- Опять в хвосте плетешься, Ивашкин? Ты неисправим! Посмотри на Буркасова - вторым пришел, время какое показал… Ой, что это у меня с секундомером? Быть такого не может!.. Сорок восемь минут…
- А может, это в обратную сторону? Минус двенадцать? - спросил давно уже вставший с травы Дарьин.
Бурику тоже хотелось посмотреть, но встать сейчас - это было выше его сил…
- Не говори чепухи, Леша. Такого не бывает. - Римма Сергеевна пощелкала секундомером, зачем-то помахала им в воздухе и снова уставилась на него. - Странно… секундомер исправен.
- Это что же? - спросил Ивашкин. - Это нам снова бежать?
От этих слов тело Бурика непроизвольно сделало судорожное движение, колени резко дернулись к животу, и Бурик едва успел наклониться в сторону, чтобы его не вырвало прямо на майку.
- Ой, Римма Сергеевна, смотрите, Бурдючок блюет! - радостно воскликнул Женька Ивашкин.
- Что ты такое говоришь? Как не стыдно! - с искренним негодованием произнесла Римма Сергеевна и даже дала Ивашкину легкого подзатыльника.
"Нет, все-таки Римма хорошая, не буду ее ненавидеть", - пронеслось в голове. А все вокруг смеялись, и Бурик понял, что пропал. Даже и не стыд, а настоящее отчаяние испытывал он оттого, что такое случилось при всем классе. "Все, это конец, - билось в виске, - теперь покрыт позором навеки. Не будет мне больше покоя. И ведь обязательно придумают какую-нибудь новую кличку еще пакостнее предыдущих… Ну, чего ржете, идиоты?!"
Но тут Римма Сергеевна сделала еще одно доброе дело.
- Ребята, идите в раздевалку, - сказала она. - Дарьин, возьми ключи, потом закроешь и мне отдашь.
И все ушли. Римма сказала:
- Куда ж ты так несся, Буркасов? Рекорд хотел поставить? Или пятерку получить?
Бурик пожал плечами и заодно вытер губы о майку на плече. Майка все-таки была грязная. А и фиг с ней, теперь уж все равно… Бурик снял майку и вытер лицо чистой ее частью.
- Эх, Буркасов, спортсмен ты мой… Что же мне с тобой делать?.. Может, к врачу сходим?
Бурик подумал.
- Можно. Я лучше сам схожу.
К врачу не хотелось, но идти сейчас в раздевалку… Нет, уж лучше к врачу.
Бурик встал на ноги, и к него закружилась голова. Спасибо, Римма Сергеевна поддержала…
Из двух лифтов работал только один - пассажирский. Грузовой, судя по лампочкам на индикаторе, крепко застрял между седьмым и восьмым этажами. Его кнопка вызова была горячей, словно у лифта поднялась температура, как у больного.
Бурик вызвал маленький лифт и принялся терпеливо ждать: лифт только начал подниматься наверх.
Чувствовал себя Бурик неважно. Он плохо помнил, как дошел до дома. Болела голова, во всем теле была слабость и какая-то неприятная опустошенность. "Похоже, у меня жар", - подумал Бурик. Он потрогал лоб, затем вдавленную кнопку неработающего лифта. "Точно, жар. Хотя лифту сейчас, наверное, еще хуже".
Маленький лифт, наконец, дошел до тринадцатого этажа, постоял там немного и стал спускаться.
Определить, пустой пришел лифт, или в нем кто-то есть, можно еще до того, как двери откроются. Этому когда-то давно Бурика научил отец: если есть кто-нибудь в лифте, то, едва кабина остановится, внутри щелкнет кнопка, и только затем двери раскроются. А в пустом лифте будет тишина, поскольку нажимать на кнопки там некому.
В лифте, когда он остановился на первом этаже, было тихо, и Бурик, не задумываясь, встал перед раздвижными дверями.
Первое, что увидел Бурик, когда лифт раскрылся, были ноги. Длинные ноги, в старых кроссовках, неподвижно висевшие в нескольких сантиметрах над полом.
Бурик почувствовал, как холодный пот течет по лопаткам. Не было сил поднять глаза, невозможно было оторвать взгляд от этих кроссовок - темно-синих, адидасовских, с тремя белыми полосками сбоку. Правда, родной синий цвет был изрядно разбавлен землистыми оттенками грязи и глины, а полоски давно уже были неопределенно-серые, и вместо трех было их в среднем по полторы.
Кроме кроссовок на ногах были старые истертые джинсы с сильно растрепанной бахромой, а вот носков, похоже, не было. "Как будет "бахрома" по-итальянски? - вдруг некстати подумалось Бурику. - Не знаю… la bachroma? Так ведь нет такого слова… Sulle gambe di quello, che era sospeso, erano messi i pantaloni blu con la… bachroma… Нет, не bachroma!.."
На какой-то миг Бурику померещилось, будто он падает в оборвавшемся лифте в бесконечную шахту. Ему даже запомнилось ощущение невесомости и то, как он свободно парит посреди кабины. Одновременно с этим появилось нестерпимое ощущение холодной петли троса, обвившейся вокруг шеи и сжимающейся все сильней… и вдруг все прошло, словно петля, пройдя сквозь пустоту, вывернулась наизнанку.
- Ха! Испугался? - услышал Бурик. Он наконец поднял голову и увидел, что ноги принадлежали мальчишке, который висел посреди лифта, уперевшись руками в противоположные стенки кабины. Глаза у мальчишки - Бурик отчетливо запомнил - были серьезные, странно пронзительные и немножко грустные, что резко контрастировало с задорным голосом.
Двери лифта стали автоматически закрываться. Мальчишка разжал руки и спрыгнул, не очень удачно приземлившись. Лифт снова раскрылся, но мальчишка поднялся не сразу и некоторое время, присев, смотрел на Бурика снизу вверх. Странный это был взгляд, словно спрашивающий о чем-то таком, для чего в обычном языке и слов-то не найдешь.
- Ты чего? - сказал Бурик.
- А чё?
- А ничё! - Бурик вдруг ужасно разозлился. Вся накопившаяся за этот бестолковый день ярость готова была выплеснуться наружу. - Вали давай из лифта, мне домой нужно!
- Твой он, что ли? - ответил мальчишка, но Бурику показалось, что ответил он по инерции, первое, что пришло в голову, а совсем не то, что хотел сказать.
- Да уж точно не твой! Мой, конечно, я здесь живу. А вот какого черта ты здесь делаешь?
- Я это… да просто так… играю.
- Ты что, совсем больной?! Нашел игрушку…
- Сам ты больной, - сказал мальчишка, и снова Бурик почувствовал, что сказать он хотел что-то совсем другое.
Но разобраться в тонкостях своих ощущений Бурику не пришлось. Где-то наверху раздался громкий стук - стучали явно по двери шахты лифта и явно ногой. Причем на ноге, судя по силе звука, был тяжелый сапог.
- Все лифты доломали, гаденыши! - заорал прокуренный мужской голос, видимо принадлежавший хозяину сапога. - Вот я доберусь до вас!
Незнакомый мальчишка стремительно выскочил из лифта и зайцем метнулся из подъезда, а Бурик вошел в освободившуюся кабину и нажал кнопку своего этажа.
- Сашенька, обед готов! - крикнула бабушка из кухни. Бурик даже не пошевелился. Как упал на диван, придя домой и уронив свой рюкзачок прямо у дверей, так и замер в позе поверженного героя.
- Все на столе, Сашо-ок! - снова закричала бабушка.
- Я не хочу, - ответил Бурик, но так тихо, что бабушка, конечно, ничего не услышала.
- Саша, обедать! - начала было бабушка в третий раз, входя в комнату, но, взглянув на него, остановилась. - Ты заболел?
- Да ерунда, бабуль, сейчас пройдет…
- Так и есть. Ты весь горишь! Ну-ка, давай мерить температуру.
И бабуля, не слушая вялых возражений Бурика, пошла за градусником. Через десять минут Бурик с градусником под мышкой лежал в постели, укутанный двумя одеялами, в том числе пуховым ("Надо как следует пропотеть", - сказала бабушка), и ел с ложечки малину в молоке - единственное лекарство, которое он принимал охотно. Но и малина сейчас не доставляла удовольствия - Бурика сильно знобило, и он никак не мог согреться. А еще очень хотелось спать. Бурик был благодарен бабуле, когда она, забрав градусник, вздыхая и качая головой, тихонько прикрыла за собой дверь.
Подушка приятно холодила горящие щеки, но во всем теле ощущалась нудная ломота. Бурик начал проваливаться в облако сна. Хотя, пожалуй, это было не облако, а скорее туча. Сон был душным, влажным и горячим, как парная. И очень реальным. Бурик чувствовал себя в этом сне так же неуютно, как если бы зашел в парилку в свитере и шерстяных штанах.
Его окружали какие-то трубы зеленых и серых оттенков с выступившей на них влагой, сложно переплетенные между собой. Бурик долго плутал, шарахаясь от причудливых теней, отбрасываемых ржавыми вентилями, перелезал через коленные изгибы, подлезал под ними, пачкаясь в побелке, уворачивался от бивших в лицо струек кипятка, и несколько раз ошпарился до ожога. "А ведь я не сплю, - подумал Бурик, - иначе от боли я бы обязательно проснулся".
Наконец длинный узкий лаз (из серии "Подбери живот") вывел его в небольшое, но очень высокое и гулкое помещение с белыми кафельными стенами и плиточным полом. У стены стоял огромный резервуар с иллюминатором посредине. Пахло какой-то медициной, но запах был застарелый и пряный - так пахнет бабулин шкафчик с лекарствами. Бурик огляделся. На белых отсвечивающих стенах не было ничего, за что бы мог уцепиться взгляд. Тогда он сделал шаг к "котлу", как он мысленно обозвал агрегат. Котел приблизился гораздо быстрее, чем этого можно было ожидать. Подойдя к нему вплотную, Бурик встал на носки, ухватился за обрамленный заклепками иллюминатор и подтянулся. Удивительное дело - это совсем не потребовало усилий, хотя на уроке физкультуры Бурик не мог подтянуться на турнике, не вызвав при этом уже привычных усмешек одноклассников.