Но чтобы защитить его, ключ к своему коду Аткинс спрятал. Никто не знает, какая из биллиардов строк кода "Ио" является ключевой. Аткинс сделал это для безопасности, чтобы никто не мог нарушить идеальную гармонию виртуального пространства. Своеобразная "защита от дурака". Иными словами, ситуация складывалась очень неприятная. В руках хайтеков находился всего лишь готовый набор инструментов для "текущего ремонта" и контроля над Сетью, предоставленный им Аткинсом. Однако создать в ней какие-то принципиально новые возможности уже никто не мог. Ни одна из названных служб не имела ключевого кода. И вдруг в Сети появляется некто, способный на это. Некто, кто впервые за всю историю Сети получил власть над ее закрытым внутренним кодом.
– Дурак… – задумчиво произнес Крейнц, глядя на злополучную букву "Д". – И что нам теперь делать?
Последний вопрос он адресовал фотографии Аткинса, что висела на стене. До сего момента Отто Крейнц был фанатиком учения квантоники и почитал Аткинса чуть ли не Богом, считая все его действия правильными, а теорию абсолютной относительности непогрешимой.
Теперь же окружающий мир в глазах Крейнца начал "сыпаться", как говорят техники о программе, которая содержала в себе скрытую внутреннюю ошибку, не дававшую о себе знать годами, но при столкновении с какой-то нестандартной, необычной, непредсказуемой ситуацией вдруг привела к системному сбою. Защита Аткинса оказалась принципиально неверной. Ведь сейчас неведомый взломщик обладал кодом "Ио", а все правительственные службы – нет.
Крейнца прошиб холодный пот. У него начался приступ паники. Он вдруг красочно представил себе, как помчится домой, соберет все свои пожитки, перекинет деньги с пенсионной кредитки на расчетную, сядет на первый же самолет, что доставит его в Буферную зону… Нет, лучше сразу к лотекам! Потеряться, спрятаться в лотек-пространстве от той бури, что вот-вот разразится. Сейчас никто даже представить себе не может, чем закончится появление этой буквы "Д" в правом верхнем углу Сетевой панели управления.
Отто вздохнул… и начал писать докладную записку президенту Рамиресу. Вряд ли тот сможет чем-нибудь помочь, но уведомить главу хайтек-пространства о событии такой важности все же полагается.
Президент хайтек-пространства давным-давно стал кем-то вроде медиа-звезды. Его выбирали за обаяние, умение доверительно, с пафосным трагизмом обращаться к гражданам, улыбку и прочие значимые для "государственного мужа" признаки. В его обязанности входило сообщать гражданам о решениях, которые принимает правительство, объяснять, почему и зачем оно это делает, а также призывать к "миру, порядку, гармонии, прогрессу, здоровой конкуренции и своевременному обращению к личностным аналитикам". Еще президент поздравлял граждан, принимал послов из лотек-пространства и открывал благотворительный бал "Красного креста". С этими обязанностями Рамирес справлялся почти идеально, так что его шансы быть избранным в третий раз подряд были довольно высоки. Особенно гражданам импонировала манера президента вести себя добродушно-глуповато, а также полнейшая беззлобность Рамиреса по отношению к бесконечным колкостям медиа в свой адрес. Президент уже семь лет подряд не покидал топ десяти самых популярных анекдотических персонажей Сети. Анекдотов о Рамиресе сочинили больше двух миллионов и продолжают сочинять до сих пор.
Однако кроме всех этих полезных качеств у Рамиреса имелось и еще одно. Можно сказать, уникальное. Он умудрялся быть связующим звеном между всеми центрами власти хайтек-пространства, а именно Торговой Федерацией – советом крупнейших корпораций, военными, Бюро информационной безопасности и хайтек-парламентом. Правда, с тех пор как места в нем стали получать представители корпораций пропорционально средствам, которые их компании внесли в бюджет в виде налогов, между парламентом и Торговой Федерацией не стало никакой разницы.
– Ситуация выходит из-под контроля, – сказал Крейнц вслух и понял, что эта информация морально устарела.
Ситуация уже вышла из-под контроля, и что самое ужасное – никто не может сказать, как давно это случилось.
Цифровой голос электронного секретаря, одной из функций биофона, сообщил главному эксперту:
– Вам звонит мистер Буллиган, шеф Бюро информационной безопасности.
Крейнц дал голосовую команду:
– Принять вызов.
– Я получил твой запрос насчет новой иконки, Отто. Это очень плохо? – раздался "в ухе" низкий хриплый голос Буллигана. – Может, чьи-то шутки?
– Для шутки слишком глобально, – заметил Крейнц.
– Активировать не пробовал?
– Пробовал. Не работает, – сказал Отто. – Вот думаю, кому могло понадобиться размещать на загрузочной панели Сети неработающую кнопку? Не говоря о самом страшном.
– Мне можешь сказать самое страшное, – доверительно произнес Буллиган.
– Тот, кто смог это сделать, – Крейнц набрал побольше воздуха в легкие и выдохнул, – знает внутренний код "Ио".
– То есть? – не понял Буллиган.
– То есть может изменять и подстраивать генеральную программу Сети как ему вздумается, – пояснил Крейнц. – Я думаю, иконка – это что-то вроде послания. Предупреждение.
– О чем? – все еще не понимал Буллиган.
– О том, что власть над Сетью отныне находится у кого-то, кого мы пока не знаем.
– Но это невозможно, – судя по голосу, Буллиган оторопел. – Код "Ио" был закрыт самим Аткинсом. Его не знает вообще никто, потому что Аткинс спрятал его в биллиардах программных строк, а сам погиб, не оставив ключа! Каждый школьник об этом знает. Ни одна машина на свете, ни один человек не в состоянии найти эту иголку в таком огромном стоге сена!
– И тем не менее, – Крейнц коснулся рукой простого значка с буквой "Д". – Я вижу то, что вижу. И вы это видите. Следовательно, кто-то все же нашел.
* * *
Квадролет летел на восток с максимальной скоростью вдоль параллели. Солнце будто замерло в одной точке.
Это был самый длинный восход в жизни Громова.
Эден оказался виртуальным миражом.
Всем надеждам и планам на будущее – конец.
Макс даже не старался представить себе, как будет жить дальше и чем заниматься.
Штурмовая группа Джокера выглядела подавленно.
Рядом с Максимом сидели Дженни и Дэз. Напротив – Корус, щуплый говорливый подросток, но даже он с момента взлета не проронил ни слова, Тереза – бледная, веснушчатая, три часа назад именно она была их штурманом в Эденской операции, громила Спайк. Посередине, на крышке парашютного люка, лежало тело Бульдозера, погибшего телохранителя Джокера. Его накрыли курткой.
Толстый рыжебородый пилот Уильямс сидел за штурвалом. Рядом с ним, в соседнем кресле, Констанция – второй пилот, сердитая худенькая девушка с черными глазами и черными волосами, скрученными на затылке в узел.
Дженни Синклер выглядела усталой, осунувшейся и постаревшей лет на десять. Даже ее медно-рыжие волосы поблекли. А может, так просто казалось от мелкой серой пыли, которая покрывала Дженни, Громова и Дэз будто слой пепла.
Дженни смотрела в иллюминатор на проплывающие под ними облака. Волосы скрывали ее лицо, но Макс все же заметил, что она кусает свои тонкие красные губы. Ссадины на руках и щеке Джен покрылись темно-красными корочками, пятна крови на одежде высохли, став похожими на масляные.
Макс даже представить себе не мог, что она чувствует. Сначала ее отец – доктор Синклер, а теперь и Джокер – человек, ради которого она предала свою семью, оставила свой привычный мир, – перешли в странное состояние, которое нельзя назвать смертью, но это и не жизнь. Сознание, существущее в цифровой форме отдельно от тела, но сохранившее волю, – что это? Никто не знал, и эта неизвестность пугала.
Дэз Кемпински держала в руках прощальную записку своего отца, в которой он сообщил ей о своей тяжелой болезни, решении воспользоваться омега-вирусом и уйти в Сеть. Она отрешенно глядела на оранжево-багровые всполохи над горизонтом. Армейский комбинезон Кемпински с разодранным рукавом был сплошь покрыт бетонной пылью из подземного бункера, где Дженни Синклер два часа назад замуровала нейрокапсулу с телом Мартина Кемпински – человека, которого любила больше всего на свете, – Джокера.
Громов поймал себя на мысли, что они словно выпали из времени.
Тревожное, тягучее ожидание – что же дальше? – висело в кабине.
Джокер воспользовался омега-вирусом, перевел свое сознание в цифровую форму и ушел в Сеть. Никто не знал, каким он теперь станет. Сеанс связи, на который он должен выйти через десять часов, скорее пугал, чем обнадеживал. Ведь выходило, что Джокер превратился в подобие доктора Синклера – человека-программы, с которым он боролся всю жизнь.
Громов положил руку на плечо Дэз и сказал:
– Солнце не восходит и не заходит. Оно всегда остается на своем месте. Движемся только мы, и картина мира зависит от того, из какой точки пространства мы ее наблюдаем.
Кемпински не ответила, только смяла в кулаке записку отца.
– Дэз, мне кажется, он слишком сильно любил тебя, поэтому не нашел сил сказать раньше. Он боялся причинить тебе боль, – едва слышно сказал ей Макс. Ему очень хотелось хоть как-то поддержать Кемпински.
Констанц вздохнула и обратилась к Дженни:
– Когда мы уходили из бункера, там высадился десант. Тогда мне показалось, что это правительственная пехота. Но сейчас я уже в этом не уверена. Не могу сказать точно, я удирала оттуда не оглядываясь, но, кажется, ни у одного из солдат не было знаков отличия. Кто это мог быть? Как они вычислили наше убежище? Что им было нужно?
Спайк перебил ее:
– Не сейчас.
Но Тереза, внимательно слушавшая Констанц, нахмурилась, открыла свой ноут и начала что-то просматривать.
Вскоре она оторвалась от своего компьютера: