- А когда именно я тебе позвонил? - поинтересовался он, стараясь говорить беспечным тоном. - Видишь ли, у меня сломались часы, а мне нужно восстановить вчерашнее расписание буквально по минутам…
- Ты мне звонил около шести, - ответила Нурсаг холодно (Ницан представил себе, как при этом подружка презрительно поджимает губы). - Насчет по минутам - не могу сказать, не помню. Сказал, что у тебя неожиданная встреча со старым клиентом, и что ты позвонишь завтра утром, то есть сегодня.
- Ага… А имя клиента я тебе случайно не называл? - странно, Ницан никаких клиентов вчерашних не помнил. А ведь именно они являлись источником каких-никаких, а доходов. - Как этого клиента зовут?
- У тебя что - все поломалось? Телеком, часы, теперь еще и голова? Впрочем, не удивительно. Твоего клиента зовут Сиван.
Стакан замер в руке Ницана. Впрочем, и сам сыщик временно превратился в неподвижное и главное, ничего не соображающее изваяние. Вроде дорожного столба.
- Эй, - встревоженно позвала Нурсаг, - где ты там пропал? У тебя все в порядке?
- Конечно, - механическим голосом ответил Ницан. - У меня все в порядке. В полном порядке. В полнейшем. Жив, здоров, пью молоко.
Действительно, рано волноваться. Мало ли Сиванов на свете. Один Сиван, другой Сиван…
- А я не говорил тебе, кто такой этот Сиван? - поинтересовался Ницан, вертя в пальцах стакан. - Где он работает, откуда я его знаю?
- Откуда ты его знаешь, тебе виднее, - язвительно заметила Нурсаг. - Но поскольку ты все время говорил: "его преподобие", я поняла, что…
На этот раз стакан выскользнул из дернувшейся руки. Сыщик успел подхватить его у самого пола.
Действительно, волноваться не стоило. Не потому, что рано, а потому что уже поздно.
Значит, он все-таки встречался с Сиваном. И не с каким-то неизвестным тезкой, а тем самым. Оказывается, младший жрец храма Анат-Яху был его клиентом. И выходит так, что он, Ницан, вполне мог его убить. То есть, не потому, что он преимущественно своих клиентов отправлял на тот свет, а потому что… Тут поток мыслей Ницана принял совсем неподходящее направление.
- Ну да… - пробормотал сыщик. - Убить клиента, это запросто… Например, не сошлись в размере гонорара, и я его прирезал. А что? Вполне убедительная для суда версия… И даже могут найти смягчающие вину обстоятельства - например, тяжелое материальное положение подсудимого. Опохмелиться не на что было, а тут такой жмот…
- Что ты сказал? - растерянно переспросила Нурсаг. - Кто прирезал? Кого? Какой суд? Какой жмот?
- Извини, девочка… Так ты говоришь, полиция мной интересовалась? Задавала вопросы? И что же за вопросы? - Ницан очень надеялся, что голос его звучит бодро и даже весело. Ему совсем не хотелось волновать подружку. И не только из-за чрезмерной чувствительности натуры самого детектива, сколько из-за того, что в состоянии возбужденном Нурсаг способна была на поступки непредсказуемые и даже опасные. В том числе, и для него. Особенно в нынешнем положении.
- Спрашивали, где ты обычно проводишь время по вечерам. Спрашивали, не видела ли я тебя вчера, и если да, то не обратила ли я внимания на что-то необычное в твоем поведении. Спрашивали, не появились ли у тебя недавно дополнительные доходы, происхождение которых ты старался скрыть. Спрашивали, не случаются ли у тебя вспышки необъяснимой ярости, агрессивности. Не бил ли ты меня…
- Стоп! - сказал Ницан. - И что ты отвечала?
- Насчет ярости? Сказала, что нет. Насчет побоев - сказала, что наоборот бывает чаще. А насчет свободного времени, так я объяснила, что ты проводишь его обычно у жриц Иштар - если заводятся деньги, и у меня - если деньги кончаются.
- Ну-у… - укоризненно протянул Ницан. - С чего это…
- Заткнись, - оборвала его Нурсаг. - Так вот, поскольку в последнее время ты в основном обретался в моей постели, то можно сделать вывод насчет состояния твоих доходов. Но, боюсь, полиция не сочла этот аргумент убедительным… - она помолчала, потом спросила другим голосом: - Ницан, что происходит? Ты попал в неприятности?
- Что ты, что ты, какие могут быть неприятности? Это у полицейских просто сейчас такая работа, - весело сообщил сыщик. - Перед праздниками они проводят социологические опросы. Тестируют, понимаешь? Преступность сокращается, делать полицейским нечего. Вот их и привлекают для таких вот устных анкет. Они, кстати говоря, не спрашивали насчет моего любимого цвета, размера, нет?
Нурсаг негодующе фыркнула и разъединила связь.
Ницан некоторое время молча смотрел на замолчавший телеком, поскреб пальцем свежую царапину на эбонитовом корпусе, с тяжелым вздохом спрятал его в карман. Ему нестерпимо захотелось выпить, но он быстро справился с этим желанием и мужественно проглотил остаток теплой и отвратительной на вкус белой жидкости.
- Что же получается? - меланхолично спросил он вылезшего из кармана Умника. Умник, усевшийся на солонку, подпер мордочку лапкой и задумался. - Ладно, если уж мне ничего в голову не приходит, так тебе-то и подавно, нечего из себя интеллектуала строить… Выходит, покойный с нами каким-то образом связан был. Попробуем рассуждать логически…
Логически не получалось. Немного прояснив ситуацию насчет вчерашнего вечера и установив, что в шесть часов к нему должен был прийти человек, в убийстве которого его обвинили сегодня утром, Ницан так и не сумел развеять плотную тьму, опустившуюся на его память.
- Во-первых, он мог не прийти вовремя, - сказал Ницан. - Во-вторых, я ведь мог и соврать Нурсаг. Коль скоро я не помню этого разговора, значит, в тот момент уже был под хорошим градусом. Может, я кого-то другого ждал. Или другую. А подружке назвал первое попавшееся имя.
Каким образом первым попавшимся оказалось имя младшего жреца Анат-Яху, сыщик объяснить не мог и вынужден был признать, что в этом пункте его рассуждения абсолютно неубедительны.
- Ладно, - сказал он, глядя на скептически сморщившуюся мордочку крысенка. - Предположим, я действительно ждал Сивана. Из чего следует, что он действительно был моим клиентом. Уже что-то. Стало быть, ждал я Сивана. Тот пришел, увидел, что я уже невменяем, и ушел. Тут я немного проспался, проснулся, вспомнил о встрече и помчался в храм Анат-Яху. Увидел там его, он мне сделал несколько резких замечаний насчет моей необязательности и вреда алкоголизма, я, естественно, обиделся, вспылил и зарезал его. И кто бы на моем месте поступил иначе? Вот, а потом от душевного расстройства опять напился, приехал домой и завалился спать…
Умник фыркнул.
- Вот-вот, - Ницан кивнул, - я и говорю: картина идиотская… Послушай, - с надеждой спросил он, - а может, я его вовсе и не убивал, а? Хотя нет, память кинжала… - перед его глазами предстала картина, воспроизведенная Лугальбандой. - Ч-черт, вот ведь зараза! Раз я не помню никаких вчерашних визитов и никаких разговоров, значит, был в это время в полной отключке… - Сыщик тяжело вздохнул. - Сколько раз я давал себе зарок - не напиваться до потери памяти. Память - это все, что у меня осталось… Уже и ее не осталось, - заключил он, поднялся со своего места, подошел к стойке, бросил медную монетку в десять агор. Окинул мрачным взглядом ряды бутылок с яркими наклейками. Спросил у хозяина, читавшего сегодняшнюю газету, где тут поблизости стоянка такси, скосив глаза, прочел заголовок и спешно покинул кафе. Буквы на первой полосе сообщали об убийстве в храмовом винограднике и о подозреваемом по имени Ницан Бар-Аба. "Сволочь, Лугаль, - мрачно думал Ницан, усаживаясь в такси. - Обещал же ни о чем не сообщать. Теперь каждая собака уверена в том, что я прирезал этого парня".
- Куда едем? - спросил таксист.
- Анат-Яху, - коротко бросил Ницан, еще несколько минут назад собиравшийся отправиться домой.
На протяжении всей дороги от города до храмового комплекса Ницан Бар-Аба гадал: едет ли он туда, потому что в голову пришла некая смутная мысль, которую следовало проверить? Или по той причине, что, как всем известно, преступника всегда тянет на место преступления? Так и не решив эту проблему, Ницан вышел у парадного входа в храм, протянул таксисту шесть серебряных шекелей - ровно половину того, что наскреб во внутреннем кармане куртки. Таксист деньги спрятал, но вместо того чтобы сразу отъехать, сказал задумчиво:
- Где-то я вас видел…
"Ну вот, - с тоской подумал Ницан. - Начинается…" Вслух сообщил:
- Я работаю на телевидении. Веду программу: "Добрый вечер, Тель-Рефаим!"
Представить себе тощего и небритого субъекта с воспаленными глазами и явно не знакомыми с расческой серыми патлами в качестве ведущего развлекательной телепрограммы мог только человек, обладавший весьма богатым воображением. Видимо, таксист таковым обладал. Лицо его расплылось в улыбке, он удовлетворенно кивнул и рванул с места. Глядя вслед удаляющемуся "шульги-шеду", Ницан с некоторой растерянностью произнес:
- Значит, я и правда похож на Нарам-Цадека…
Нарам-Цадек, настоящий ведущий программы "Добрый вечер, Тель-Рефаим", был лощеным красавчиком, чья физиономия улыбалась с большей части рекламных щитов Тель-Рефаима.