Не лейтенант ли Строян лежит там, в тени? С этого места было не видно. Бёртон с трудом прорубил себе дорогу к лежащей ничком фигуре, вопя от боли каждый раз, когда получал удар дубиной или древком копья; из ран его сочилась кровь.
Черт, где остальные? Он бросил мгновенный взгляд назад и увидел, что Спик пятится к палатке, его рот раскрыт, а в глазах ужас и паника.
- Стой! Ни шагу назад! - крикнул он. - Иначе они решат, что мы отступаем!
Спик посмотрел на него непонимающим диким взглядом, и именно тогда, в пылу сражения, их дружбе пришел конец, потому что Джон Хеннинг Спик понял: его считают трусом.
В тот же миг дубина ударила Бёртона в плечо, он повернулся и, не вглядываясь, наотмашь полоснул нападавшего саблей. Он метался взад и вперед, как затравленный зверь, и размахивал саблей. Чьи-то руки схватили его за спину, он резко обернулся, подымая саблю, и в самый последний миг узнал Эль Балюза.
Рука с саблей замерла на полпути.
И тут голова его словно взорвалась от боли.
Какая-то тяжесть ударила его в бок и швырнула на каменистую землю.
Пронзенный болью, он не сразу понял, что произошло.
Заостренный дротик впился ему в левую щеку, прошел насквозь и вышел из правой, выбив несколько зубов, порезав язык и раскрошив нёбо.
Он изо всех сил цеплялся за сознание, но оно уплывало. Кто-то потащил его в сторону.
И Бёртон провалился в темноту.
"Он считает меня трусом? Так нет же! Я это докажу!" - билось в мозгу Спика. Он бросился в толпу сражавшихся, приставил дуло к груди бандита, сбившего Бёртона на землю, и нажал на курок.
Осечка!
- Проклятье! - крикнул Спик.
Дикарь могучего телосложения торжествующе взглянул на него, оскалил зубы и ударил кулаком в грудь.
Спик упал на колени, дыхание его прервалось.
Сомалиец наклонился, одной рукой схватил Спика за волосы и дернул назад, а вторую быстро просунул ему между ног. Спик похолодел от ужаса. Абориген стал шарить у него в штанах в поисках кинжала, который арабы обычно прятали в этом месте.
Потом Спика опрокинули на спину, крепко связали ему руки, после чего поставили на ноги и, сильно натянув веревки, так что они буквально впились в тело, погнали из разрушенного и разграбленного лагеря прочь.
Лейтенант Бёртон очнулся и почувствовал, что кто-то тащит его к берегу. Это был Эль Балюз. Бёртон жестами велел ему найти лодку, которую экспедиция заблаговременно спрятала в маленькой гавани, и привести ее в устье реки.
Эль Балюз кивнул и убежал.
Бёртон лежал на спине, глядя ввысь, на бескрайний Млечный Путь.
"Я хочу жить!" - думал он.
Прошло около минуты. Он потрогал лицо и нащупал острый конец дротика. Единственный способ удалить его, - решил Бёртон, - это протащить все древко через рот и щеки. Он крепко ухватился за него, дернул и потерял сознание.
Всю ночь над пленным Джоном Спиком издевались аборигены, размахивая саблями в нескольких дюймах от его лица. Он стоял, прикрыв глаза и сжав зубы, каждую секунду ожидая смерти и с тоской думая о том, что теперь напишет Ричард Бёртон в отчете о случившемся.
Что он, Спик, струсил? Попятился назад к палатке?
Жгучий стыд охватывал его при мысли, что Бёртон непременно расскажет об этом всем, и имя Спика будет навсегда покрыто позором. Черт побери этого заносчивого негодяя!
Копье сомалийца пронзило Спику бок. Он вскрикнул от боли и начал падать назад, тут острие ударило его вторично, на этот раз в плечо.
"Всё, мне конец", - мелькнула мысль.
Спик с трудом поднялся на ноги - теперь сомалиец направил копье прямо ему в сердце. Спик стал отклонять острие, насколько он мог это делать связанными руками. Острый конец копья рвал ему кожу, и она повисала клочьями между пальцев.
Сомалиец отошел.
Спик выпрямился и поглядел на него.
- Дьявол всех побери, - прошептал он. - Я не собираюсь умереть как трус!
Дикарь снова прыгнул вперед и вонзил копье в левое бедро Спика. Тот почувствовал, как острый конец уперся в кость.
- Дерьмо! - сплюнул он и схватился за древко. Несколько секунд он и сомалиец тянули древко каждый на себя. Наконец сомалиец отпустил свою руку, вытащил из-за пояса дубину и изо всех сил ударил ею по руке Спика. Тот выпустил древко и рухнул на колени, едва дыша от нестерпимой боли.
Дикарь отошел, потом повернулся и ударил Спика копьем в правое бедро. Острие пронзило плоть насквозь и вышло наружу.
Спик истошно закричал.
Чувствуя себя странно отделенным от тела, он, будто со стороны, увидел, как его руки схватили копье, вытащили из бедра и отбросили в сторону. Потом он подошел к сомалийцу и связанными руками ударил его в лицо. Из носа аборигена хлынула кровь.
Спик отвернулся от него и наполовину пошел, наполовину пополз; его освобожденное от тела сознание спрашивало себя, как он может вообще двигаться с такими ранами.
"Где же боль?" - билось в мозгу, который отказывался понимать, что человек весь охвачен ею.
Спик проковылял босыми ногами по острым камням, сполз по склону и оказался на покрытом галькой берегу. Каким-то образом у него еще достало сил побежать.
Сомалиец, подобрав копье, бросился было в погоню, но передумал: метнул в Спика свое оружие, промахнулся и отступил.
Другой дикарь тоже метнул копье, но Спик увернулся и продолжал бежать из последних сил. Увидев, что аборигены прекратили охоту, он рухнул на камень и, отдышавшись, перегрыз веревку, связывавшую его руки.
Он страшно ослабел от ран и потери крови, но не дал себе расслабиться и, собрав волю в кулак, к рассвету сумел доползти до Берберы. Здесь его и нашла поисковая группа во главе с лейтенантом Хорном и перенесла в лодку, стоявшую в бухте. Спик преодолел три мили, имея при этом на теле одиннадцать ран, две из которых, как выяснилось, - очень тяжелые.
Оказавшись в лодке, он поднял голову и посмотрел на человека, сидевшего напротив. Он еле узнал Бёртона - все лицо его было в окровавленной повязке.
Их глаза встретились.
- Я не трус, - прошептал Спик.
Тот страшный поход в Берберу, который едва не стоил жизни каждому из них, сблизил их, можно сказать, сделал братьями. Они действительно сроднились и меньше чем через два года отплыли вместе в новую, величайшую в истории Британии экспедицию в Центральную Африку - искать исток Нила.
Бок о бок они выдержали невероятные испытания, проникли в земли, где еще не ступала нога белого человека, прошли по самому краю Королевства Смерти. Вследствие неизвестной инфекции Бёртон ослеп и был парализован, к счастью, временно. Спик же навсегда оглох на одно ухо, когда перочинным ножом удалял попавшее туда опасное насекомое. Оба страдали от малярии и дизентерии, вся их кожа была покрыта язвами.
Экспедиция продолжалась.
Однако Спик не мог забыть случившегося в Бербере.
Он сочинил собственную версию тех событий: брошенный каким-то аборигеном камень ударил его в коленную чашечку и заставил отступить к роути. А Бёртон как раз в этот момент обернулся, увидел, как камень отскакивает от колена Спика, и понял, почему тот рефлекторно отступил на шаг. На самом же деле Бёртон никогда не сомневался в храбрости своего собрата.
Спик знал, что все было не совсем так, но пытался забыть об этом. Он решил для себя, что История - это не то, что происходило в действительности, а то, что увидели ученые-интерпретаторы, и утешал себя этим.
Наконец они достигли Центральных озер.
Бёртон исследовал большое водное пространство к югу от Лунных гор, которое местные племена называли "Танганьика". Некоторые географы предполагали, что в этом озере может находиться исток Нила, но Бёртон был слишком болен, чтобы добраться до его северного побережья, откуда должна была вытекать великая река.
Спик, оставив товарища в горячечном бреду, в одиночку отправился на север, нашел другое большое озеро и назвал его именем английского короля, хотя местные племена называли его "Ньянза".
Он попытался обогнуть это озеро, но потерял его из виду, потом вновь обнаружил его дальше на север - или это был берег другого озера? - сделал кое-какие, как позже обнаружилось, неточные измерения и вернулся к Бёртону, руководителю экспедиции, без тени сомнения заявив, что нашел - именно он, Спик! - настоящий исток великой реки.
Когда оба немного поправились, то совершили длительный поход к Занзибару, во время которого Бёртон упрекнул Спика в неточности его расчетов и привел, как ему казалось, веские доводы в пользу того, что измерения Спика не могут служить достаточным доказательством обнаружения истока Нила.
Джон Спик обиделся и, не дожидаясь Бёртона, отплыл в Англию. В дороге он попал под влияние некоего Лоуренса Олифанта, известного в определенных кругах махинатора и позера, державшего у себя дома белую пантеру. Олифант еще подлил масла в огонь: как, Бёртон отрицает его, Спика, открытие? Да он просто завидует! Хочет отнять у него победу и славу! Надо бороться и доказать всем свою правоту. Не имеет значения, что руководил экспедицией Бёртон, - именно Спик совершил величайшее географическое открытие всех времен!
Уезжая из Африки, Джон Спик сказал Бёртону: