- Браво! - улыбнулся Глеб. - Александр Сергеевич резонно намекает на то, что его, как и некогда Овидия, тоже сослали к берегам Черного моря. А знаете ли вы, что с этой ссылкой римского поэта связана совершенно детективная история, которая еще ждет своего исследователя?
- Ой, расскажите! - попросила девушка с розовым маникюром и ноутбуком точно в тон.
- Овидий был любим и обласкан властями. Поэт отвечал императору Августу взаимностью и регулярно сочинял вдохновенные оды в его честь. И вот представьте, в один прекрасный день Овидий завершает свое, возможно, самое великое творение - "Метаморфозы". И как только что упомянутый наш с вами классик, в одиночестве перечитавший свеженаписанного "Бориса Годунова" и хлопавший сам себе в ладоши со словами "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!", в самом конце своей поэмы Овидий восторженно, хотя и несколько нескромно пишет: "Я буду жить в веках!" Однако еще не успели высохнуть чернила, которыми поэт вывел эту лапидарную строчку, как ему уже предписано отправиться в изгнание, а все его книги срочно изъяты из публичных библиотек. Без каких бы то ни было объяснений.
- А есть какие-нибудь предположения? - заволновалась аудитория.
- Да, одна зацепка у нас с вами есть. Несколько ранее была отправлена в ссылку внучка императора Юлия. И есть подозрение, что между этими событиями существует связь.
- Адюльтер? - хором предположили три зубрилки на первом ряду.
- Неясно. Сам опальный поэт не раз намекал, что пострадал, оказавшись невольным свидетелем какой-то непристойной сцены.
- Ну за свидетеля вряд ли посадят, - рассудил взъерошенный юноша.
- Не скажите.
- Как жаль, что мы никогда так и не узнаем правды, - печально подытожил чей-то голос.
- Ну почему же? Вполне возможно, что где-то под слоем земли, песка или пепла вот уже многие века скрываются вещественные доказательства, способные пролить свет на эту загадочную историю. Надо лишь копнуть в нужном месте.
Судя по наступившей паузе, добрая половина аудитории, вспомнив о приближении специализации, всерьез задумалась о выборе в пользу археологии. Было только слышно, как защелкали кнопки мобильных телефонов - студенты фотографировали стихотворные цитаты.
"А будет славно, - подумал Глеб, - если в двадцать первом веке на какой-нибудь московской стене появятся граффити, точь-в-точь похожие на те, что когда-то выцарапывали безответно влюбленные помпейцы".
До звонка оставалось чуть больше двух минут. Аудитория чуть ли не хором упросила Глеба напоследок прочитать еще что-нибудь из Овидия. Выбор пал на "Любовные элегии".
- Всё уже давным-давно сказано до нас… - то ли студентам, то ли самому себе задумчиво заметил Глеб и поднял руку, будто приготовившись дирижировать прихотливым чередованием дактилей и хореев.
В конце душещипательной строки пес sine te пес tecum - "ни без тебя, ни с тобою" - его голос предательски дрогнул. Слегка. Совсем чуть-чуть. Слава богу, никто ничего не заметил. Ну или почти никто. Разве что очень внимательная студентка на последнем ряду, уловив эту нечаянную модуляцию, бросила перешептываться с соседкой и вскинула на преподавателя удивленный взгляд.
В перерыве между парами Стольцеву пришла эсэмэска за подписью Виктора Лучко. Прочитав текст, Глеб на какое-то мгновение оцепенел. Он невольно припомнил обстоятельства знакомства с отправителем сообщения и первый опыт прикладного использования своих не совсем обычных способностей. Опыт, о котором ему иногда так хотелось бы забыть.
Чуть помешкав, Стольцев все же отзвонился.
- Здорово, Глеб! Давненько, давненько… - бодро приветствовал его следователь.
- Привет! Тебе, судя по всему, снова понадобился экстрасенс?
- В данную минуту мне скорее нужен историк, способный проконсультировать меня по Византии. У тебя случайно нет никого на примете?
- Издеваешься?
- Ага.
- Считай, что я заинтригован.
- Тогда к пятнадцати ноль-ноль подъезжай в Александровский сад. Я буду ждать тебя у входа в "Манеж".
Глава II
Капитан почти не изменился со дня их последней встречи, хотя и набрал несколько лишних килограммов, отчего шрам, глубоко прорезавший щеку, стал чуть менее заметным, а потертые вельветовые брюки еще плотнее обтянули мощные бедра.
Лучко дружески стиснул руку Глеба и предложил направиться в ближайшее кафе, чтобы обстоятельно поговорить за кофе и десертом. Стольцев знал, что, несмотря на свой брутальный вид, следователь был заядлым сластеной.
- Как твоя голова? - вежливо поинтересовался капитан.
- Все еще работает.
- Нет, я в смысле…
- А, "третий глаз"? Все в порядке. Пока видит. Хотя со временем становится подслеповат.
- Что ты имеешь в виду?
- Чем больше времени проходит после травмы, тем сильнее мне приходится концентрироваться.
- То есть твои способности постепенно ослабевают?
- Похоже.
- Так это плохо или хорошо? Ты ведь, помнится, спал и видел, как избавиться от своего нежданного дара.
- Мм, с тех пор я, можно сказать, втянулся, - с улыбкой признался Глеб. - Ну а что нового у тебя?
- А у меня к тебе дело, - как всегда без особых церемоний перешел к сути капитан. - Вот, приказали тебя ознакомить.
Лучко передал Глебу картонную папку и самозабвенно принялся за изрядный кусок торта "Птичье молоко".
Пролистав пару страниц, Стольцев поднял на капитана удивленные глаза:
- Ты уверен, что я могу чем-то помочь? У тебя же пока нет ничего, на что я мог бы…э-э…
- Наложить руки?
- Ну да.
- А ты не торопись с выводами. Для начала я прошу тебя поподробнее разузнать историю иконы. Судя по справке от экспертов, она довольно темная. Но информации у меня катастрофически мало. - Следователь отвлекся на очередную ложку торта, затем продолжил: - Ну что, поможешь? Мне, понимаешь ли, очень хочется понять, кто и по какой причине настолько набрался наглости, что посмел спереть "Богородицу" из Большого Успенского собора. Так что будь добр, подсоби. Покопайся в архивах, полистай летописи. Я хочу знать про эту икону абсолютно все. Лады?
Глеб просто не мог не согласиться. Впрочем, так поступил бы на его месте любой историк. Неспроста ведь само слово "история" в переводе с греческого как раз и означает "исследование" или, по сути, расследование случившихся событий. Так что в душе Глеб тоже искренне считал себя кем-то вроде сыщика и в каком-то смысле коллегой Лучко.
Весь обратный путь он думал о том, что ждет его дома. Готовая к примирению любимая женщина или…
Одно Стольцев знал наверняка - очередной стычки он уже не выдержит. Как правило, в случае размолвки Глеб привычно замыкался в себе, стараясь в одиночку справиться с эмоциями. И, кстати, рано или поздно справлялся. Марина же, напротив, предпочитала все решать путем изнурительных обсуждений.
"Хочешь поговорить?" Эта фраза, даже произнесенная ее нежным голосом, обычно не предвещала ничего хорошего и пахла ток-шоу-марафоном, зачастую затягивающимся до самого утра. И каждый последующий такой разговор только усугублял боль от всех предыдущих.
Обычно ища примирения после ссоры, Глеб подбрасывал Марине маленькие записочки, где в коротких стишках либо подлизывался, либо высмеивал причину ссоры. На всякий случай он в уме уже сложил пару миротворческих четверостиший:
Твои глаза зелено-карие
Бывают как араукарии -
Точь-в-точь такими же колючими,
В сердцах прикидываясь злючими.А на щеках твоих две ямочки -
Ну хоть сейчас на стену в рамочке.
Не можешь выбрать паспарту?
Так приложи меня… корту!
С замиранием сердца поворачивая ключ в замке, он все еще надеялся на чудо. Вот сейчас дверь откроется, а там все как раньше. Как будто и не было ссоры. Ни вчерашней, ни всех предыдущих. Остался последний оборот. Глеб вздохнул и закрыл глаза.
Жалобно лязгнув, замок отомкнулся. Легонько толкнув дверь, Глеб заглянул в прихожую. Чуда не произошло. На полу валялся ключ, к которому был прицеплен брелок, когда-то подаренный им Марине. Нет, похоже, стишки уже не понадобятся.
Лучко сидел перед экраном компьютера, задумчиво рассматривая изображение исчезнувшей реликвии. Все в этом деле представлялось следователю необычным. Он нутром чуял: что-то здесь не так. Картинка не складывалась. Икону похитили не абы откуда, а из самого Кремля. Пошли на огромный риск. И при этом украли не какого-нибудь там Андрея Рублева, а произведение неизвестного мастера. Ну не странно ли? Почему из всего собрания кремлевских икон, одного из богатейших в мире, украли именно эту, далеко не самую знаменитую вещь?
Капитан восстановил в памяти недавний разговор с директором кремлевских музеев.
- Ну а вы хотя бы запомнили, как выглядели эти ваши "реставраторы"? - спросил он у бледной как полотно Зарецкой.
- Артистически… - вот и все, что смогла ему сообщить главная свидетельница.
Он уже попросил предоставить ему записи камер наблюдения с проходной у Боровицких ворот, через которые так дерзко въехали и выехали похитители. По ощущениям от первого просмотра, воры весьма удачно уберегли свои "артистические" лица от видеосъемки. Теперь вся надежда была только на Зарецкую.
Порывшись в памяти, Ирина Сергеевна вспомнила про расписной комбинезон и легкое заикание.
- А документы?
- Они были в полном порядке. Вот их бланк приема иконы на хранение. Выглядит подлинным.