Леди Эмма Гамильтон. Супруга адмирала Нельсона, алкоголичка. Обеспокоена необъяснимой гибелью мужа в начале Трафальгарской битвы. Проживает в гостевой комнате у миссис Нонетот.
Гамлет. Принц датский. Склонен к уходу от прямых ответов.
ТИПА. Тективно-интрузивное правительственное агентство. Государственный орган, занимающийся тем, что не по зубам обычной полиции, начиная с путешествий во времени и заканчивая правилами хорошего тона.
Бартоломью Брекекекс. Больше известен как Брек. Неандерталец, результат генно-инженерной реконструкции, возглавляет Суиндонское ТИПА-13 - отделение, отвечающее за возрожденные существа, как то: мамонты, дронты, саблезубые тигры, химеры и другие.
Химера. Так называется любая неэволюционная форма жизни, сконструированная генетиками-любителями. Создание химер противозаконно, и они подлежат безжалостному уничтожению.
Святой Звлкикс. Святой тринадцатого столетия, чьи "Откровения" противоестественным образом сбываются.
Суперкольцо. Финал Мировой крокетной лиги. Игра обычно очень жесткая, результат всегда спорный.
Лола Вавум. Актриса. В данном романе не участвует, но должна появиться в качестве драматического персонажа, следуя обязательствам по контракту.
Минотавр. Получеловек-полубык, сын Пасифаи, царицы Крита. Удрал из заключения, в настоящее время является книгобежцем. Местонахождение неизвестно.
Книга снабжена Специальными Приложениями, включающими: создание словоментария, сцены, вырезанные из всех четырех книг, дополнительные материалы и многое другое. Для получения всех этих бесплатных бонусных приложений обращайтесь на www.jasperfforde.com/ specialtn4.html и введите пароль.
Глава 1
Критский Минотавр в Небраске
Беллетрицией называется орган охраны порядка, действующий внутри книг. Пользуясь информационными возможностями Главного текстораспределительного управления, оперативники прозоресурса неустанно трудятся на ниве поддержания целостности повествования в пределах страниц всех написанных книг. Порой это весьма неблагодарная работа. В основном агенты беллетриции вертятся как белки в колесе, пытаясь примирить желания автора с ожиданиями читателей в жестких и зачастую бессмысленных бюрократических рамках, установленных Советом жанров. Я возглавляла беллетрицию более двух лет, и меня всегда поражало разнообразие задач: сегодня я уговариваю невероятно робкого Дарси выйти из туалета, а назавтра пресекаю очередную попытку марсиан вторгнуться в "Барнаби Радж". Эта работа увлекательна и полна причудливых поворотов. Но когда нетривиальности и откровенные странности становятся обычным делом, начинаешь тосковать по банальному.
ЧЕТВЕРГ НОНЕТОТ.
Беллетрицейские хроники
Минотавр наделал шуму куда больше, чем предполагало его место в литературе. Во-первых, он удрал из фэнтезийного романа-резервации "Меч зеновийцев", а во-вторых, проскакал по большей части прозы и при этом не попался ни в одну из расставленных нами ловушек. Мифического получеловека-полубыка, сына критской царицы Пасифаи, последний раз видели во "Всадниках багряного шалфея" спустя месяц после побега. Нам до сих пор очень хотелось взять его живьем, и мы выстрелили в него капсулой с небольшой дозой фарсажа. Теоретически теперь, чтобы найти этого получеловека-людоеда, оставалось только отслеживать по всей литературе набившие оскомину потасовки с киданием торта в физиономию или тупые наезды на фонарный столб. Правда, идея была экспериментальной и, к сожалению, потерпела полный крах. За исключением знаменитого упоминания торта у Лафе во "Все хорошо, что хорошо кончается" и дурацкого эпизода с четырехколесным фаэтоном в "Записках Пиквикского клуба" обнаружить ничего не удалось. Либо фарсаж изначально оказался слабоват, либо быстро выдохся из-за природного отторжения визуальных эффектов Книгомирьем.
Тем не менее мы в течение двух лет упорно прочесывали жанр вестерна, особенно тамошние стада, где без труда мог затеряться Минотавр. Именно по этой причине мы с командором Брэдшоу прибыли на семьдесят третью страницу невнятной халтуры под названием "Смерть на ранчо "Два креста"".
- Ну, что скажешь, старушка? - спросил Брэдшоу, чей пробковый шлем и костюм для сафари как нельзя лучше подходили для жаркого лета Небраски.
Существенно уступая мне в росте, в плане жизненного опыта командор превосходил меня лет на сорок. За много лет, проведенных в колониальной африканской прозе, солнце выдубило его кожу почти дочерна, а роскошные усы напоминали белизной снега Килиманджаро. Он являлся главным героем двадцати трех приключенческих романов для детей и юношества, публиковавшихся в начале тридцатых и последний раз раскрытых читателем в начале шестидесятых годов прошлого века. Многие популярные персонажи норовят задрать нос, но только не командор Брэдшоу. Прожив полную приключений и совершенно литературную жизнь, отстояв Британскую Южную Африку от полчищ самых невероятных врагов и подстрелив почти всех зверей, какие только водятся в саванне, он теперь наслаждался заслуженным отдыхом и был весьма востребован в беллетриции. Бесстрашие под пулями и непревзойденное знание Книгомирья сделали его одним из лучших агентов нашей организации.
Сейчас он указывал на потрепанную вывеску, согласно которой менее чем в полумиле впереди находился городишко с оптимистическим названием Провиденс и населением в две тысячи триста восемьдесят семь человек.
Я заслонила ладонью глаза от солнца и огляделась. Во все стороны, вплоть до гор, видневшихся не более чем в пяти милях от нас, расстилался ковер зверобоя. Рисунок желто-зеленого покрова с завидной периодичностью повторялся, свидетельствуя о литературных корнях растительности. Хаотичность реального мира, дарующая нам покатые волны холмов и случайный узор леса и кустарника, внутри беллетристики сменяется пейзажем, основанным на повторении исходного авторского описания. В том романе, где поселилась я, лес состоял из деревьев лишь восьми типов, на берегу попадались только пять видов гальки, а в небе плавало ровно двенадцать разновидностей облаков. Поначалу это не слишком меня угнетало, но, прожив два года внутри литературы, я затосковала по миру, где каждое дерево, камень, холм и облако неповторимы. А еще закаты. Их не хватало сильнее всего. Даже самое лучшее описание не идет ни в какое сравнение с настоящей картиной. Мне снова смертельно захотелось увидеть тонкие переливы оттенков неба, когда солнце опускается за горизонт, - от оранжевого к розовому, от розового к голубому, темно-синему и черному.
Брэдшоу искоса взглянул на меня и вопросительно изогнул бровь. Как Глашатай, глава беллетриции, я могла вовсе не выезжать на операцию, но меня уже тошнило от бумажной работы, а взять Минотавра следовало во что бы то ни стало. Он убил одного из наших товарищей и подлежал аресту.
За последние несколько недель мы обшарили шесть эпических романов о гражданской войне, три романа о фронтире, двадцать восемь высококачественных вестернов и девяносто семь книжонок сомнительного качества и теперь оказались в "Смерти на ранчо "Два креста"", у нижней границы того, что можно счесть литературным произведением. Мы потерпели неудачу во всех книгах. Никакими минотаврами там даже и не пахло, а уж поверьте мне, воняет от них будь здоров.
- И какова вероятность? - спросил командор, щурясь на потрепанный указатель.
- Сейчас посмотрим, - ответила я, надевая черные очки и сверяясь со списком возможных убежищ Минотавра. - Если опять пустышка, то сначала пообедаем, а уж потом полезем в "Парня из Оклахомы".
Брэдшоу кивнул и передернул затвор. Калибр оружие имело вполне подходящий, вот только патронами заряжалось необычными. Служба в полицейском литагентстве обеспечивала нам законный доступ к вымышленным технологиям. Один выстрел ластиковой пулей из винтовки Брэдшоу - и Минотавр рассыплется на составные части литературного существования. Набор букв и голубоватый туман - все, что остается, когда рвутся нити, связывающие текст в единое целое. И обвинения в жестокости тут начисто лишены смысла хотя бы потому, что, согласно данным последней Чудовищной переписи, в сотнях книг и комиксов, на фресках и греческих вазах, в целости и сохранности проживает более миллиона практически одинаковых минотавров. Наш в корне от них отличался: мы имели дело с беглым преступником. Книгобежцем.