Вдали завизжали полицейские сирены, и улицы вдруг расчертились огнями прожекторов. К черту… Только этого еще не хватало - если менты перехватят у меня парнишку, я так и не узнаю, где он прячет этого полоумного… Я должен найти его раньше. Скай выключил фары, вгляделся в темноту и притормозил у обочины. Ошибки быть не может, это он. А там, куда он идет, тупик - это я точно знаю, я облазил все подступы к дому этого сутенера. Значит, вероятнее всего, он хочет спрятаться там от полиции. В какой-нибудь помойке, рассчитывая на то, что эти брезгливые государственные рыла туда не полезут. Значит, опять ждать?
Скай вышел из машины, прошел вдоль стены, медленно, бесшумно, осторожно глянул в узкую коробку тупика.
Остановился и вышел на свет, жмурясь от ярких электрических всплесков.
Охренеть… пусто. Три стены и битый кирпич. И больше ничего. Куда он делся, твою мать? Куда мог деться семнадцатилетний пацан в закрытом со всех сторон тупике под цельными стенами в двадцать метров высотой?
Нет. Ты издеваешься просто, - глухо проговорил Скай, - ты действительно начинаешь меня раздражать.
Часть 6
Постояв немного в раздумье, Скай прошел между облупленных кирпичных стен и опустил глаза, заметив тусклый металлический блеск под ногами. Люк. Черт, как все просто. Мне даже в голову не приходило, что он может сунуться в Мертвое Метро, поэтому и не обратил внимания на тяжелую ржавую крышку люка, когда был здесь в прошлый раз. Интересно, погнала ли его туда боязнь попасть под облаву или… Или у него там есть хорошие знакомые? В любом случае, идти следом бесполезно. В этих подземных дебрях сам черт ногу сломит - так его не найти.
Можно предположить только, что обратно он вернется этим же путем и ждать здесь.
Все-таки, хоть и ничтожный, но шанс не упустить его из виду. Вряд ли этот сумасшедший парень там, внизу: там сложно выжить даже самым отчаянным головам, самым нелепым человеческим существам, которых только производил на свет наш гнусный, обреченный мир.
Скай запахнул поплотнее куртку, взглянул сначала на свой датчик, потом на часы.
Лучше вернуться в машину, пока не обрушился на город ночной грязный холод беззвездных ночей. Посмотреть схемы выходов из Мертвого Метро в этом районе, посмотреть, нет ли люков у аэродрома, и заодно проследить за полицейскими машинами - им может повезти больше, чем мне, и тогда вытащить пацана будет сложно.
Он развернулся, откинул ботинком кусок ломаного кирпича, прислушался к раскатившемуся по тупику, эху, угасшему у стены. Провел рукой по короткому ежику стального цвета волос, устало прикрыл глаза.
Черт бы тебя побрал, Тейсо-Арин. Если бы не ты, все было бы по-другому. В это время, если я не занят, обычно включаю компьютер, открываю папку с фото и возвращаюсь к прошлому - ищу в исчезающих из памяти чертах Деи что-то новое, то, что не успел понять и увидеть тогда, когда она была жива. Холодный туман наполняет комнату, и я вижу лишь оранжевый огонек сигареты и ласковые, смеющиеся серые глаза сестры - плоский отпечаток реальности, картинка на мониторе. А потом я выхожу на балкон и бездумно смотрю на небо, кожу рвет ледяной ветер, глыбами грязи громоздится внизу смог, но мне все равно - я дома, я рад своему уединению, я знаю, почему и зачем я живу, так может ли помешать мне жить дальше смог - черное дыхание умирающего города?
А сейчас я уже не могу вернуться домой. На мне долг перед людьми, доверившими мне огромную сумму денег, тяжесть этого долга свинцовым прессом давит душу.
Какие бы задания я не выполнял, я всегда был честен. Город смог заставить меня ослепнуть, позволив не видеть того, что я творю, кому и зачем передаю найденных мной людей, но город никогда не мог заставить меня стать мерзкой дрянью, любой ценой отвоевывающей себе право на несколько лет жизни.
Такой мразью набиты бары, бордели, питомники, гостиницы, дома, подвалы… За деньги они готовы сделать что угодно, начиная с того, чтобы отсосать первому встречному и заканчивая тем, что, не колеблясь, отгрызть себе руку по чужому приказу, лишь бы заплатили.
Я работал для себя и только ради того, чтобы не думать обо всем этом. Мои деньги ушли в оборудованную всевозможной электроникой машину, на оплату удобной для меня квартиры, на связи с нужными для расследований людьми… Сколько бы мне ни оставалось, я бы никогда не пошел с тем, кто просто поманил тугим брикетом купюр, как пошел этот пацан.
Скай остановился, вспомнив шелестящие клубы банкнот, разрываемых ветром, выругался про себя, дернул ручку двери, влез в машину, отгородившись уютным теплом и запахом озона от ледяного кирпично-серого мира.
Коснулся было пальцами клавиатуры, но передумал, откинулся на спинку сидения и закрыл лицо руками, сдерживая сбивающееся от осевшей в душе горечи дыхание.
Но он привык быстро справляться со своими эмоциями - сказывалась долгие одинокие вечера, проведенные наедине с самим собой. Правда, Скай предпочитал слову "одиночество" более приемлемый вариант "уединение", но сути это не меняло, именно это уединение научило его крепко держать себя в руках, и сегодняшний вечер не был исключением.
Поэтому он оторвался от спинки сидения, закуривая сотую за день сигарету, коснулся пальцами скролла и погрузился в изучение маршрутов полицейских машин, участвующих в облаве.
* * *
Арин привычно соскользнул в черный провал люка, чертыхнулся, почувствовав под пальцами крошево рыхлой ржавчины металлических скоб, отпустил руки, спрыгнул вниз на хрустнувшие под ногами осколки кирпича, удержал равновесие, постоял немного, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, и двинулся вперед, держась ближе к сырой, обросшей гнилыми мхами, липкой стене.
Тоннель уходил вглубь, через несколько сотен метров - Арин это знал - появятся первые работающие тусклые лампы под гнутыми проволочными решетками, а пока идти приходилось на ощупь, осторожно ступая, потому что даже жестко зафиксированная стальными вставками ботинок голень могла не выдержать, подверни он ногу среди завалов бетонного крошева.
На этом отрезке пути он никого ни разу не встречал, хотя к первому тоннелю вели несколько люков, но сегодняшний день был исключением - впереди шевельнулся мутный силуэт, и Арин, не раздумывая, рванул из гнезд металлических креплений на бедре узкие клинки стилетов, привычно зажав их между пальцев так, чтобы можно было ударить, не теряя ни секунды, - он хорошо знал, что Мертвое Метро не любит шутить и не терпит неосторожности.
Он затаил дыхание, прижимаясь к стене, не обращая внимания на то, что по светлой куртке сразу же расплылись жирные пятна от липкой плесени.
Кто бы там ни был, но вряд ли кто-то из Братства Воды, они не приходят сюда, здесь слишком близко к выходам на поверхность. Значит, либо чужак, либо новичок - и тот, и другой может быть опасен.
Арин вздрогнул, услышав непривычный звук, разнесшийся под высокими сводами тоннеля, помедлил, вложил клинки в гнезда, шагнул вперед, успев поймать девушку за тонкое холодное запястье, рванул на себя, и она не удержавшись, споткнулась, упав ему на грудь, но успев защитить рукой теплый комочек плачущего ребенка, голос которого заставил Арина выйти из убежища.
Он наклонил голову, всматриваясь сквозь тьму в худенькое, большеглазое, бледное лицо.
Какого хрена тебе здесь надо?
Вода, - заговорила девушка, поправляя сползшее с ребенка одеяло, - не убивай меня, моему сыну очень нужна та вода, от которой люди живут дольше.
Это не вода, - зло ответил Арин, - это отходы с фабрики кеторазамина. Из-за них люди становятся уродами. Иди назад. Уходи отсюда.
Он развернул девушку за плечи и легонько подтолкнул сзади.
Та вывернулась из его рук, кинулась в сторону, мгновенно превратившись в разъяренную фурию, зашипела злобно:
Мне так и говорили, что вам жалко этой воды! Уродами? Да ты врешь! Достаточно посмотреть на тебя, чтобы это понять. Вам жалко воды для мальчика? Ему всего два года! И через месяц он должен умереть! Это справедливо? Справедливо это? Тебе жалко для него воды?
Дура! - не выдержав, заорал Арин, - тупая дура! Какая, на хер, вода? Это отходы, понимаешь? Химия! Что толку, что ты выбьешь для него несколько лишних дней? Да он расползется на желе у тебя на руках от этого пойла. Пошла отсюда, пока я тебя не прикончил, идиотка!
Девушка, дыша прерывисто, потянула из-под пол короткого пальтишка пристегнутую к бедру маленькую кобуру:
Жалко воды для ребенка, да, сука? Жалко тебе? - выкрикнула она, выхватывая из кобуры небольшой револьвер, направляя оружие в сторону Арина.
У тебя руки дрожат, - помедлив, сказал Арин, - не попадешь. А если ты не попадешь, я выкину тебя наружу и прибью стилетом к какой-нибудь стенке, потому что тупые в этом мире не выживают, и тебя лучше избавить от мучений заранее, раз ни черта не хочешь понимать.
А если я попаду? - прищурившись, спросила девушка.
Тогда я или умру, или буду валяться здесь раненый, пока меня не сожрут крысы.
Вот именно. И тебя не будет! Ты сдохнешь! И не будет тебя! Вообще не будет, как ты этого не понимаешь? И моего сына не будет! У меня нет денег, у меня есть только надежда на эту воду.
Арин словно наяву услышал шум разрываемых ветром купюр, острое чувство вины рвануло душу, он помедлил, прикусил губу, раздумывая.
У меня есть другое предложение. Для тебя важно, чтобы он жил? Ты просто не видела, во что отходы превращают людей… Он может превратиться во что угодно.
Если тебе так важна его жизнь, отдай его мне. Я знаю человека, который может оплатить ему кеторазамин, но при условии, что ты ребенка больше не увидишь.
Согласна?
И он будет жить? - шепотом спросила девушка, опуская оружие.