на Юлиуса. Капитан медленно повернул голову, посмотрел на них и открыл рот, словно в неторопливом широком зевке.
Потом Юлиус завизжал. Но оглушительный звук, который он издавал, даже отдалённо не напоминал человеческий.
В нём было что-то металлическое, какой-то диссонанс, странное переливчатое дребезжание, от которого у Кестуса заныли зубы, а лошади нервно плясали, вскидывали головы и закатывали глаза от внезапного испуга.
Звук затих.
А мгновение спустя, лес пробудился и зашелестел.
Иварус поднял руки и откинул капюшон, чтобы лучше слышать шорохи.
Они раздавались повсюду, шуршание раздавленных опавших листьев, скрип сосновых иголок, треск хвороста, сосновых шишек, упавших веток, ломающихся под кем-то, пробирающимся через чащу.
Ни один звук не был громче, чем едва слышный шёпот. Но их были тысячи.