- Я все думаю о том бедняге пилоте, которого он тоже убрал, чтобы все выглядело аккуратно. - Ветер принес из города мертвых отдаленный барабанный бой. Завтра большой праздник - Ночь Всех Мертвецов. - Пять лет, - проговорил он. Услышал, как прервалось ее дыхание, и понял, о чём она сейчас спросит и что последует за этим.
- Что чувствуешь, когда становишься мертвым? - спросила Элена Асадо.
За несколько недель заточения в этом доме на холмах он, незаконный мертвец, неклейменый, незакрепощенный контрактом, понял, что она спрашивает не о переживаниях воскрешенных людей. Ее интересует тьма до воскресения.
- Ничего, - ответил он так, как отвечал всегда. То была истина, но не правда, потому что "ничего" - феномен человеческого сознания, а во тьме, наступившей после сокрушительного света на перекрестке Гуверовского бульвара, не осталось никаких следов сознания - ни человеческого, ни какого-либо еще. Ни снов, ни времени, ни утрат, ни света, ни тьмы. НИЧЕГО.
Теперь ее пальцы гладили его кожу, пытаясь нащупать остаточный холод этого "ничего". Повернувшись к городу спиной, он подхватил ее на руки и понес к большой пустой кровати. За месяц новой жизни он отлично усвоил правила игры. Он отнес ее к большой, широкой белой кровати, освещенной огнями лежащего внизу города. Все было холодно и формально - как и в прошлый раз, и в позапрошлый, и позапоза... Он знал, что для нее это не просто соитие с любовником, который вернулся после изгнания из далекого далека. По трепету, по дерганью ее мускулов он чувствовал: ее возбуждает именно идея секса с мертвецом. Именно его природа чаровала и отталкивала Элену. Роль фетиша в чужом извращении его ничуть не смущала. Но тело, когда-то известное под именем "Соломон Гурски", знало кое-что другое - нечто, известное лишь мертвым. Не все, что умерло, потом воскресает. Облик, личность, разум возвращаются. Но любовь не переживает смерти.
После секса она любила слушать его рассказы о воскресении: о том, как "ничто" превратилось в "нечто", и он увидел сквозь мельтешение текторов ее склоненное лицо. Но этой ночью он ничего не рассказывал. Он спрашивал.
- Как я выглядел? - задал он вопрос.
- Твое тело? - переспросила она. Он не стал ее разубеждать. - Опять хочешь посмотреть фотоснимки из морга?
Обугленную ухмылку пустой оболочки он и так помнил наизусть. Руки, вытянутые по швам. По этой детали она сразу обо всем догадалась. Погибшие в огне умирают, воздев кулаки кверху, сражаясь с пламенем.
- Даже после того, как тебя эксгумировали, я не могла тебя сразу воскресить. Знаю-знаю, ты мне передал его слова, что на данный момент мне ничего не угрожает. Но было слишком рано. Технология еще недостаточно развилась, и он бы сразу узнал. Прости, что мне пришлось держать тебя на льду.
- Ничего, я даже не заметил, - сострил он.
- Я все спланировала с самого начала. Все предусмотрела: уволиться из "Тесслер-Танос", нанять нелегальный резервуар в Сент-Джоне. Дом Смерти не знает и одной десятой о том, что там творится.
- Спасибо, - сказал Сол Гурски. И тут почувствовал ЭТО. Почувствовал ЭТО, увидел ЭТО, точно свое собственное тело. Она ощутила, что Сол напрягся.
- Опять воспоминания?
- Нет, - проговорил он. - Наоборот. Вставай.
- Зачем? - растерялась она.
Сол уже натягивал на себя одежду: прикосновение шелка, прикосновение кожи.
- Время, которое тебе дал Адам...
- Да?..
- Оно истекло.
Машина морфировала в сплющенную, гоночную. У поворота, где авеню начинала спускаться с горы, они оба ощутили энергетическую волну: над ними низко-низко летело нечто огромное, абсолютно беззвучное.
- Бросаем машину, - приказал он.
Двери уже откинулись, точно крылья чайки. Три шага - и дом за их спинами взлетел на воздух, растаял в белом огне. Пламя силилось их всосать, тянуло назад в свою зону аннигиляции земного притяжения. Но тут ударная волна швырнула их, машину и всех бездомных существ на мостовую авеню. Несмотря на вой домашней сигнализации, вопли соседей, рев и треск пожара, Сол услышал, что воздушное судно делает круг над испепеленной асьендой. Схватив Элену за руку, он бросился бежать. Аэролет прошел над ними. Машина испарилась в протуберанце белой энергии.
- Черт! Нанобоеголовки!
Они полубегут, полускатываются по террасам многоярусных садов. Элена уже задыхается. Высоко вверху кружит аэролет, заслоняя массивной тушей тусклые звезды, вынюхивая Сола с Эленой своими экстрасенсорными органами чувств. Внизу по садам уже рассыпаются, начиная прочесывание, многочисленные сегуридадос.
- Как ты узнал? - хрипит Элена.
- Увидел, - отвечает Соломон Гурски.
Целая компания серристос расслабляется в бассейне. Сол с Эленой срывают вакханалию - едва завидев их, перепуганные гуляки пускаются наутек. Ниже, еще ниже. Аугментированные кибергончие, рыча, провожают их своими инфракрасными глазами; системы домашней защиты, пробуждаясь от спячки, фиксируют их изображения, вызванивают полицию.
- Увидел? - переспрашивает Элена.
Сол с Эленой выскакивают из проулка между заборами прямо на бульвар. АПВэшки и муниципальные гондолы, резко тормозя, вычерчивают на черном шоссе дымящиеся гексаграммы. Клаксоны. Фары. Многоэтажная ругань. Скрежет колес. Визг тормозов. Треск ломающегося тектопластика отзывается двойным, тройным эхом. Затор из расплющенных машин на правой полосе. На правой обочине у тортиллерии* [Лавка, где продают мексиканские кукурузные лепешки-тортильи (исп.).] стоит мопедмобиль. "Кочеро"* [Возчик, здесь: рикша (исп.).] охотно забывает о своих "энчиладас"* [тортильи с мясом, сыром и перцем (исп.).] ради твердой, черной валюты из кошелька Элены. Ради денег, которые и звенят, и складываются.
- Куда?
Разрушения, причиненные его пассажирами, произвели на шофера немалое впечатление, Лютая ненависть к автомобилям - общее свойство всех таксистов на свете.
- Вперед! - сказал Гурски.
Стреляя и чихая, мопед выехал на мостовую.
- Еще не улетел, - заметила Элена, высунувшись из-под тента и вглядываясь прищуренными глазами в ночное небо.
- Не посмеют - полное шоссе машин.
- На авеню уже посмели. - И после паузы: - Ты сказал "увидел". Как это - увидел?
- Когда ты мертв, ты знаешь смерть, - сказал Соломон Гурски. - Знаешь ее лицо, ее маску, ее запах. У нее есть аромат, он ощущается издали, как феромоны моли. Он поднимается вверх по течению времени.
- Погодите, - сказал "кочеро" - нищий, но живой. - Вы чего-нибудь знаете насчет того взрыва на холме? Там что, аэролет разбился? Или другое что?
- Другое что, - произнесла Элена. - Поторопитесь!
- Леди, скажите, куда ехать - я поеду.
- В Некровилль, - распорядился Соломон Гурски. Сент-Джон. Город Мертвецов. Поселение вне закона, вне смертности, вне страха, вне любви - вне всех уз, которые прочно соединяют живых. Город изгнанников. Сол сказал Элене:
- Если ты хочешь свергнуть Адама Тесслера, это удастся сделать только извне. Со стороны.
Он сказал это по-английски. Слова со странным привкусом тяжело давались губам.
- Ты должна примкнуть к обездоленным. К мертвецам.
Попытка проскочить через флуоресцирующую букву "V" - ворота Некровилля - была равносильна Большой Смерти в эпицентре нановзрыва, превращающего все, что угодно, в горячую ионную пыль. Мопед прокрался мимо самурайских силуэтов - сегуридадос, охранявших ворота. Сол велел шоферу высадить их под пыльными пальмами заброшенного бульвара, тесно прижавшегося к суперколючей проволоке Сент-Джона. Покинутые живыми газоны буйно разрослись, бассейны покрылись коростой из отбросов и кувшинок, приветливые дома в испанском стиле кротко разрушались, перевариваемые собственными садами.
"Кочеро" нервно ежился, но Солу здесь понравилось. Он знал эти улицы. Маленький мопед, покашливая, унесся в страну подлинно живых.
- Здесь полно рек и ручьев, которые забраны в трубы, - сказал Сол. - Некоторые проходят под заграждениями - прямо в Некровилль.
- Опять твое мертвецкое ясновидение? - спросила Элена, когда Сол нырнул в заросший проулок между усадьбами.
- В некотором роде. Я здесь вырос.
- А я и не знала.
- Тогда мы здесь в безопасности. Элена остановилась.
- Ты меня в чем-то обвиняешь?
- Элена, сколько процентов меня ты выстроила заново?
- Сол, все воспоминания - твои. Настоящие. Мы любили друг друга - когда-то.
- Когда-то, - повторил он.
И почувствовал ЭТО. Мурлыканье трущегося о его кожу статического электричества - точно руки Элены гладили все его тело одновременно. Это не было предчувствием, астральным бутоном близкой смерти. Это было физическое явление - ласковое прикосновение сфокусированных гравитационных полей.
Они свернули за угол проулка в тот самый миг, когда мечадоры, спокойные и медленные, слетели с небес на крыши старых замшелых ресиденсиас. За бурьяном былого теннисного корта оказалась дренажная канава, огороженная ржавыми сетчатыми щитами. Сол одним ударом повалил целый щит. Адам Тесслер производил сильных, проворных мертвецов. Тухлый, еле текущий ручеек привел беглецов к ржавой решетке стока.
- А теперь проверим, не исказил ли чего во мне генератор, - сказал Сол, ударом ноги выбив решетку. - Если мои воспоминания принадлежат мне, мы вылезем в Сент-Джоне. Если нет, то три дня спустя мы будем качаться на воде в бухте, и хлорка выест наши глаза.
Они спрятались в тоннель за миг до того, как над ними прошел мечадор "МИСТ-27", осыпав ручей боевыми текторами, взметнул ил и воду к небесам. Мертвый мужчина и живая женщина, хлюпая по воде, убежали во тьму.