– Я очарован, – пролепетал Старлиц. Мисс Уц протянула ему руку. Старлиц рискнул стиснуть кончики ее безупречных пальчиков, после чего счел за благо сесть и привести в порядок дыхание.
– Мисс Уц не говорит по-английски, – предупредил Озбей.
– Какая жалость!
– Зато блестяще владеет французским, – пригрозил Озбей. – Она выросла на сирийской границе.
– C'est triste . Империалисты с обеих сторон, – посочувствовал Старлиц.
Гонка Уц слегка приподняла золотистый подол своего синего платья от Сен-Лорана и сделала медленный пируэт. Изумленные нефтяные тузы из Брунея, сидевшие за соседним столиком, наградили ее простодушными аплодисментами, но зловещие взгляды Дрея, Халика и Айдана заставили их успокоиться. Казино было большое, а терраса маленькая.
Повинуясь приподнятой брови Озбея, один из его мускулистых ребят уступил мисс Уц место за столиком. Никто из присутствующих не возражал бы оказаться на месте стула – так сладострастно уселась на него актриса. Последовал тщательный ритуал извлечения сигареты.
– Мисс Уц снималась в совместном турецко-итальянском проекте, – сказал Озбей, щелкая платиновой "Зиппо". – Роль досталась ей после конкурса красоты. Но фильм показали только в Турции. Турецкое кино уже не то, что прежде, в славные дни Мухсина Эртугрула . А все иностранные видеокассеты...
Старлиц поправил темные очки, наблюдая, как мисс Уц выпускает дым. Гонка Уц была дремлющим гейзером первобытной женской притягательности. От одного взгляда на нее любой мужчина начинал пузыриться и испускать пар.
– Она танцует? – спросил Старлиц.
– Конечно танцует.
– И поет?
– Ангельски.
– Я уже вижу, к чему все идет, Мехметкик. – Старлиц нахмурился. – Твоя проблема в данном случае – слишком хороший вкус. Эта женщина – настоящая звезда. В любой стране с развитой киноиндустрией она бы многого достигла. С таким талантом стыдно опускаться до подросткового шоу.
– Она молода, – возразил Озбей. – А тебе в "Большой Семерке" нужна мусульманка. Это поможет сбыту продукции в Тегеране.
– Правильно, я тоже так думаю. Я бы с радостью ввел в группу мусульманку. Чтобы отличалась от остальных блестящей чадрой. Искры полетят снопами, даю гарантию. Только она должна быть настоящей фальшивкой, как остальные девчонки в "Большой Семерке". Случайной, самой обыкновенной мусульманской девушкой. Вытащенной из толпы, взявшей несколько уроков и пользующейся услугами гримера.
– То есть не настоящей звездой.
– Совершенно верно, не звездой. Но беда в том, что статистика плохо знает мусульманских девчонок. Стандарт потребительницы-мусульманки в возрастной категории от пятнадцати до двадцати одного года еще не разработан. Мы же оперируем сейчас в огромном масштабе – от Магриба до Малайзии! У нас не меньше ста миллионов девушек тридцати с лишним национальностей, одних только языковых групп пара дюжин!
– Гонка так красива! – с сожалением проговорил Озбей.
– Согласен, фантастически красива.
– Неужели это не имеет значения?
– Имеет, еще какое! Но не в данном случае. "Большая Семерка" – это маркетинг, всякие другие значения здесь совершенно ни при чем. Когда речь заходит о поп-группе, приходится иметь дело с совершенно особой реальностью.
Как Озбей ни разыгрывал безразличие, было видно, что он жаждет разъяснений.
– Расскажи мне об этой своей реальности. Я должен это знать. Это важно.
Старлиц поскреб подбородок.
– Сейчас я тебе растолкую, что почем в исламской поп-музыке. Знаешь, кто в ней котируется? Паршивые музыканты стиля "рай" из Алжира, вот кто. У них фоновый ритм, электрогитары, и поют они про секс и про наркотики. Алжирские фундаменталисты так их ненавидят, что готовы разорвать на части. Например, Чеб Халеб. Слыхал про Чеба Халеба?
– Нет, – задумчиво признался Озбей, – об этом Халебе я не слыхал.
– Вот кто у них ходит в звездах. Ему приходится жить в Париже, потому что дома его записи швыряют в огонь. Или Чеба Фадела, она поет "Н'сел Фик", величайший хит в стиле "рай". Она и ее поклонники околачиваются в Нью-Йорке, надеясь на контракт и на то, что их не постигнет участь Джона Леннона.
– Про Джона Леннона я слыхал, – оживился Озбей. – Отлично помню, как это было. Его подкараулил на улице тип с револьвером.
– Вот кто много значил – Леннон! Даже когда он сам больше этого не хотел. Он не имел срока годности. В этом сейчас наша главная проблема.
– Что, если я тоже хочу много значить? И имею для этого деньги? Деньги и деловые связи. Еще Гонку, то есть талант. Мне бы хотелось значимости.
– Валяй, пробуй! Только не в моем проекте. Потому что мы навсегда сворачиваем шатры с наступлением двухтысячного года.
Озбей горько улыбнулся:
– Правило номер один... Не бойся, насчет правила номер один я дал тебе слово. – Он понизил голос. – Но как мне быть с моей подружкой? Она так хороша и так честолюбива!
Старлиц собрался с духом и надолго уставился на мисс Гонку Уц. Это было все равно что смотреть на воду против солнечного света.
– Хочешь профессиональный совет, Мехметкик?
– Конечно хочу. – Озбей откинулся в кресле. – Только не предлагай мне ее бросить и вернуться к жене.
– Протолкни ее на телевидение, – изрек Старлиц. – Пусть ведет турецкое игровое шоу.
– Телевидение? Вот твой совет?
– Учти, этот совет на вес золота. Кино умирает всюду, где оно не может себе позволить специальные цифровые эффекты. Так что ей прямая дорога на турецкое телевидение. Телевидение ее заездит и спалит, но сначала она успеет блеснуть.
Озбей с сомнением покивал.
– А когда у нее начнутся проблемы с внешностью, пусть баллотируется на выборную должность.
– Политика?! – просиял Озбей.
– Она самая. После телевидения ей уже не подойдет ничего, кроме политики. Пусть избирается в турецкий парламент. Партия левого центра, умеренно-прогрессивная позиция, женская проблематика, активная избирательная компания с целованием младенцев перед камерами. Но с затаенным стальным стержнем. Стиль железной леди. Улавливаешь?
– Да. По примеру миссис Тансу Чиллер?
– Ты должен понимать, что миссис Тансу Чиллер не случайно стала турецким премьер-министром.
– Знаю, знаю. Все это мне хорошо известно. – Озбей определенно прозревал. Он уже мыслил по предложенной программе, расставляя предварительные вехи. – Я знаком с миссис Чиллер, – поведал он. – Мы с дядей-министром ужинали с ней в Анкаре в прошлом месяце. С нами был ее муж, Озер Чиллер, видный бизнесмен, финансирующий политические партии. Чрезвычайно умный человек.
– Серьезно? Ты знаком с премьер-министром?
– Мы все добрые друзья. Мы очень близки. Я проучился два семестра в ее альма-матер в Америке. Оттуда у меня американский английский.
Старлиц обдумал эту новость, многое ему объяснившую.
– Ты очень ценный знакомый, Мехметкик. Эти наши неформальные обмены мнениями мне чрезвычайно важны. Они выводят нас в новый мир расширенных рыночных возможностей и мультикультурного согласия.
Озбей развел руками.
– Дела идут отлично! "Большая Семерка" наделает в Турции большого шуму. Ты только скажи, насколько большого. – Он прищурился. – Твое дело – вовремя доставить семерых девчонок в правильных тряпках и в готовности петь и плясать.
– Никаких проблем, дружище. Девочкам нравится Кипр, они загорели, отдохнули, теперь они наготове. Я уже привез им гастрольных администраторов и инструкторов, и те взялись за дрессировку.
Озбей поглядывал на свою мисс Уц с изнуряющей восточной чувственностью.
– Можешь не убеждать меня, что проблем нет, я все равно не поверю. Женщина – всегда проблема для мужчины, такова ее природа. А тут их целых семь! В моей жизни их только две, и то я очень занят.
Гонка разразилась вдруг капризной тирадой. Озбей выслушал ее с благоговейным вниманием, как подобает учтивому кавалеру, и снова повернулся к Старлицу.
– Когда Гонка встретится с Француженкой?
– Сегодня вечером, – пообещал Старлиц. – В казино. Все будет в порядке. У Француженки немного нестандартная матушка, но сама Француженка очень обходительна со своими поклонниками.
Гонку разбирало нетерпение. Ждать было не в ее характере.
– Мне пора, – вежливо сказал Старлиц, вставая и бросая взгляд на свой поддельный корейский "Ролекс". – Вечером у меня еще одна встреча.
– Вечером? А я заказал столик в "Ниази".
– Увы, дружище, никак не могу. Меня ждет разговор о железках с одним русским.
Эти слова не могли не задеть Озбея, как Старлиц и рассчитывал. Как Озбей ни корчил из себя космополита, он продолжал считать себя образцовым турецким патриотом, поэтому люто ненавидел греков, курдов, армян, арабов, иракцев, сербов, иранцев, евреев, черкесов и хорватов. Русские тоже фигурировали среди заклятых врагов Турции, но, в отличие от вышеперечисленных народов, никогда не были подданными Оттоманской империи. Поэтому Озбей смирил свой патриотизм и позволил себе полюбопытствовать:
– Ты наверняка заметил, сколько в казино русских шлюх?
– Понятное дело, этих Наташ трудно не заметить.
– Сейчас на турецких землях много русских. Россия – крупнейший торговый партнер Турции. Мой дядя-министр не устает нам это твердить.
Старлиц кивнул на прощанье мисс Уц. Та прицелилась и выстрелила в него сногсшибательной улыбкой.