Меловое "диво" в виде толстоногой триумфальной арки я приглядела ещё в прошлый визит. При виде неё вполне себе верилось, что когда-то в далёкие времена здесь было море. Вполне обустроенный аквариум вёдер этак на миллион, с коралловыми гротами и дворцами из ракушек. Корка на поверхности была плотная: никакого сравнения со школьными и рисовальными мелками, которые сыплются, крошатся и пачкают пальцы. Пальцы и ладони они нехило царапают. Когда-то из этого материала возвели крепостные стены: я бы и туда вскарабкалась, но их давно уже стёрли с лица планеты. Они оказались довольно хрупкими - не выдержали удара цивилизации.
Кажется, я начинаю говорить пышно, совсем как деда Хьяр. Гипнопедия, сказал бы Трюггви.
В общем, чтобы прекратить словесный понос, я смерила горделивым взглядом объект, что высился уже метрах в пятидесяти от меня, и стала заново прикидывать, как и что. Если поднапрячься, на одной стороне там рисуется нечто вроде лестницы с нерегулярно выбитыми ступеньками. Натуральная показуха, если учесть, что неясно, какая цель была у воображаемого зубила: облегчить подъем, добавляя - или затруднить, уничтожая сотворённые природой выпуклости и впуклости. Однако если рискнуть, ветер окажется на твоей стороне: дует прямо в спину. Вжимает в пыльный склон и держит вмёртвую.
Как только я подумала про это обстоятельство, оказалось, что я уже в метре от ровной земли. Передумывать и спрыгнуть можно, да не весьма халяльно.
Муха ползёт дальше, вся в белом сиянии, что размывает ступени, словно кисточка акварелиста - краску. Утро начинается с противоположной стороны дива - я не такая лохиня, чтобы наплевать на солнце, - но тени отсутствуют и здесь. В точности как у посона Данте. (Не имею в виду ничего такого, Господи: встретилась в инете фразка - Джон Посон, архитектор света и пустоты - вот и состыковалось малехо.)
Я застыла, прижмурилась и невольно представила, как буду при случае валяться там, внизу, вся в фиолетовой кровище, потихоньку сползаясь в кучку на глазах у потрясённых зрителей. Это если я от боли потеряю контроль над собой, а вездесущая вуаль скажет "вуаля". Летать мы, младшенькие, пока не шибко научились, только планируем, ага. Вниз и с жёстким приземлением.
А когда раскрыла глаза - увидела конец лесенки. Далее, по моим наземным прикидкам, должно было начаться русло глубокого потока, по которому легко ползти врастопырку или прыгать горным козлом, соединяя противоположные склоны невидимой "верёвочкой".
Но там был порог. И над очень горизонтальным порогом - вполне вертикальная дверь. Даже с начищенной латунной ручкой в виде симпотного дракончика с кожистыми крыльями.
- Ни фигасе трип, - пробормотала я, тихонько общупывая в дубовую клёпку. - И куда это отворяется? Если наружу…
Конечно, "это" услужливо втянулось в глубину вместе с моей правой рукой, инстинктивно взметнувшейся к туловищу тварюжки, и верхней половиной туловища. Левая рука с риском отдавить себе пальцы вонзилась в косяк, ноги болтались в воздухе - босоножки вырвало из песчаника с корнем, а на коленях, как их ни подгибай, коготков и клыков не появится.
Хорошо, что дверь была тяжелая, инерция - мощная. Меня проволокло тощим пузом по камню и оставило в прихожей.
Я вскарабкалась на четвереньки, потом стала прямо, удивляясь, куда подевалась знаменитая дирговская мощь.
Впереди светилась тенистая галерея с закруглёнными сводами. Толстенные свечи на воткнутых в белые стены рогульках пахли воском и липовым мёдом. Ну, может быть, луговым или цветочным - не знаю. По ногам тянуло вольным ветром, факт образовавшимся без участия кондиционера. Пол был устлан каким-то сухим гербарием, который слегка ерошился и пружинил под ногой. Я подняла руку: немного подпрыгнуть - и пальцы коснутся потолка в самой верхней точке. Там то и дело попадались круглые бронзовые штуковины с гравировкой - тот же дракон, что на дверной рукояти, перемежался с четырехконечным крестом или мечом. Я давила на них, пробовала поворачивать на лету - никак не поддавались.
- Ни одного выхода, сплошной вход, - сказала я себе. - Такой прикольный сеттинг.
Повернуть назад и отчалить было бы полнейшим тупизмом. Нора с одним входом в любом случае нонсенс: не ты, так хозяин знают второй.
Вот и отыщем сначала хозяина.
Как только я так подумала, меня шатнуло вперёд, и мой бедный румпель воткнулся в побелку. Нет, в натуральную меловую или там песчаниковую перегородку. С небольшой дверцей из того же выдержанного дуба, на этот раз филёнчатой.
- Глюки, - произнесла я вслух. - Ненатуральные.
И вошла, повернув ручку-защёлку такой же работы, что наружная, но в виде летучей мыши с перьями.
В келье было тихо и тепло. Никаких отверстий в стенах. Никакой мебели, кроме распятия, высокого матраса с покрышкой, тумбочки с чудным плоским светильником на ней и ночной вазой внутри - и кресла на колёсиках, с откидным пюпитром. На пюпитре боком стояла порожняя эмалированная миска, глаза прям затянуло в её пухлые розаны, и лишь потом…
Старик в кресле почти сливался с прочей обстановкой, но факт ею не был. Хрупкое, глазастое тело в бесформенной серой хламиде и плюс к тому - в одеяле, стянутом вокруг тела вроде кокона, воззрилось на меня очень даже осмысленно и с юмором.
- Я ожидал кого-нибудь покрупнее, - проговорил он, облизнув сморщенные губы.
- М-м?
- Девочка, я не имею в виду ваш баскетбольный рост. Вы ведь совсем юное дитя. Верно?
- А с какой стати вы кого-то там ожидали? - обиделась я.
- Вам что объяснить: технику действий или причину? Да садитесь на ложе, оно ортопедическое. Кокосовая стружка, пружины каждая в отдельном чехольчике. Экологический бархат. Ну, допустим, я приманил кого-то из вашего народа особенным запахом, как бабочку или пчелу.
Аромэ и в самом деле царило специфическое: пресной еды и питья, изнурённого лекарствами тела, совсем чуточку - кала, пота и мочи. Вытяжка в камере была отличная, но нюху дирга это обстоятельство никакая не помеха.
- Ладно уж, приманили. В колдовство я не верю.
- А в свободу воли?
Интересный получается базар. Философски заточенный.
- В свободу воли - так себе.
- Правильно. А в свободу выбора?
- Верю.
Он кивнул.
- Так вот. Я почувствовал, что именно в эти несколько дней настал пик моей независимости. Особенная легкость разрыва уз. Не то чтобы мне совсем не нравилось моё тягостное положение. Видите ли, я наполовину парализован и к тому же привык к одиночеству. Настолько, что не будь у меня свободы покончить самоубийством, я бы уже давно отравился и сдох от одного вида всех этих волонтёров, сиделок и прочих христарадников. Я тут устроился так замечательно, что не только прежде, но и теперь могу обслуживать себя всю неделю напролёт.
- Ох, а почему дальше так не получается, дядюшка?
- Прости, малыш. Как тебя…
- Синдри-Искорка. Я должна была назваться первой, что ли?
- Отец Пелазий. Крокус, Шафран, где-то даже Первоцвет.
- Священникам церковь запретила покушаться.
- Как и всем. Только вот мне девяносто лет с солидной прибавкой. Говорят, у молодых самоубийство - мольба о помощи, которую никто не услышал, у стариков - только мольба о смерти. Помочь-то можно почти всему и практически всегда. Вопрос - каким образом. Допустим, по большому счёту мне не хочется больше ничего.
- Но это в точности наоборот, - вдруг я вспомнила еще один афоризм из цитатника, содержимым которого мы перебрасывались. - Самоубийца именно потому и перестаёт жить, что не может перестать хотеть. Это Шопенгауэр сказал.
- Ты от природы умна и учёна, как все пралюди. Логры. Дирги.
Я пустила промеж ушей то, что меня удивило: успею ещё подумать насчёт троглодитов.
- Так пойдёшь мне навстречу? Если что-то у меня выходит не по правилам и ты отказываешься - зачем я буду тратить время на договорную болтовню. Мне это, представь себе, нелегко без морфина. Одышка доняла и в лёгких как огнём палит.
- Каждому из нас суждено умереть - но не стоит класть голову в пасть льву, - провещала я нечто в восточном духе. Саади Ширази, кажется.
- А кто здесь лев - ты, что ли?
Он даже чуть приподнялся. Коварная миска только того и ждала: сорвалась ему на колени, потом на гладкий пол и поскакала дальше, расплёскивая со дна жидкую харкотину.
- Так. Синдри, ты точно не знаешь всего обряда. Не умеешь вести разговор по чину. Судя по всему, у тебя это вообще впервые. Так какого же рожна, извини, ты идёшь сюда без сопровождающего?
- А я вовсе не затем, дядюшка Крокус, - пробормотала я. - Порочное любопытство, знаете ли. Адреналинчику в катакомбе хлебнуть.
Мы никак не могли договориться насчёт брудершафта. По крайней мере такого.
- Ладно, ныне отпущаеши. Жаль, в кой-то веки граница по мне проходит. Такая штука вроде мембраны: здесь мы с тобой, там - Великое Может Быть. Может, ещё успеешь послать мне своих взрослых. Да, ты возьми в ящике тумбочки, мне упаковку хорошего зефира принесли, на агаре, свежего. Наверху, в саму тумбочку не лазь. Я уже не смогу.
- Я тоже.
Наверняка горшок в нижней части был, скажем так, не очень мытый. Опорожнялась посуда факт над малой дыркой в полу, куда экономно сливали все ополоски.
- Синдри, я ведь знаю, что вы умеете кушать. Только вам это не очень нужно.
Сказал это - и понял. Сначала одно, потом другое.
Нет, я бы сумела одолеть первичную брезгливость, но как-то враз поняла, что никаких прощаний сейчас не будет. Что отцу Пелазию именно что требуется скалолаз и авантюрист. С пустым желудком.
- Родичи далеко, а перемещаемся мы не одним махом, - ответила я с ледяным ужасом в душе. - Давайте уж как-нибудь сами. Вы точно-точно жалеть не будете?