Те, кому не по карману были дорогие приношения, покупали в лавках раскрашенные хлебцы в форме гусей или коз, чтобы с молитвой положить их на могилы предков и смягчить их хоть таким символическим приношением.
И когда шакалы по ночам пожирали оставленные на могилах дары, родственники умерших радовались – они считали, что их приношения угодны предкам, что те приняли их и теперь будут благосклонны к своим живым родственникам. Поэтому на шакалов не дозволялось охотиться, больше того – встретив их, следовало уступить дорогу, произнеся краткую молитву.
Честно говоря, эти обнаглевшие твари были просто опасны для одинокого ночного путника, поэтому с наступлением темноты жители Города Мертвых старались не покидать свои жилища.
Еще опаснее шакалов были двуногие хищники – шайки могильных воров, пробиравшиеся в Город Мертвых, чтобы вскрывать и грабить богатые захоронения знатных египтян. Их преследовала ночная стража Некрополя, но воры были хитры и неуловимы, как шакалы, и зачастую ускользали от стражников, скрываясь в горных пещерах и одним им известных тайных укрытиях.
Впрочем, этих двуногих шакалов Хоту нисколько не боялся – с него могильным ворам не было никакой поживы, а встречи с парахитом они опасались, поскольку были суеверны как никто другой.
А вот против четвероногих хищников у него была крепкая суковатая палка и Шасу – черный лохматый пес, тощий и вечно голодный.
Хоту вооружился своей палкой, окликнул пса и пошел по каменистой тропинке, взбегавшей к отрогам Западных гор, – старик хотел найти целебный корень, помогающий от ломоты в костях, донимающей его последние дни. Конечно, искать коренья в темноте – нелегкое дело, но знакомый травознай говорил ему, что только найденный ночью корень обладает целительной силой.
Шасу побежал вперед по тропинке, спугнул какого-то мелкого зверька и вдруг застыл на месте, угрожающе зарычал, прижав уши, вздыбив шерсть на загривке.
– Что ты рычишь, отродье Сета? – негромко проговорил парахит, догнав пса и схватив его за загривок.
И тут он увидел впереди, среди камней, медленно двигающуюся человеческую фигуру.
Это не был могильный вор – те одевались в короткие темные накидки, не мешающие движениям и скрывающие их в темноте, да и ходили они небольшими группами. Это не был и кто-то из стражей Некрополя – те носили короткие военные плащи и уж точно не ходили поодиночке. Кроме того, и воры, и стражники уверенно чувствовали себя в просторах ночного Некрополя. Это же был человек богатый и знатный, о чем говорила длинная белая одежда, и он наверняка первый раз шел ночью по Городу Мертвых – так медленно и неуверенно он двигался.
В первый миг Хоту подумал догнать этого ночного путника и предложить ему помощь в надежде на богатое вознаграждение. Но тут же он отказался от этой мысли – одинокий прохожий мог разглядеть знаки его нечистой профессии и прогнать старика. Кроме того, вряд ли его привело ночью в эти опасные места благое дело, на уме у него недоброе, и в таком случае случайному свидетелю не поздоровится.
Но врожденное любопытство не оставляло парахита, и он решил тайком проследить за незнакомцем, чтобы выяснить, что у того на уме и куда он направляется.
– Веди себя тихо, семя Сета, а то отдам тебя духам пустыни! – шепотом пригрозил он своему псу и крадучись двинулся вслед за таинственным путником.
Они обошли несколько бедных могил, миновали высокую скалу, которая стояла на краю Некрополя, как дозорный Западных гор, поднялись по пологому склону и свернули влево.
Только тогда Хоту догадался, куда идет незнакомец.
Он шел к лачуге Фетх, старой знахарки.
Парахит боязливо поежился – Фетх зналась с нечистыми духами, и ее опасались все жители Города Мертвых, даже могильные воры старались обходить ее убогую лачугу. Только те, кого гнала насущная потребность в ее тайных познаниях, рисковали посетить жилище старой колдуньи. Тем не менее незнакомец свернул к темному проходу среди камней, за которым обитала Фетх.
Из дверей ее хижины пробивался неровный колеблющийся свет. Фетх не спала, она занималась своим темным ремеслом, и Хоту почувствовал, как мурашки пробежали по его спине под покрывавшей его ветхой накидкой. Тарихевт Набу как-то шепотом рассказывал, что своими глазами видел, как старуха разговаривала с шакалом и тот отвечал ей человеческим языком.
Шасу тихонько заскулил, видимо, почувствовав испуг хозяина, но старик шикнул на пса, припал к земле и подполз еще ближе к ведьминой лачуге. Любопытство оказалось сильнее страха.
Незнакомец подошел к хижине Фетх и остановился на пороге, видимо, не решаясь войти внутрь – то ли из страха, то ли из отвращения: из жилища ведьмы доносились мерзкие запахи приготавливаемых старухой колдовских снадобий.
В свете, пробивающемся из хижины, Хоту смог разглядеть ночного путника. Это был, как он и думал, знатный человек. Выбритая, ничем не покрытая голова говорила о том, что он принадлежит к жреческой касте. Незнакомец был еще достаточно молод, должно быть, не больше тридцати раз видел он весенние разливы Нила. Он был высок, обладал правильным лицом с красивыми удлиненными глазами, но на этом лице лежала печать усталости и беспокойства.
– Эй, старая! – окликнул он колдунью. – Я знаю, что ты дома. Выйди поговорить со мной.
– Кого это принес Сет в такое неподходящее время? – донесся из хижины скрипучий голос знахарки.
– Тебе нет дела до моего имени, – недовольно отозвался незнакомец. – Пусть мое серебро скажет все за меня!
– Язык серебра я очень хорошо понимаю, – отозвалась Фетх и выбралась на порог своей лачуги, из-под руки разглядывая ночного посетителя.
Она была сгорблена и уродлива, как искривленное высохшее дерево, и так стара, что, должно быть, помнила времена Великого потопа. На ее лице, высохшем, изрезанном морщинами, как кора сикоморы, жили только яркие, внимательные глаза. Подняв в сухой руке пылающий факел, старуха осветила своего ночного гостя, внимательно оглядела его и проговорила своим скрипучим голосом:
– Ты – из высокой касты жрецов, это каждому видно. Об этом говорят твои белоснежные одежды и выбритая голова. На твоих одеждах не оставила следа едкая пыль пустыни, ты не испачкал их даже этой ночью, по пути к моей грязной лачуге. Но этого мало… клянусь зоркими глазами мудрого ибиса, птицы Тота, ты – один из посвященных в тайны небесной россыпи, один из обитателей Дома Чисел!
– С чего ты это взяла? – пробормотал ночной гость с явным неудовольствием.
– Мне сказали об этом твои зрачки, не сузившиеся при свете факела. Ты привык долгими часами вглядываться в бездонное ночное небо, привык подсчитывать небесные стада, читать по этой черной книге тайны прошлого и будущего.
– Не слишком ли много ты говоришь, старуха? – раздраженно проговорил жрец и бросил на землю перед знахаркой серебряное кольцо. – Возьми мое серебро и не болтай лишнего! Даже ночная пустыня подслушивает разговоры тысячей ушей!
– Спасибо тебе, знатный господин! – угодливо проскрипела Фетх, еще больше согнувшись и с жадностью подобрав кольцо. – Ты щедр, знатный господин, но скажи – чем я могу отплатить за твою щедрость? Чем может помочь глупая старуха такому мудрецу, как ты? Тому, для кого нет тайн ни на земле, ни на небе?
– Ты стара, и ты очень много знаешь! – с заметным смущением произнес жрец. – Ты знаешь такое, о чем не догадываются мужи знаний, проводящие свои дни за чтением папирусов… о чем не догадываются обитатели храмов…
Он замолк, не решаясь продолжить, и старая Фетх проговорила вкрадчивым голосом:
– Должно быть, знатному господину приглянулась какая-то красавица из богатого и могущественного дома, такая, которой нельзя просто приказать: приди ко мне сегодня! Многие важные господа приходили с этой жалобой к старой Фетх, и я давала им любовное питье, которое делает просто чудеса! Достаточно влить один пузырек этого настоя в питье красавицы – и для нее не будет в мире ни одного мужчины желаннее тебя! Но то были старые, немощные господа, уродливые и морщинистые, как ствол баобаба из страны Нуб, а ты, мой владыка, молод и красив, как Осирис, и тебе достаточно улыбнуться, чтобы все красавицы златовратых Фив были у твоих ног! Зачем тебе любовное зелье, когда твоя кожа пахнет кардамоном, а голос звучит сладко, как голос ночной птицы?
– Умолкни, старуха! – оборвал ее жрец. – Не для того я пришел к тебе, чтобы слушать эти похотливые бредни! И не нужно мне твое любовное зелье…
– Тогда, может, знатному господину нужно другое зелье – то, от которого глаза закрываются навеки и человек засыпает таким сном, от которого нет пробуждения? Может быть, у тебя есть злейший враг, чья жизнь не дает тебе покоя, или недруг, из-за которого ты не можешь занять новую высокую ступеньку в Доме Чисел?
Жрец пробормотал что-то неразборчивое, схватил старую ведьму за край одежды и встряхнул ее:
– Что ты болтаешь, старая? Хорошо, что нас никто не слышит! Если ты скажешь еще что-то подобное, я проткну твое дряхлое тело кинжалом, как протыкают тело жертвенного животного, рассеку на сорок частей и разбросаю по всему Городу Мертвых, чтобы в загробной жизни ты и за тысячу лет не могла их собрать!
Старуха побледнела и затряслась, как древесный лист под западным ветром, ветром бесконечной пустыни: она уже не боялась смерти, но как всякий египтянин, невероятно страшилась того, что тело ее будет расчленено и в Царстве Мертвых не сможет стать обиталищем для души.