- Подойдя к девушке, я потрепал ее по подбородку и
обнял за талию.
- Нет-нет! - вскрикнула она, отпрянув, но я обхватил ее другой рукой и привлек к себе. - Что тебе нужно?
- Ты отлично знаешь, Гортина.
- Но я не могу поверить...
- Разве ты потеряла свое зеркало? Не отталкивай меня.
- Помоги мне, Афродита! - взмолилась девушка, стараясь не повышать при этом голос.
- Неподходящая молитва, - усмехнулся я.
- Что тебе нужно, Идей?
- Мне нужна ты.
Внезапно она расслабилась в моих объятиях и посмотрела на меня широко открытыми глазами:
- Ты заберешь меня отсюда?
- Разумеется. Больше ты не будешь рабыней Елены.
- Когда?
- Скоро. Через пять дней.
- Так долго ждать?
- Можешь рассчитывать на меня, Гортина. Но ты должна пропустить меня туда. - Я указал на дверь, прикрытую расшитым занавесом. - Мне нужно
слышать, что говорит Гектор. Не спрашивай почему - ты не поймешь; это государственное дело.
Гортина отшатнулась:
- Это невозможно! Я не посмею!
В конце концов мне с трудом удалось убедить ее.
Бедняжку нельзя было упрекать за измену долгу - такой красавице нелегко четыре года быть рабыней Елены. Я не собирался выполнять свое
обещание забрать ее, но она этого не знала, а узнав впоследствии, доказала, что она смелая девушка и истинная дочь Грей.
Самое главное, мне позволили войти незаметно. Ободряюще кивнув испуганной Гортине, я потихоньку проскользнул в дверь.
Войдя, я едва сдержал крик изумления. Парис не пожалел трудов и расходов на устройство гнезда для своей греческой птички. О роскоши и
великолепии покоев Елены говорили много, но действительность превзошла все описания.
Желтый и белый мрамор был повсюду, а красным мрамором были инкрустированы скамьи из слоновой кости. На стенах висели дорогие шелковые
ткани. В центре комнаты бил миниатюрный фонтан, украшенный четырьмя рельефами из паросского мрамора <Парос - греческий остров из группы Киклад в
Эгейском море, известный белым мрамором>.
Все это я заметил с одного взгляда, ибо мое внимание сразу же привлекли голоса в соседней комнате.
Бесшумно двинувшись в этом направлении, я спрятался за занавесами алькова, неподалеку от двери.
Здесь я мог четко различать голоса - вернее, голос Гектора.
- Ты жалкий и бессовестный человек, Парис! - говорил любимый сын Приама. - Из-за тебя мы воюем, из-за тебя наши друзья усеивают поле битвы
своими мертвыми телами, из-за тебя плачут жены и дети Трои!
Отправляйся сражаться, покуда город не сожгли вместе с тобой!
Гектор умолк, и послышался голос Париса, но он говорил так тихо, что я не мог разобрать слова. Впрочем, угадать их смысл не составляло
труда. Парис всегда умел найти для себя оправдание. Он горько сожалеет о бедах, которые навлек на Трою и Приама, но он советовался с оракулом
<храм бога, в котором жрецы предсказывали будущее и давали ответы на вопросы от имели божества> Аполлона и получил указание не искать сражений;
к тому же у него болит зуб и так далее. Право, этот человек был способен на любую низость, спасая свою шкуру.