Все дело в том, что общество не сжимает нас в объятьях, а держит на поводке. И немногие осмеливаются этот поводок натянуть до предела. Свобода – штука условная. Если человек полагает себя свободным – значит, так оно и есть. Если он хочет больше свободы – надо всего лишь чуть-чуть отпустить поводок. А для тех, кто слишком активен в поисках независимости, существуют электрическая дубинка, программа борьбы с преступностью и служба социального надзора, в которой работают большие мастера по искоренению преступных намерений.
Лелечка. Наверняка у нее нет детей – рождаемость в наше время сокращается прямо пропорционально продолжительности жизни. Наверняка она типичная девушка – в наш век стандартных судеб и характеров как-то теряется уникальная индивидуальность каждого из нас. А уникальна ли она? Вопрос, на который я не знаю ответа.
* * *
Прозрачная башня, сквозь стены которой видно перегородки внутри нее и лестницу, идущую по спирали вдоль стен, вкручивается штопором в небо, уступая окружающим ее подобным башням в росте, но не в желании тянуться вверх. Мегаполис напоминает густой лес – деревья-небоскребы высятся как корабельные сосны (которых не осталось ни одной на всей планете), а подлесок в виде переплетения автобанов обвивает основание огромных башен. Прозрачная, та, что ниже других – это школа.
К ней подходит специальная ветка пневморельса. Несколько раз в день живые ручейки устремляются внутрь башни, наполняют ее снизу вверх разноцветной играющей массой, на какое-то время успокаиваются, а потом выскальзывают обратно, чтобы разлиться по вагонам "железки". Бесшумно исчезает вдали скоростной поезд, а вместо него к башне подлетает Другой, с новой порцией ребятни из другого района.
Обучение не прекращается двадцать четыре часа, чтобы не простаивало дорогостоящее псиактивное обучающее оборудование. Дешевле потратиться на транспорт, чем строить новые школы, к тому же число Учеников все время сокращается – рождаемость падает из года в год. Я думаю, когда-нибудь все придет к тому, что на Земле будет жить кучка бессмертных стариков, уставших от жизни и потерявших ее смысл, не Успев найти. Неужели это и будет вечная молодость, Которую обещали человеку хозяева рая?
…С педантичностью кассового аппарата, усмиряющего своенравную кредитную карточку, Александр Темин обзвонил всех бывших одноклассников, приглашая на школьный вечер. Из болота лени, равнодушия и зацикленности на собственных проблемах вынырнули, кроме меня и Лели, немногие, да и то лишь затем, чтобы похвастаться успехами или выставить напоказ неудачи. В середине вечера мы втроем оставили компанию и поднялись на крышу здания.
Темин пытался завязать разговор, стараясь навести нас на воспоминания о школьных годах, но получалось плохо. Хотя разговор не клеился, Леля периодически поглядывала на меня с любопытством. Мало-помалу я понял, что должен отделаться от Сашки. Когда все начали прощаться, я вызвался проводить Лелю, и мы оказались вдвоем на ночных улицах.
…Ночь сияет огнями небоскребов и вспышками рекламных экранов. Небо разрисовано надписями из светящегося газа, голограммы то возникают в воздухе, как огромные миражи, то снова исчезают. За всем этим мельтешением совсем не видно звезд – тех самых звезд, на которые испокон веку смотрят люди, оказавшись под ночным небом.
Теперь мы гуляем вдвоем с Лелей – совсем как в детстве.
– Я знаю, почему люди редко гуляют по ночам, – говорю я. – Потому что звезды спрятались под этой световой рекламой.
– Может быть, – соглашается Леля.
Черное трико, подчеркивающее почти идеальные линии тела, короткая курточка "под кожу", сапожки. Мультицветная прическа колокольчиком, большие подкрашенные глаза, пухлые детские губы, родинки. Тысячу лет ее не видел. А ведь в школе мы были лучшими друзьями. В выпускном классе чуть было не влюбились друг в друга, но немного не повезло – из-за занятий не хватало времени на общение, а потом жизнь растащила нас в разные стороны. Один мой приятель говорил в шутку, что степень влюбленности определяется километражем совместных прогулок. Наш с Лелей показатель оказался недостаточным.
Смешно, но сейчас не так-то просто найти женщину, которая согласилась бы обременить себя семейными хлопотами и заботой о детях. Когда у всех все есть, зачем нужны дети? Вот я и не нашел до сегодняшнего дня. Может, с Лелей что-то получится? В конце концов, мы с ней были друзьями.
Хотя как может у нас что-то получиться? Я просто забыл о своем положении. Лекс-второй не позволит, чтобы со мной рядом кто-то был, ведь это поставит под угрозу наши планы. Правда, есть один вариант…
– Леля, помнишь, ты в детстве мечтала увидеть вампира?
– А, да, было дело, – кивает она.
– Одного могу показать.
Недоверчивый взгляд.
– Да ты чего, Лешка? Вампиров нет. Или ты ненастоящего имеешь в виду?
– Нет, самого что ни на есть настоящего. Ну, хочешь или нет? – настаиваю я.
Леля смотрит на меня как на человека, пытающегося продать ей сломанный пылесос по цене космического корабля.
– Лешка, я не верю. Ты ерунду какую-то говоришь… Конечно, хочу!
Так и знал. Леля остается Лелей.
– Только предупреждаю, Алексей, – Леля грозит мне пальцем. – Если ты хочешь затащить меня в постель, ничего у тебя не выйдет.
Выйдет или нет, это мы еще посмотрим. Все девчонки артачатся поначалу.
Мы идем по одному мне знакомому маршруту – маршруту, на котором почти нет камер слежения. Дойдя до тупика, я прошу Лелю подождать. Накидываю отражающий плащ, делающий меня невидимым Даже для ультравизионных приборов, и ввожу себе инъекцию. Глупость, конечно, мальчишество, но что поделать, если мне нравится Леля? Раз я не могу произвести на нее впечатление, то хоть таким способом попробую.
Раздраженно фыркает Лекс-второй, шипит сквозь зубы: "Фанфарон и дурак!" Заткнись, второй! Пока что я первый.
– Вот и я, – появляюсь из тупика, встаю перед Лелей, засунув руки в карманы плаща.
– Ну и что ты сделал? – насмешливо спрашивает она. – Клыки бутафорские нацепил?
– Нет, зачем? Клыков у меня нет. И кровь я не пью, это старомодно. И не летаю – опасно, учитывая, сколько развелось аэробайкеров. И ночного зрения у меня нет, если очки специальные не надевать.
– Тогда какой же ты вампир, в самом деле? – равнодушно пожимает плечами она.
– Смотри.
Я подпрыгиваю на месте и делаю сальто назад. Двойное. Потом сальто прогнувшись. Потом с короткой разбежки наскакиваю на стену и убегаю на пять шагов вверх – подошва ботинок у меня с вакуумными присосками, практически не проскальзывает. Оттуда, сверху, прыгаю через спину головой вниз. Леля с визгом шарахается в сторону, я же над самой землей завершаю кульбит и мягко опускаюсь на три точки опоры. Встаю, переводя дыхание и небрежно отряхивая пыль с ладоней.
По правде сказать, я ожидал, что Леля скажет что-нибудь вроде: "Спортивный гиперстимулятор, допинг, профессиональная акробатическая подготовка", – и будет недалека от истины. Но, увидев ее округлившиеся глаза, я понимаю, что спектакль произвел впечатление. Бедная Леля! В детстве она так любила смотреть фильмы про вампиров…
– Вот это да, – шепчет опустошенно Леля. – Как же ты это… Я не понимаю…
– Я же говорил, – довольно усмехаюсь я. – Теперь веришь?
– Да, – медленно тянет Леля, потом глаза ее зажигаются азартом. – Слушай, Лешка, а я так смогу? Ты меня примешь в эту, вашу… организацию?
Что-то тревожное возникает внутри меня – наверное, это Лекс-второй навострил нос. Ему повсюду чудятся ловушки и шпионы. В любом случае никуда принять Лелю я не могу, если только к себе домой. Но любой обман она быстро раскусит.
– Извини. Это не я решаю.
– Я очень хочу, – просительно смотрит на меня Леля. – Я хочу быть как ты Кто может меня принять?
– Магистр Ордена, – я покачиваю головой. – Но даже если я устрою тебе встречу с ним, это вряд ли что-то даст. Видишь ли, мы – не клуб по интересам, не религиозная секта и не общество защиты летучих мышей.
– Я очень хочу вступить!
– Мы не принимаем кого попало. Нам нужны люди с определенным складом характера и обладающие необходимыми способностями.
– Я подойду, – говорит Леля. – Проверьте меня! Я многое умею. Я уверена, что я вам подойду!
– Хорошо, – сдаюсь я. – Устрою тебе встречу с Магистром.
В глубине души я немного побаиваюсь. Зачем я втягиваю Лелю в это дело? Ведь если она будет одной из нас, то рано или поздно станет собственностью Лекса – моего второго "эго", которого я недолюбливаю и… боюсь.