Анисья Степаниха, прижимая к груди маленький холщовый мешочек, гордо шествовала к дому на окраине. Наконец-то она решилась! Наконец-то она ей покажет! Ей – той самой девке с длинной черной косой, которая свалилась на них, как снег с еловой лапы. Младшая внучка бабки Прасковьи – да кто в это поверит! Покойная Прасковьюшка, хозяйка того самого крайнего дома, была сущим божьим одуванчиком – как с виду, так и по нраву. И если бы имелись у нее внуки (дети-то разбрелись по городам, кто их там знает), то явно такие же светленькие и румяные, не похожие на ту чернявую ведьму.
Ведьма! Анисья криво усмехнулась, ускоряя шаг. Все бабы деревни сразу раскусили, что за ягодка эта Варвара. Лицо белое, брови тонкие, руки холеные. И это еще ничего, но коса-то, коса! Всегда блестит, как воском намазанная, волосок к волоску, и пахнет от нее чем-то сладким, манящим, но чужим. Ни на что тот запах не похож, словно сам черт по ночам ей волосы расчесывает. А мужики вокруг так и вьются! Вон, старый дурак Василий враз забыл про свою больную спину и нарубил Варваре целый сарай дров. Сын вдовы Макарихи давеча девчонку до рынка на повозке довез, словно она своими белыми ножками не дошла бы. Да и муж самой Анисьи глазом косить начал, то правым, то левым – смотря с какого бока Прасковьина внучка появлялась. Это и стало последней каплей. Ведьма! Ну, берегись, проклятая, найдется и на тебя управа…
Анисья еще крепче сжала мешочек в своей большой, обветренной ладони. Там лежали чернобыльник, крапива и плакун-трава – заговоренный сбор от местной травницы Зинаиды. Старая Зина знала толк в таких вещах. Положи, сказала, тайком в щель у порога в ведьмином доме – чертовка и потеряет свою силу, усохнет вся, пожелтеет. Нутро поганое вылезет. Вот Степаниха и шла к ненавистной соседке, якобы за солью. Войдет тихонько, спрячет мешочек, спросит соль и пойдет обратно, как ни в чем не бывало. А Варвара пусть получит сполна, чтоб коса ее под корень отвалилась!..
У самого порога сердце Анисьи тревожно заколотилось. Никогда раньше ей не доводилось вступать в обитель ведьмы. Что она там увидит? Свисающих с потолка сушеных лягушек или котел, полный отрубленных куриных лап? Но нет, не нужно поддаваться страху. Муженьку пора вправить мозги, да и половина деревни будет благодарна. Женщина быстро перекрестилась – свят-свят! – прошептала молитву и вошла.
Увиденное ее не поразило, скорее разочаровало. Дом домом, такой же чистый, как при Прасковье, никаких жаб или дохлых мышей. Но Степаниха все равно схоронила заговоренный мешочек под шаткой половицей. А потом для приличия крикнула:
– Варвара, ты дома, ась? Это соседка твоя, Анисья! Хотела соли спросить…
Никто не ответил. Тут бы Степанихе и уйти с чувством выполненного долга, но ее одолело простое бабье любопытство. Может, такая обстановка лишь для отвода глаз? Чтобы люди с порога ничего не распознали? А все ведьминское, страшное, всякие травы да лягушки, скрыты дальше – в спальне?
Анисья тихонько направилась к следующей двери. И снова ее взгляду предстала простая комната, без всяких излишеств, разве что размером поменьше. Только занавески отчего-то были плотно задернуты. Женщина потопталась на месте и хотела уж уходить, но тут заметила в углу еще один ход под лоскутным одеялом.
Та дверь оказалась закрыта не полностью: оставалась тонкая щель. И в эту щелку Анисья увидела Варвару. Девка, простоволосая и в одной ночной рубашке, сидела в полумраке спиной к ней, смотрелась в странное квадратное зеркальце на ножке… и что-то тихо ему бубнила. Слов было не разобрать, но Степаниха явно видела, как у отражения шевелятся губы.
"Порчу наводит! – похолодела Анисья. – Так и знала! Вот только на кого?"
Она слегка подалась вперед, и тут предательски скрипнула половица.
– Кто здесь? – спросила Варвара и обернулась.
Степаниха открыла было рот, чтобы извиниться и пробормотать заготовленную фразочку про соль, как вдруг в ужасе застыла.
Девка повернулась к ней. А ее отражение осталось прежним. Два одинаковых лица в упор смотрели на Анисью: те же самые зеленые глаза, та же светлая кожа в обрамлении иссиня-черных волос. Только реальная Варвара казалась удивленной, в то время как на губах Варвары-в-зеркале играла насмешливая улыбка.
Из горла Степанихи вырвался хрип, и она, выпучив глаза и неистово крестясь, бросилась наутек. Какая там ведьма? Демоница! Настоящая нечистая сила! Только бы ноги унести, спаси и сохрани…
Варвара едва успела подняться со стула, как с грохотом захлопнулась входная дверь. Она слегка отодвинула занавеску и увидела соседку, которая, голося и размахивая руками, неуклюже бежала по дороге. Девушка вздохнула, завесила окно и снова села.
– Это что, одна из местных? – с любопытством спросило ее отражение.
– Да, – ответила Варвара. – Подловила все-таки, зараза! Здесь нет никакого личного пространства, все друг у друга как на ладони…
– И что ты будешь делать? – в голосе отражения промелькнуло беспокойство. – Может, вернешься досрочно, а?
– Не бойся, Лер. Она все равно ничего не поймет. Растрезвонит всем, что я ведьма – так мне это даже на руку: больше материала подкинут для работы. К тому же, какой смысл сейчас срываться с места? Это заявление писать надо, а потом объяснительную… А осталось-то – всего ничего.
– Ну, смотри сама. Только, если что, я и твоего Макса Михалыча на уши подниму, и весь университет. Не нравятся мне эти ваши экспериментальные стажировки. Но ты у нас без пяти минут кандидат наук, так что не буду учить ученую.
– Если случится то самое "что", я тут же с тобой свяжусь, – улыбнулась Варвара.
– А я и так узнаю, – отозвалась Валерия. – Ведь мы, близнецы, чувствуем друг друга не только на расстоянии, но и сквозь время. Ну, до связи, Варяндия, и не вздумай там втюриться в какого-нибудь местного красавчика! Он вполне может оказаться твоим прапрадедушкой в кубе.
– Не вздумаю. Буду предаваться мечтам о Максе Михалыче. До связи.
Варвара выключила компьютер и вернула на экран маскировочную зеркальную поверхность. Потом прошлась по комнатам, осмотрела углы и полки, заглянула во все щели и отыскала холщовый мешочек. Девушка осторожно вытащила его пинцетом, поместила в прозрачный пластиковый пакет, а затем положила в спрятанный в глубине печки дипломат-сейф. Там уже хранилось немало "подарков" от заботливых соседок, аккуратно рассортированных по категориям: "Подклады натуральные (пучки перьев, яйца, травы и др.), "Подклады искусственные бытовые (цыганские иглы, нити, воск)", "Подклады денежные (монеты с кладбища)" – и прочие. Содержимое нового мешочка заняло почетное место среди натуральных.
Теперь можно было приниматься за работу, но перед этим Варвара нагрела на печи воду и хорошенько вымыла голову – так ей всегда думалось легче. И хоть Максим Михайлович, ее научный руководитель, твердил, что нужно как можно старательней сливаться с окружением и мыть волосы желтком и золой, девушка все равно умудрилась провезти с собой свой любимый шампунь. После этого Варвара достала из-под кровати стопку пожелтевшей бумаги (приходилось писать диссертацию вручную, чтобы беречь заряд на компьютере), шариковую ручку в виде гусиного пера и принялась быстро строчить под заголовком "Типичные страхи и суеверия местных деревенских жителей конца XIX – начала ХХ вв.".
В углу стола горела толстая свечка, и только Варвара знала, что на самом деле это искусственный огонек-таймер камеры хронопортации – устройства, которое романтики былых столетий называли машиной времени. В переплетении восковых капель сведущий человек мог бы разглядеть обратный отсчет. Девушка уже давно скашивала туда глаза: конечно, здесь было интересно, но все эти лохани, колодцы, мыши за стеной и, конечно же, ямовидный сортир с лопуховой санитарией…
До окончания стажировки оставалось четыре дня.
ЗОЛОТОЙ ПРОФИЛЬ
Серый все выходные обрывал телефон, а когда они с Алеком, наконец, встретились в прокуренном баре, то первым делом скомандовал:
– А ну-ка, повернись!
Алек хохотнул и устремил свой взгляд на стойку, где среди дешевого пойла красовалась одинокая бутылка мартини.
Приятель несколько секунд изучал его лицо, потом хлопнул по столу и заключил:
– Черт побери! То, что надо!
– Что еще за новости? – возмутился Алек. – Ты собрался меня женить?
– Не совсем, – ухмыльнулся Серый. – Скорее, хорошо пристроить. Я бы и сам ухватился за такое теплое местечко, но, к несчастью, рожей не вышел.
Он указал на свой нос, давным-давно перебитый в драке.
– Значит, баба.
Алек залпом осушил свой стакан.
– А вот и нет. Мужик.
– Оборзел, что ли? – вскинулся парень, поднимаясь из-за стола. – Иди ты лесом, я в такие игры не играю!
– Да погоди же, – остановил его приятель. – Ты все не так понял. Это старик, ему лет девяносто. Сядь на место, сейчас я все расскажу.
Серый затянулся сигаретой, выпустил облако в потолок и начал:
– Помнишь, в моем доме квартира сдавалась этажом ниже, еще тебе предлагал ее снять? Так вот, недельки три назад туда вселился новый жилец. Хотя, по правде, он уже скорее не-жилец: такой старый, весь сморщенный, с длинной седой бородой. Восточного типа, ну вылитый Хоттабыч или этот, как его, Ходжа Насреддин…
– Господин Насреддин, – чуть слышно пробормотал Алек.
– А? – переспросил Серый. – Чего?
– Детский стишок такой был, помнишь?
Господин Насреддин,
Что ты бродишь один
С длинной тростью своей -
Вечно хмур, нелюдим…