Василий, в отличие от Антона, заметно приуныл, легкий отходняк после экстраморфина тоже усугублял картину. Бич-интеллектуал половину дороги цитировал "Бхагавадгиту" и сказания племени догонов, а еще полдороги "Даодэдзин", добавляя из кое-каких сутр. Казалось, что ему совершенно все равно, куда идти. Повсюду была природапракрити, повсюду был абсолют-брахман. Какая разница, где растворяться.
А Василий чувствовал, что его опять надувают. Он всегда двигался к четко поставленной цели и всегда попадал не туда. В молодости он искал себе красавицу неописуемую, но вместо этого заработал болячку в одном популярном месте. Потом он хотел снискать литературные лавры. Но лавры обернулись березовым веником. И вот коварный военкомат призывает его на офицерскую службу. Человек же, вместо того, чтобы упорхнуть от силков, начинает корчить из себя советского Рембо.
И мозолил малахольный Рембо свою тощую задницу на жестком стуле, страдая от скуки и дубовых указаний начальства.
Итак, не исполнялись помыслы, неустанно страдала жена, дети, родители, бабушки-дедушки, роптали даже собаки и кошки. К середине жизни, если точнее к тридцати восьми годам Василий ощущал себя полным неудачником. Он добился только того, чего не хотел, а чего хотел, того добились другие. А ведь когда-то такие возможности представлялись! Как и всякий нормальный невротик он считал, что жизнь представляет сплошной заговор против него. От чувства огорчения заныло под ложечкой. "Гастрит, - подумал Василий, - организм сам себя съедает. Таков он, кризис тридцативосьмилетних. Однако как не пожрать перченого и не попить горячительного. Всем хорошим в себе я обязан съеденному и выпитому."
Но вскоре настроение поднялось. Во-первых, от новой дозы экстраморфина. Во-вторых, прямо в лесу, когда вроде бы ничто не предвещало хорошего, путники вдруг наткнулись на колючую проволоку. Колючка, создавая забор, тянулась с запада на восток настолько, насколько хватало силы обозревающему глазу. Правда, стоял за ней точно такой же лес, что и перед ней. И все же, если ее протянули, значит она огораживает не только деревья, кусты и заячьи какашки.
Антон обрадовался забору гораздо меньше, чем Василий. Колючка сразу уколола его душу своей явной нерастворенностью в природе. Однако он послушно отправился вслед за напарником вдоль забора - ему по-прежнему было все равно, куда брести. Путь оказался неблизким, колючка тянулась и тянулась, как будто представляла собой земную параллель. В конце концов это надоело и Василию. Впрочем, на сей раз он унывать не стал, а выбрал место, где забор накренился под воздействием упавшего дерева. Лапы упавшей ели качались прямо над его головой. Если не бояться иголок, можно без особых затруднений переползти на ту сторону. Что Василий с Антоном и проделали.
Пока они перебирались, трухлявый ствол скрипел и чмокал. А под конец даже треснул и сломался. На оголившейся гнилой древесине заползали и личинки, и жуки, и прочие сапрофиты, сгрызающие покойную ель. Теперь путь назад был отрезан, по крайней мере символически. Но назад, собственно, и некуда было возвращаться - разве что на обед к лесным чудовищам, дабы торжественно превратиться в огромную кучу дерьма. Возможно, Антон и не сильно возражал против такого слияния с природой, однако Василий был против категорически.
Оба лесных скитальца направились вглубь огороженной зоны. И прошли не менее километра, прежде чем лес разредился, а потом и вовсе превратился в какую-то чахлую изможденную поросль, состоящую в основном из чахоточных низкорослых березок. На фоне этой скудной растительности все чаще стали попадаться предметы техногенного происхождения, хотя и непонятного назначения. Балки и прочий стальной прокат, прямой и изогнутый, кронштейны, катушки изоляторов, поваленные столбы, обрывки проводов, барабаны из-под кабелей, а также что-то напоминающее большие тарелки.
- Заброшенная обитель дьявола, - подытожил Антон свои первые впечатления.
- Дьявола по имени Министерство обороны. Здесь то ли ракетная база, то ли вещевой склад. - прикинул Василий, поворошив свои армейские вспоминания.
- Здесь давно никого нет, кроме мелких демонов, копошащихся во прахе.
- Похоже, что это базу законсервировали лет десять назад, - согласился Василий. - Но, скорее всего, где-нибудь меж развалин ютятся десятка два солдатиков во главе с вечно пьяным лейтенантом. Сидят сейчас в неком неприметном сарайчике и варят суп из старой американской курицы. Варят уже пятый час на керосинке, а курица только лишь пукнула слегка. Может у бойцов и вездеход имеется, на котором нас вывезут к автобусной остановке.
Человек, смертельно уставший от тушенки в саморазогревающихся банках, даже потянул носом воздух.
- Суп - это хорошо, - согласился Антон, - если только не из убоины.
- Для тебя там найдется бульон из кирзового сапога и борщ из портянок.
Антон действительно не ел убитых, зарезанных, растрелянных млекопитающих, жалея молодые жизни меньших братьев - ну если не считать эпизода, когда он поймал и живьем загрыз какого-то зайчонка. Как объяснил напарник: "Эта тварь слишком злобно грызла морковку."
Двое лесных странников двинулись дальше вглубь зоны, стараясь придерживаться залысины на почве, напоминающей тропу.
Полчаса топанья и лазанья среди всякого металлического хлама, но не обнаружились ни суп, ни солдатики.
Зато мусора стало не меньше, а больше. И этот мусор был каким-то агрессивным, назойливым, он заслонял пейзаж как группа невоспитанных юнцов.
- Ай! - вдруг вскричал Антон, - эта штука вступает с нами в контакт.
Василий и в самом деле чуть было не наступил на какое-то ячеистое изогнутое изделие размером с хоккейную площадку, которое немного напоминало глаз насекомого, тем более, что не лежало на земле, а было наклонено к поверхности. Где-то с обратной стороны "площадки" находился, видимо, механизм, некогда управлявший ей.
- Похоже на локатор, - оценил Василий. - Хотя я таких никогда не видел. Ячея уж больно плетеная. Но только зря вы бздите, сударь мой. Чтобы ни одного человека вокруг и при этом бы такая рухлядь работала - такого не бывает.
- Она действует, - сказал Антон. - Я и так чувствую, а ты хотя бы поднеси руку.
Василий нехотя согласился… и уже на расстоянии полуметра ладонь почувствовала напряжение воздуха, и волоски на тыльной ее стороне потянулись, расправляемые какой-то силой. А ближе поднес - началось и покалывание. Причем с поверхности кожи сила проникала вглубь, как бы изучая начинку тела, словно даже струясь по его канальцам.
- Вот зараза так зараза! - Василий чувствовал, что кабы не экстраморфин он бы сейчас запаниковал, поэтому попробовал выразить свое отношение в логичных фразах. - Похоже, какие-то курваки сейчас сидят под землей и вовсю нас изучают через перископы-телескопы. А весь хлам, что навален на поверхности земли, служит для маскировки, для активного засирания глаз, потому что расположенный здесь объект жутко секретный… Кажется, мы немного влипли. Единственная радость, что этот локатор, может, не распознал нас еще как людей, поэтому давай тикать отсюда на четвереньках.
Скитальцы юркнули в трубу немаленького диаметра, быстро проползли по ней, потом пробежали под какой-то сводчатой конструкцией и оглянулись.
"Глаз" развернулся в их сторону!
- Антон, давай налево, там легче будет затеряться среди всякой мешанины.
Но напарник стал вести себя странно.
- Я больше не буду удирать, Василий. Мне кажется ОН пытается общаться с нами. Я не знаю, кто его построил, но в нем есть что-то надчеловеческое.
- Конечно же надчеловеческое, если точнее генеральское, звезднопогонное. Антон, ты не с той штуковиной решил общаться. Это же тебе не баба пятьдесят второго размера. Нас тут выдрючат, высушат и выкинут за колючку. Через пару дней и косточек в наличии не останется, их зверушки разберут.
- У меня нет костей, Василий. Я - проявление Абсолюта. Кости и кожа, и плоть - это мираж, иллюзия, майя.
- А нахрена Абсолюту так проявляться? И когда твоя "майя" заболит или зачешется, это ты кряхтишь и стонешь вместо Абсолюта! Да ты посмотри, что "глаз" вытворяет.
И действительно от вогнутой ячеистой конструкции потянулось что-то напоминающее либо очень густой ветер, либо чрезвычайно разреженный пар. И это сомнительное дело направлялось к путникам по довольно четко очерченному каналу.
Василию сразу стало не до напарника. Он ринулся наутек, в общем-то не очень соображая куда. Из-за экстраморфина он не столько паниковал, сколько полуотключился, однако глаза что-то еще высматривали, нос вынюхивал, уши выслушивали, подкорка мозга бросала тело то туда то сюда, суматошно реагируя на препятствия. Пару раз Василий оскальзывался и чувствовал боль на разбитых губах и ободранных руках. Но и эта боль была какая-то отстраненная. Пару раз боди-комп пытался помочь советом и спрашивал, выводить ли на бимоны имеющиеся карты местности, не повторить ли сеанс спутниковой связи, не поиграть ли сейчас в трехмерные крестики-нолики, не спеть ли.
Потом Василий машинально оглянулся и увидел, что оторвался от "глаза" на порядочное расстояние, по крайней мере, куда больше, чем Антон. А напарника как раз накрывал и захватывал порыв того густого ветра, отчего движения тела и конечностей сразу стали какие-то прерывистые, дискретные. При этом дискретность все более увеличивалась, разные части и члены у Антона двигались по своим особым маршрутам. Он вроде бы разлетался на лоскутки, словно рисунок в детском калейдоскопе. Только струйки крови, напоминающие длинные тонкие веточки, и порванные струны сухожилий явно не соответствовали детской игрушке. "Глаз" как будто изучал Антона при помощи полного разъятия. И кончилось это тем, что от напарника остались лишь какие-то конфетти, но и они быстро превращалось в набор геометрических точек.