Возможно, Виктора выводило из себя присутствие конкурента: ничуть не меньшая аудитория окружила артистичного вида господина с растрепанной светлой шевелюрой, песочного цвета бородкой и аккуратными усами. Декламируя стихи, сиятельный – в этом не оставляли никаких сомнений бесцветно-серые глаза, – активно жестикулировал, а когда замолкал перевести дух, любители поэзии тотчас начинали рукоплескать и требовать продолжения.
Я огляделся по сторонам, заметил проверявшего сервировку фуршетных столов буфетчика и подошел к нему.
– Морис, расскажешь, кто есть кто?
Буфетчик с недовольным видом оторвался от своего занятия, но все же пересилил себя и отказывать в просьбе не стал.
– Разумеется, Жан-Пьер! – скомканно улыбнулся он. – Вас интересует кто-то конкретный?
Я первым делом указал на декламатора.
– О, это Альберт Брандт! – округлил глаза Морис Тома. – Уверен, вы не могли о нем не слышать!
И в самом деле – слышал. Альберт Брандт был популярным столичным поэтом, он даже поставил несколько пьес собственного сочинения на сцене императорского театра. Ходили слухи, что ему нет равных в декламации стихов, но в "Сирене" он никогда раньше не выступал.
– Ясно, – улыбнулся я и кивнул на Арлина. – Маркиза я знаю, а остальные?
Окружение маркиза меня интересовало мало, просто хотелось определить для себя самого, насколько серьезный резонанс случился бы, стань вдруг достоянием общественности тайные развлечения высшего света. И, надо сказать, скандал вышел бы преизрядным.
В ряды скучающих великосветских повес затесались полковник генерального штаба, ответственный секретарь коллегии по делам провинций, заместитель министра, пара влиятельных придворных и несколько банкиров и крупных промышленников, все – сплошь из старых аристократических фамилий. Этой публике было что терять в случае огласки, но я бы десять раз подумал, прежде чем решиться на шантаж. Малейшая ошибка – и вот уже в акватории порта к берегу прибивает очередного безымянного утопленника.
– Вы позволите, Жан-Пьер, мне надо вернуться к своим обязанностям…
– Да-да, конечно, Морис! – отпустил я буфетчика.
Инспектор Моран присоединился к почитателям таланта Альберта Брандта, поэтому я взял со стола поднос и прошелся по залу, раздавая бокалы с шампанским. Разговоры при моем приближении не стихали, но ничего интересного услышать не удалось, поскольку в окружении маркиза Арлина говорили исключительно о политике. Вероятно, погоду уже успели обсудить.
– Скрывать не буду, – объявил маркиз, взяв с подноса бокал с золотистым игристым вином, – поначалу я был настроен в отношении ее величества более чем скептически. А признание независимости колоний Нового Света и вовсе ввергло меня в глубочайшее уныние. – Слушатели закивали, соглашаясь с этими словами, и тогда Арлин воздел к потолку указательный палец. – Но! Я просто не видел всей картины целиком. Подписание мирного договора с Теночтитланом изменило все самым кардинальным образом. Империя не только вернула контроль над землями южнее Амазонки, но и обрела поистине колоссальный рычаг давления на Штаты, которые до сих пор находятся с ацтеками в состоянии войны!
– Да, это позволило перекинуть флот из Атлантического океана в Иудейское море и Персидский пролив, – кивнул седовласый господин в мундире полковника инфантерии. – Для Тегерана это оказалось неприятным сюрпризом! Подумать только, еще совсем недавно персы всерьез нацеливались на Константинополь и наши аравийские владения!
– Не стоит забывать о каучуке, – напомнил кто-то из промышленников. – Кофе и какао тоже важны, но без прямых поставок каучука наши предприятия просто задыхались!
Не разделял всеобщего воодушевления лишь секретарь коллегии по делам провинций.
– Не все так гладко, господа. Не все так гладко, – веско произнес он, отпил шампанского и продолжил: – Берлин, Вена и Рим все больше сближаются друг с другом. Их союз грозит разорвать империю надвое!
– О, не стоит сгущать краски, мой дорогой, – рассмеялся маркиз.
Секретарь понизил голос:
– А известно ли вам, господа, на чьих верфях производится большая часть наших дирижаблей?
– Дирижабли – это прошлый век! – отчеканил полковник генерального штаба. – Будущее – за аэропланами!
– Вот только пороховые движки работают в воздухе нестабильно, а паровые слишком тяжелы!
– Скажу по секрету – дано высочайшее повеление приступить к разработке принципиально новых движителей!
– Ох уж эти ваши армейские прожекты!
Разгоревшийся спор я выслушивать не стал и унес поднос с пустыми бокалами на кухню. А когда вернулся на второй этаж и огляделся, то, к своему немалому удивлению, не обнаружил среди гостей Софи.
Я быстро подошел к дежурившему на лестнице Антонио и поинтересовался, не видел ли тот кузину.
Красавчик на миг задумался, потом кивнул.
– Ушла пару минут назад, – сообщил он.
– Одна?
– Нет, с гостем.
Мне это совсем не понравилось, и я поспешил спуститься на первый этаж. Публика начинала понемногу расходиться, поэтому в фойе было многолюдно, и ни Жиль, ни Гаспар хозяйку не заметили.
– Лука до сих пор торчит у гримерки? – уточнил я.
– Там, – подтвердил Гаспар. – А что случилось?
– Ерунда, – отмахнулся я, не желая делиться беспочвенными подозрениями, и отправился проверить кабинет Софи, но только свернул в коридор и сразу наткнулся на невесть что позабывшую там парочку: импозантного господина средних лет и невероятной красоты девушку в длинном закрытом платье. Черные волосы и смуглая кожа выдавали в ней уроженку Греции, но могла она оказаться и персиянкой.
На миг я опешил от неожиданности. Незнакомка оказалась не просто красива, ее счел бы идеалом даже самый взыскательный дамский угодник. В ней не было ни малейшего изъяна, и это немного пугало. Никто не идеален от рождения. Идеальным можно лишь стать. Я знал это наверняка.
А вот спутник прелестницы идеальным не был, и это ему даже шло. Невысокий и плотный, но подтянутый господин с лихо закрученными вверх напомаженными усиками заметно прихрамывал и опирался при ходьбе на трость с затейливой серебряной рукоятью. Зачесанные назад волосы открывали высокий лоб и глубокие залысины на висках; умное и волевое лицо было мне определенно незнакомо.
– Могу вам чем-то помочь? – спросил я после секундной заминки.
– О нет! – рассмеялся господин и пояснил с едва заметным германским акцентом: – Мы просто хотели засвидетельствовать свое восхищение госпоже Орловой, но, видимо, свернули не туда.
– Вас проводить к ней?
– Не стоит. Будет повод посетить представление еще раз.
Странная парочка ушла в фойе, после них остался едва уловимый запах дорогого табака и волнительный аромат духов. Невольно я даже задержал дыхание, и мне привиделся бескрайний простор и горячий ветер, но уже через миг наваждение сгинуло, словно ничего и не было.
Я невесть с чего почувствовал себя обманутым, но тоже лишь на миг, а потом в голове неожиданно всплыло слово "импресарио". Незнакомец нисколько не походил на скучающего бездельника; так что же его привело в служебные помещения клуба на самом деле?
Если это действительно вознамерившийся переманить приму театральный агент…
Я взглянул на дверь кабинета Софи, беззвучно выругался и поспешил в фойе. К моему немалому удивлению, странная парочка на первом этаже задерживаться не стала и поднялась в банкетный зал. К еще большему удивлению – Антонио их беспрепятственно пропустил.
В этот момент у входной двери послышался какой-то шум, но, как оказалось, это Жиль выставил на улицу слишком настырного газетчика. Я вернулся в служебный коридор и в приглушенном свечении газового рожка увидел у кабинета Софи женский силуэт. Девушка поспешно отпрянула назад, тут же распахнулась дверь, и наружу шагнул молодой человек, высокий, грузный и одутловатый. Вслед за ним появилась Софи.
– Ольга? – удивилась она. – Что ты здесь делаешь?
– Я хотела с вами поговорить, госпожа Робер, – пояснила прима. – Но если сейчас неудобно, это может подождать до завтра.
– Давай так и сделаем, – кивнула Софи, увидела меня и нахмурилась. – Все в порядке, Жан-Пьер?
– В полном, кузина, – подтвердил я.
– Тогда запри дверь, – попросила хозяйка клуба и отправилась со своим спутником в фойе. Лицо молодого человека показалось знакомым, он точно появлялся в клубе до этого дня раз или два, но имени его я не знал. Как уже говорил, Пьетро предпочитал держаться особняком. Художника мало интересовали люди, ему хватало картин и воспоминаний. Точнее, воспоминаний ему как раз и не хватало…
Я достал из кармана брюк связку ключей и вдруг заметил, что прима разглядывает меня с нескрываемым интересом.
– Так ты кузен госпожи Робер? – полюбопытствовала Ольга. – Я тебя здесь раньше не встречала.
– Жан-Пьер Симон к вашим услугам, мадемуазель.
– Я Ольга.
– Не знать, кто вы, – преступление.
– О, ты мне льстишь!
Прима рассмеялась, и я улыбнулся ей в ответ. Ольга была хороша. Не идеальна, как спутница "импресарио", а именно хороша своим природным живым обаянием, грацией и красотой. Стянутые платком волосы рассыпались на уровне плеч симпатичными светлыми кудряшками, обрамленные длинными ресницами глаза горели двумя синими звездами, а чуть вздернутый носик и ямочки на щеках добавляли округлому лицу дополнительное очарование. Пахло от танцовщицы ароматом цветущей сирени.
Ольга потеребила ленту черного бархата на шее и нерешительно произнесла:
– Скажи, Жан-Пьер, а на госпожу Робер вчера и в самом деле напали?
Я на миг задумался над ответом, потом просто кивнул.
– И Пьетро застрелил бандитов?