- Если мы примем за доказанный факт то, что это не игра случая, если между Дино Раджио и серией убийств есть логическая связь, то в Сегеде непременно должно что-то произойти. Твое задание: во что бы то ни стало найти человека, которого придется оберегать. Достань список знаменитостей, которые находятся сейчас в нашей стране или должны к нам прибыть в ближайшие три-четыре дня. Раздобудь данные о Раджио и его секретаре. Через три дня доложи. - Капитан встал и дружеским тоном добавил: - Ну, Имре, сотвори чудо! От тебя теперь зависит добрая слава нашей группы. Иди!
Следующий день Сакач посвятил утомительной, каторжной, по его мнению, работе: обошел не меньше шести учреждений - от Управления иностранным туризмом до Библиотеки имени Эрвина Сабо. Зато когда он, смертельно усталый, вернулся домой, портфель его был набит фотокопиями и записями. До полуночи Сакач сортировал и подбирал документы, а затем заново внимательно перечитал материал, который мог пригодиться. Он выпил четыре чашки кофе, и хотя глаза у него слипались, сердце колотилось так, что, казалось, вот-вот выскочит из груди. Что же касается результатов - они, пожалуй, равнялись нулю. Карьера Раджио вкратце вырисовывалась следующим образом.
Дино Раджио появился на свет в маленькой деревушке в Калабрии. Его поразительно красивый дискант и музыкальная одаренность привлекли к себе внимание учителя. По настоянию последнего родители отвезли сына в Рим, едва мальчику исполнилось семь лет. Маленький Дино больше не вернулся в родную деревню. Школу он закончил на государственную стипендию, во время учебы пел в хоре базилики св. Петра. В тринадцать лет голос у Дино начал ломаться, и учитель предложил отдохнуть год в надежде, что к тому времени у юноши установится такой же красивый тенор, каким был дискант. Однако неожиданно в судьбу подростка вмешалась дифтерия. Перенесенная болезнь дала осложнения на голосовые связки, и лишь блестящая операция, проведенная известным ларингологом профессором Диаволо, спасла Дино голос. Через год он снова пел, сначала в базилике св. Петра, а по окончании школы в Миланском оперном театре "Ла Скала", с которым заключил контракт, и позднее в Нью-йоркской "Метрополитен-опера".
К этой краткой и ничем не примечательной биографии Сакач после некоторого колебания присоединил фотокопию интервью, взятого у прославленного певца несколько лет назад.
"…Скажите, вы суеверны?"
"Что вы! - рассмеялся Раджио. - Я делаю это в память о своем выздоровлении. Каждый год в день Бианки - именно тогда мне сделали операцию - я поднимаюсь на хоры базилики и беру один фа-диез. Я обратил внимание, что на ближайшей ко мне люстре при этом начинают тихонько звенеть стеклянные украшения…"
Сакач вздохнул и взял еще один листок с заметками. Они относились к Раулю Фонче - личному секретарю артиста. Фонче, канадец по происхождению, во время войны был летчиком, участвовал в высадке союзников в Нормандии, после войны некоторое время владел небольшой фабрикой по производству пластмассовых изделий, позднее занимался наймом танцовщиц в бары со стриптизом, а затем поступил на службу к Раджио в качестве личного секретаря.
Сакач отбросил бумагу. Летчик-истребитель и фабрикант, агент и секретарь оперной знаменитости - сам черт тут ногу сломит! За что ухватиться? Он распахнул обе створки окна, разделся, лег и как убитый проспал до следующего полудня.
Проснувшись и постояв четверть часа под холодным душем, Сакач выпил стакан фруктового сока - не рискнул тревожить сердце чашечкой кофе. В утренних газетах никаких известий, касающихся Раджио, не было. Сакач пообедал в ближайшем ресторанчике и ровно в два часа постучал в кабинет Гере.
- Ничего подозрительного в прошлом Раджио я не усмотрел. У тебя что-нибудь есть? - спросил он, когда Гере пробежал глазами его доклад.
Тот пожал плечами и постучал по бумагам.
- Значит, ничего заслуживающего внимания?
- Заурядная биография вундеркинда. То, что он суеверен, понятно, как бы он ни пытался это объяснить. Религиозный, как все итальянцы.
- Ты имеешь в виду день Бианки?
- Да. Впрочем, как знать…
- Ну, а второй вопрос? - перебил его Гере. - Кого нужно будет охранять в Сегеде?
- Если наши догадки верны, речь может идти лишь об одном человеке: об Ондре Хрдличке, который на прошлой неделе прибыл на выездную сессию биологов и намерен посетить Сегед. Этот Хрдличка…
- …этот Хрдличка в прошлом году не получил визы на въезд в США, так как осмелился во всеуслышание заявить, что располагает статистическими данными о среднем уровне интеллектуального развития африканцев. По его мнению, жители Африки ничуть не уступают американцам.
- Во время войны Хрдличка бежал от Гитлера из Братиславы во Францию.
- …и принимал участие в движении Сопротивления. Я надеюсь, мы не ошиблись. А теперь, Имре, тебе следует отдохнуть. Завтра мы подробно обсудим твое задание в Сегеде. Кто тебе понадобится?
Вскоре после этого Сакач, выполняя приказ Гере об отдыхе, звонил в дверь Гонды.
Его взору предстала обычная картина: Шари в рабочем комбинезоне возилась с пылесосом, Петер, зажав во рту длинный свисток, на корточках сидел на ковре. Напротив него со скучающим видом горбился Оттокар.
- Он неизлечим, - заметила Шари, снова берясь за ручку пылесоса. - Оттокар абсолютно лишен музыкального слуха, даже Вагнер не вызывает в нем никаких нервных реакций…
Выбросив свисток изо рта, Петер перебил ее.
- Ты преувеличиваешь! Уши Оттокара явно чувствительны. Особенно к верхним регистрам. Стоит ему услышать "Арию с колокольчиками", как он начинает делать такие движения, будто у него расстройство кишечника.
- А может и в самом деле расстройство?
Этот семейный дуэт всегда оказывал на Сакача благотворное действие - в доме друзей он полностью отключался от повседневных забот.
- Ничего подобного! Но на высокие звуки, по-видимому, Оттокар реагирует, поэтому я и перешел на более высокие частоты.
Петер сунул свисток в рот и дунул. Никакого звука не последовало, однако Оттокар мгновенно повернулся и с невероятной быстротой бросился к спасительным кистям пледа.
- Ультразвуковый свисток?
- Отдаю должное вашей проницательности, сэр, - засмеялся Петер. - Но, пожалуй, сейчас я переборщил. Когда я тихонько свищу, Оттокар сразу подходит и начинает, переваливаясь, семенить вокруг меня, потому что знает: после свистка он получит какое-нибудь лакомство. Отсылаю тебя к Павлову… Эй, зверек, вылезай! Оттокар! Теперь я должен его покормить. Шарика, у нас остались вафли? - И, не ожидая ответа, Петер выбежал в кухню.
Шари выключила пылесос и села.
- Вчера Пети заставил купить целый ящик вафель для мороженого. Пришлось весь город обегать. Меня всюду принимали за частницу и требовали предъявить разрешение на кустарное производство… Пусть развлекается, скоро ему наскучит.
- Вы говорите о Петере, словно бабушка о проказливом внуке.
- Бабушка? Вот она, наша бабушка. Вернее, не бабушка, а прапрапрабабка. Видите? - Она показала на висевшую над письменным столом картину. - Кроме Ласло Паала у нас теперь есть и это полотно. Мы получили его от мамы - еще один свадебный подарок. Позвольте вам представить Агату Корнелиус. Если не ошибаюсь, в тысяча пятьсот сороковом году ее похитили турецкие разбойники. И она ночью одна с саблей в руках отбилась от них, переплыла Дунай…
- Судя по вашему расскажу, храбрая была бабушка.
Сакач с интересом разглядывал картину. С портрета в стиле позднего Ренессанса на него смотрело монгольское лицо с ярко-голубыми глазами - удачное сочетание смешанной крови венгерских и саксонских предков. На красочном фоне, изображавшем сбор урожая, эффектно выделялись черное платье женщины и лиловый шелковый шарф, наброшенный на плечи.
- Чьей работы портрет? Неизвестного художника?
- Картина подписана именем Фини, 1545 год. Говорят, это был итальянский художник, а жил он в Венгрии.
Между тем Петер был занят выманиванием Оттокара из-под качалки и его кормежкой. В итоге Шари пришлось сходить за веником и замести крошки, рассыпанные по полу.
- Погляди-ка! - вскричал Петер и подхватил ежа на руки. - Я ставлю его на стол и дую в свисток… Следи!
Испуганный Оттокар замер на краю стола, но стоило Петеру дунуть в свисток, как он оживился и покачивающейся походкой двинулся вперед, ступил в стоявшую посреди стола чернильницу и продолжал путь, оставляя за собой следы-иероглифы. Добравшись до цели, он поднял нос, потребовал награды и получил вафлю.
Получил свое и Петер.
- Ладно бы, когда глупый зверь принимает ножные ванны в чернильнице, - кричала Шари, - но ты-то человек разумный и, кажется, образованный! Смотри, что вы натворили!
На лиловом шарфе Агаты Корнелиус красовалось серое пятнышко величиной с горошину. Петер поглядел на него с покаянным видом.
- Я даже не прикасался к портрету!
- Прекрати свои глупые шутки! Может, краска сама отскочила? Ты размахивал своим свистком до тех пор, пока домахался… Бедная бабуля!
- Не к чему так убиваться. Я отдам картину в реставрацию.
Сакач подошел к стене и принялся рассматривать пятно на шарфе.
- Оно и в самом деле свежее?
- Конечно, свежее, - ворчала Шари, упрямо надув губы. - Утром я стирала с картины пыль и никаких изъянов не заметила. Петер сбил краску свистком.
Сакач нагнулся поближе и вгляделся в небольшое пятнышко, которое оказалось не чем иным, как обнажившимся холстом - тем самым, на котором четыре с лишним века назад итальянский живописец по имени Фини написал портрет Агаты Корнелиус.
- Но я же сказал, что отремонтирую картину, - уверял Петер.
Решительным движением от опустил на пол Оттокара.