Лет пять назад, когда я был всего лишь старшим дознавателем, мне удалось обойти его в нашумевшем деле с мертвыми куртизанками, всплывавшими в водах Эстры. Скоальт-Ярд поручил дело Вольфельду. Старший инспектор рыл носом землю, но не в том направлении. Пока он искал серийного убийцу, душившего продажных девок, я взял за горло подпольное убежище фальшивомонетчиков. За две седмицы до того, как мертвые женщины появились в Эстре, был ограблен конвой казначейства, везший с литейной фабрики новые матрицы для печатных станков. Скоальт-Ярд наводнил Старкрар констеблями, проверялось все и вся, а фальшивомонетчики тем временем работали. Куртизанок использовали как курьеров, пристегивали под платья сумки с фальшивыми деньгами в виде животов и отправляли в город. Ни одному блюстителю закона не пришло в голову заглянуть под платья беременным шлюхам! Ну а после использования гораздо выгоднее и дешевле было пускать курьерш в последнее плавание, чем платить им, а потом и бояться, как бы эти тупые курицы не взболтнули лишнего. Я понял это, а Вольфельд – нет. В итоге после ухода на заслуженный отдых почтенного тана Тарзина л’Реко императорская печать легла под моим именем в назначении на должность верховного дознавателя, а Вольфельд все еще не получил комиссара. Каждому свое.
Тумс и Аберлейн облегченно вздохнули. Не расслабляйтесь, друзья мои, начальник еще устроит вам распекание.
– Вернемся в обеденный зал, у меня сложилась некая картина.
Я взял со столешницы стационарный настольный набор: визитница, часовой механизм, выемка для чернильницы, цилиндр для перьев, углубление с ножом для заточки перьев. Все это на одной красивой деревянной подставке.
– Подойдет. Себастина, неси за мной.
– Слушаюсь.
Вернувшись в обеденный зал, я еще раз все осмотрел и убедился, что ничего не упущено.
– Прошу внимания! – Я взял у Себастины настольный набор и поставил его на каминную полку. – Прежде всего, это, несомненно, убийство. Таково мое официальное заключение, которое будет внесено в предварительные записи по делу и протокол обыска места преступления. Случилось все три или четыре дня назад. Очевидно, во время обеда. На это указывает состояние тел, часовых механизмов и характерный запах. В доме присутствуют большие напольные часы производства фирмы "Флориш и Фокс", отменные, надо заметить, в моем жилище тоже есть изделия этой фирмы. Одного завода хватает не на сутки и не на двое, а на шестнадцать суток ходу, но к концу этого срока пружина начинает сдавать, и стрелки отстают, потому часы обычно заводят на три-четыре дня раньше. Обычные настольные часы "Флориш и Фокс" заводятся раз в сутки. Все вы можете видеть, что напольные часы уже отстают на несколько часов, вскоре встанут окончательно. Четыре дня назад их не завели. Маленькие часы, и каминные, и из кабинета покойного, замерли, не добежав до двенадцати. Все это вы и сами бы могли узнать, не поднимая меня с кровати. – Я с тоской вгляделся в светлеющую ночь за окном. – У меня нет никаких сомнений, что жертвы умерли одновременно. Дочери господина де Моранжака и его сын погибли, испытывая животный ужас, в то время как он сам… Себастина, будь любезна. – Она приподняла голову Сильвио, придерживая ее пальцами за виски. – Испустил дух во вполне спокойном настроении. Госпожа де Моранжак также ушла от нас совершенно тихо и безболезненно. Себастина.
Со спокойствием, вызывающим у всех присутствующих нервный тик, моя горничная приподняла голову покойной. За волосы.
– Как видите, госпожа де Моранжак словно бы заснула с открытыми глазами. Все просто, как двузубая вилка. Она не видела убийцу, ибо единственная сидела спиной к двери, когда он вошел. Господин де Моранжак не видел его тоже, ибо входная дверь находилась за пределами его бокового зрения, но он все равно умер. Его дети, напротив, успели взглянуть в глаза смерти. Себастина.
Она приблизилась к трупам близняшек и с некоторым напряжением, но чтобы не оторвать конечность, подняла окоченевшую руку одной из них. Обивка подлокотника была разодрана, девочка оставила в ней пару своих ногтей. Себастина подняла руку другой девочки, и все увидели следы, оставленные ногтями на лакированном дереве, а заодно и запекшуюся кровь на поврежденных пальцах.
– Только де Моранжак-младший нашел в себе силы сдвинуться с места. Это ему не помогло. То же со всеми другими погибшими. Иные увидели свою смерть в лицо, иные расстались с жизнями легко. Убийство сотворено не с помощью яда, это будет подтверждено после экспертиз. Все. Командуйте, инспектор Вольфельд, тела в морг, здание опечатать, выставить охрану. Констеблей на улицы, пусть ищут. Хоть что-нибудь ищут. Кстати, кто сообщил об этом всем?
Игнорируя плеть ненависти, которой меня стегануло сознание старшего инспектора, я поводил взглядом по растерянным лицам сотрудников Скоальт-Ярда и проследовал к выходу. Себастина подала мне плащ, шляпу и трость. Инспектор Аберлейн догнал практически на крыльце.
– Тан л’Мориа, позвольте представить вам констебля номер тысяча сто один Джона Гранди.
– Доброй ночи, констебль. Можете меня чем-то порадовать?
Молодой парень с густыми усами, обряженный в утепленную для зимы черную форму Скоальт-Ярда, вытянулся в струнку. В его голове я читал немного страха, смущение, растерянность и… сомнение, что ли?
– Это я обнаружил, мой тан…
– Понимаю. Решили наведаться в гости к верховному обвинителю по доброй памяти, попить чаю и вдруг обнаружили тело старого друга бездыханным? – Я постарался придать своему взгляду выражение, которое офицеры-дознаватели называли "сверлящим".
– Нет, мой тан, я конечно же не мог знать господина де Моранжака, но мне сказали…
Неуверенность приблизилась к градусу кипения, но он не собирался лгать.
– Я… я понимаю, что это прозвучит совершенно… глупо… нет, безумно…
– Констебль, позвольте судить о том, как и что звучит, мне.
– Да, мой тан. Я услышал голос.
– Понимаю. Что за голос?
– Из-за спины. Голос из темного переулка, если быть точным. Я проходил мимо, патрулировал свой район, а потом кто-то окликнул меня из тени и сказал, что в особняке де Моранжаков беда. Государственный обвинитель – не шутки, потому я бросился сюда со всех ног. Наверное, надо было попытаться…
– Да, узнать хотя бы приблизительно, как выглядит доброжелательный аноним. Было бы просто чудесно! – Из-за недосыпа я был зол и переполнен ядовитой желчью. – Где это произошло, вы сказали?
Один из переулков, соединяющий улицы Тюльпанов и Красного оникса. Восточные и юго-восточные окраины Императорских Садов не столь престижны, как остальные части. Совсем близко располагаются кампус КГМ и башня корпуса, одиноко темнеющая на фоне неба. В этой части района находятся учреждения, обслуживающие богачей, продуктовые рынки, самые дорогие и лучшие в Старкраре почтовые офисы и банковские отделения. Съемные апартаменты в высоченных шестиэтажных домах стоят приличных денег. И все же таких вот переулков даже в Императорских Садах уйма. Из какого именно с ним говорили, Гранди точно обозначить не смог. Воспользовавшись одним из казенных экипажей, я приказал везти на улицу Тюльпанов. Шанс найти нужное место, а там и какие-нибудь улики – это, конечно, несбыточная надежда, но что мне остается?
– Держи все под контролем, – велел я Себастине, отпуская экипаж.
– Я всегда держу все под контролем, хозяин.
– Как в тот раз, когда мне пришлось уворачиваться от пуль, прячась за бочками с тухлой сельдью?
– Простите за тот случай, хозяин. Больше подобного не повторится.
Я несправедлив к ней. В той заварушке она сдерживала сильного мага, чтобы он не превратил меня в труп, а мне всего лишь пришлось отстреливаться от парочки простых смертных с взрывными патронами. Вытянув из кармана жилетки часы, я приказал:
– Acsio lioite!
Направленный луч света из циферблата высветил узкий и грязный переулок. На стенах обрывки старых листовок и объявлений, на земле мусор и мутный неприятный на вид снег. Внезапное вторжение света в кромешную тьму вызвало шквал протестующего писка из ближайшей мусорной кучи.
– Себастина, поймай-ка мне парочку.
Горничная коршуном метнулась на добычу и, прежде чем ратлинги успели смыться, поймала две пары, по две дрыгающиеся серые тушки в каждой руке. Среди обычного писка прорывались требования вернуть честным гражданам свободу.
– Не помню, когда Император решил дать ратлингам гражданство, так что довольно. Представляться не буду, по вашим тупым мордам видно, что титулы и регалии вы цените ниже куска заплесневевшего хлеба. Отвечайте мне честно, и тогда, возможно, я вас отблагодарю.
– Чем? Чем? Чем? Чем?
– Большим кругом сыра и свиным окороком.
Острые мордочки с подвижными розовыми носами и длинными усами перестали шевелиться, черные глаза-бусинки остекленели, а передние лапы, так похожие на человеческие руки, вцепились друг в друга.
– Чего тан хочет? Чего? Чего тан хочет?
Ратлинги не самая лучшая компания для уважающего себя человека и тем более тана, дорожащего репутацией. Большинство жителей города не обращают на этих разумных зверей никакого внимания, а те, кто обращает, пытаются всячески истребить голохвостый народец, приравнивая его к обычным крысам. Мне же из-за специфики работы гнушаться нельзя никем.
– Мне нужен че… – И тут я понял, что даже примерно не знаю, представителя какой расы или вида из тех, что населяют столицу, я ищу. – Этой ночью по переулкам ходил некто, может, человек, может, тэнкрис, может, люпс, а может, и авиак. Кто-то. Вы везде бываете, везде ищете еду, многих видите.
– Ничего не видели! Ничего! Ничего! Никого не видели! Еды мало! Еды! Еды! Когда награда? Когда? Когда?