- Что, что случилось? - Увидев тело мичмана, Тихменев остановился как вкопанный. - Что вы наделали! Боже мой, что вы наделали! - простонал он, хватаясь за голову. - Боже мой, боже мой!..
Но Остен-Сакен не дал командиру времени хныкать. Подчиняясь указаниям барона, тучный каперанг послушно помог ему перенести тело мичмана в адмиральскую спальню. Труп забросали одеялами и замкнули каюту на ключ.
Вернувшись в салон, Тихменев повалился в кресло и промямлил:
- Ведь он член судового комитета! Что вы наделали!
- Завтра мы будем в море… - закуривая, мечтательно сказал Остен-Сакен. - И никакие комитеты не помешают нам спустить мичмана за борт по всем правилам похоронного искусства.
- Как бы я хотел уже быть в море! - уныло произнес Тихменев.
- Директива Эйхгорна ясна: вернуть корабли в Севастополь.
- Если бы это было так просто!
Остен-Сакен криво улыбнулся. Но то, что он в этот момент увидел, согнало улыбку с его тонких губ: прильнув к зеркальному стеклу двери так, что нос расплющился в широкий белый пятачок, на кормовом балконе стоял Найденов. Глаза его были полны испуга и любопытства. По этим глазам Остен-Сакен понял, что Санька видел все. Одним прыжком офицер оказался у двери, распахнул ее и втащил мальчика в каюту. Не прошло и пяти минут, как Санька оказался в той же спальне, где лежало тело Селезнева. Крепкие веревки стянули ему руки и ноги. Он не мог сделать ни одного движения. Тугой кляп плотно сидел во рту.
Честное слово барона
Рука барона слегка вздрагивала, когда он подносил спичку взволнованно закуривавшему командиру.
- Какая страшная оплошность! - плаксиво пробормотал Тихменев.
- Да, мальчишка мог испортить все дело, - согласился Остен-Сакен. - Удивительно, как я забыл, что эти паршивцы целый день торчали тут, на беседке. Нашли тоже время медяшку драить…
- Да, да, конечно, - покорно согласился Тихменев. - Их там было двое?
- Так точно. Вторым был наш юнга.
- Где же он?
Остен-Сакен растерянно взглянул на Тихменева.
- Вы правы. Нужно его найти.
- Боже мой, - опять застонал Тихменев, - если он что-нибудь видел!..
Но Остен-Сакена уже не было в салоне. Он мчался по проходам корабля.
Прошло не меньше четверти часа, пока он вернулся к Тихменеву, сопровождаемый Пашкой Житковым.
- Ну, дружище, рассказывай, что ты видел, - с наигранной ласковостью спросил барон, плотно затворив дверь салона. - Ты был здесь минут пятнадцать тому назад?
- Никак нет, не был, - твердо ответил мальчик.
Тихменев вопросительно взглянул на Остен-Сакена:
- Значит…
- Небось, это Санька, - весело перебил его Пашка. - На-найденов Александр, с ги-идробазы, летчик… Он тут на беседке оставался па-акурить.
- Летчик?.. Так, так… - Барон неопределенно покрутил пальцами и неожиданно вынул из кармана портсигар. - Кури.
Пашка смешался:
- Б-благодарю покорно, не курим.
Офицеры заговорили между собой по-английски.
- Великолепная идея, - сказал Остен-Сакен. - Этот парень отвезет пакет Терентьеву.
- Вы думаете? - нерешительно спросил Тихменев.
- Он может уйти с корабля, не возбуждая подозрений, - сказал Остен-Сакен и обратился к юнге: - Хочешь получить двадцать пять рублей… нет, пятьдесят?
- Это к-керенками-то? На что мне? - пренебрежительно ответил Пашка.
- Вот как, ты бессребреник?! - насмешливо сказал барон. - А что же ты хотел бы иметь? - заискивающе спросил он. - Что бы ты хотел получить? Хочешь настоящими, романовскими?
Пашка отмахнулся.
- Так что же тебе надо? - раздраженно спросил барон. - Ну, говори же: больше всего, что?
- Б-больше всего? - Пашка подумал. - Больше всего?.. Небось, не дадите…
- Командир все может, - сказал барон. - Говори же!
- Браунинг! - мечтательно вздохнул Пашка.
- Получишь браунинг! - обрадовался Остен-Сакен. - Но за это ты должен исполнить просьбу командира.
- Про-осьба просьбе рознь, - с неожиданной степенностью произнес мальчик.
При этих словах что-то похожее на добродушную ухмылку пробежало по широкому лицу Тихменева. А барон строго сказал:
- Командир обращается к тебе, потому что знает, ты стоишь взрослого матроса. На тебя ведь можно положиться? - И после краткой паузы: - Мичмана Селезнева знаешь?
- А то как же.
- Так вот: твой приятель… как его?
- Санька?
- Вот, вот. Он на шлюпке повез сейчас мичмана Селезнева на "Свободную Россию" с важным поручением. Но мичман забыл здесь еще один пакет. Нужно доставить вслед Селезневу. Можешь?
- Па-ачему нет?.. Доставим.
Тихменев пальцем подозвал юнгу.
- Видишь пакет?
- Т-та-ак точно.
- Тут важные документы. Доставишь конверт капитану второго ранга Терентьеву на "Свободную Россию".
- А вам, небось, расписку?
- Мы сделаем так. - Остен-Сакен взял листок и набросал несколько строк. - Вот слушай, что я пишу кавторангу Терентьеву: "Доставившему этот пакет выдайте браунинг с патронами". Понятно?
- Ка-ак… ка-ак… - расплываясь в улыбке, говорил Пашка. Больше обычного заикаясь, он не сразу смог договорить. - Как не понять!
Барон вскрыл конверт и быстро набросал под подписью Тихменева тоже по-английски: "Этого прохвоста - подателя сего - ни в коем случае не выпускайте с корабля". Он старательно заклеил конверт, запечатал его сургучом и передал Пашке:
- Спрячь хорошенько.
- Будьте покойнички, не потеряем! - Пашка спрятал конверт под тельняшку. Он хотел было уже идти, но вдруг остановился: - А не обманут, дадут браунинг? - спросил он Тихменева. Вместо ответа тот кивнул в сторону Остен-Сакена. Барон внушительно сказал:
- Честное слово, ты получишь свое. Но уговор: ни одна душа не знает о твоем отъезде с корабля. Есть?
- Есть!
- Вот это настоящий моряк! - сказал барон на прощание и двумя пальцами покровительственно, похлопал парнишку по плечу.
Не чувствуя под собою ног от радости, Пашка выбежал из салона.
Каждое слово, сказанное в салоне, было ясно слышно в адмиральской спальне. Связанный Санька не мог ни шевелиться, ни говорить, но ничто не мешало ему слушать. Он, как угорь, извивался на ковре, покрывавшем палубу спальни. Бился головой, перекатывался с боку на бок - все напрасно: путы оставались такими же крепкими, кляп так же плотно сидел во рту. Из салона ясно донесся стук стальной двери, захлопнувшейся за Пашкой.
- Слава богу, - произнес Остен-Сакен.
- Это мы скажем, когда Терентьев даст нам сигнал, что готов следовать за нами в Севастополь, - сказал Тихменев, в сомнении покачивая головой.
Покрытые рыжей шерстью пальцы барона не спеша переходили от пуговицы к пуговице. Он расстегнул китель, закурил и, с наслаждением затянувшись, сказал:
- Gott mit uns!
Позор изменникам России!
В ночь с 16 на 17 июня 1918 года в Новороссийской бухте началось необычное оживление. Команда линейного корабля "Воля", распропагандированная представителями Новороссийского Совета, державшего руку Кубано-Черноморской рады, поддержала Тихменева. Было решено идти в Севастополь. К морякам "Воли" присоединились команды нескольких миноносцев. Были корабли, где мнения команды разделились: одни стояли за то, чтобы топить суда, меньшинство - за поход в Севастополь. С таких судов отгребали вереницы шлюпок на миноносцы, собиравшиеся уходить, и, главным образом, на "Волю", чье решение плыть в Севастополь считалось самым твердым. Были суда, совсем или почти совсем покинутые командами.
В числе кораблей, брошенных экипажами, был и дредноут "Свободная Россия". На его борту осталось едва шестьдесят матросов. Командир линкора Терентьев давно уже сочувствовал планам Тихменева. Получив через юнгу Житкова прямое указание подготовиться к походу, он делал отчаянные попытки поднять пары. Но кочегаров, согласившихся нарушить приказ Советского правительства, на линкоре было мало. Их не хватало на обслуживание даже половины котлов.
В ванной командирской каюты был заперт юнга с "Воли", доставивший Терентьеву предательский приказ Тихменева. Под утро командир корабля, устав бесплодно бродить по его нескончаемым палубам, вернулся к себе в каюту. Он был совершенно измучен напрасными попытками поднять пары. Он понял, что предстоит либо до конца разделить участь своего корабля и, как велит традиция, вместе с ним погрузиться на дно моря, либо покинуть его навсегда. После недолгих колебаний выбор был сделан. Терентьев стал собираться в путь, но тут он вспомнил о своем маленьком пленнике. Подумав, Терентьев выкинул ключ от ванной в иллюминатор и завалил дверь в нее всякими вещами, придав им такой вид, будто они уже давным-давно не разбирались.
Пашка между тем безмятежно спал в своем заточении, не подозревая о ловушке. Во сне он крепко сжимал потеплевший от его маленькой руки черный браунинг. Сон мальчика был крепок благодаря стакану портвейна, которым угостил его офицер. Когда же он разомкнул, наконец, отяжелевшие веки и захотел выйти из ванной, никто не отозвался на его стук. Дредноут был уже покинут. Терентьевым и всей командой. На стальном гиганте не осталось ни единой живой души. Напрасно стучал Пашка в дверь кулаками и ногами, напрасно бил в переборки всем, что попадалось под руки, - ему отвечало только глухое гудение стали.
Ничего не понимая, он опустился на решетчатую скамеечку около ванны.
"Что ж это такое? В тюрьме я, что ли?.. Кабы Саньку сюда! Он бы меня вызволил, непременно бы вызволил!" - растерянно думал Пашка.
Он не знал, что на борту "Воли" его друг находится в еще более тяжелом положении, чем он сам.