Договорить он не успел: за его спиной мелькнула тень, сильный толчок опрокинул его на Сударого, и они оба упали. В дверном проеме возникли две фигуры в черных масках. Оптограф сбросил с себя работника губернаторской канцелярии, однако драгоценные мгновения были потеряны, и встать на ноги ему уже не дали. Короткий и сильный удар по голове опрокинул его в беспамятство.
Сударый пришел в себя, еще пока его волокли, но сил к сопротивлению у него не было. Его втащили в студию и прикрутили кусками веревки к стулу с высокой спинкой. Один из нападавших вдруг обернулся к другому и рявкнул голосом Захапа Нахаповича:
- Я уже говорил: не подходи ко мне со спины!
- Да ты что, брат, и правда веришь этой лживой карикатуре? - воскликнул второй налетчик голосом (кто бы сомневался) Прокрута Нахаповича.
- Как ты мог подумать, брат? Но за спиной не стой. Лучше принеси сюда Незагроша. Итак, господин кудесник, теперь поговорим спокойно, - обратился к Сударому Захап, снимая маску. Даже при слабом освещении единственного горевшего в студии кристалла было видно, что на щеках у него темнеют следы пощечин. - Может, попробуете объяснить, что за мерзость я получил за свои деньги?
- Портрет, выполненный по новейшей методе, - произнес сквозь стиснутые зубы Сударый. - В точности то, что просили.
- А я думаю, что ты, мерзавец, взял мои деньги, а потом принял заказ от вот этого негодяя! - воскликнул Захап, указывая на волочимого Прокрутом Молчунова.
- Верно! - подхватил Прокрут, бросая слабо шевелившегося зятя на пол. - Я видел, как ты в его повозку садился!
- А сами вы что у алхимической лавки делали? - осведомился Сударый.
- И правда, что ты там делал? - повернулся к брату Захап. - Тоже хотел особый заказ разместить? Я тебе еще все припомню, - туманно пообещал он, разумея, видимо, что-то из увиденного на портрете. - Но сначала ты, кудесник, ты мне ответишь за эту мерзкую картину…
Сударый напрягся. Толком испугаться он не успел, слишком быстро все произошло, да и не укладывалось в голове, чтобы два человека из высшего общества, в руках которых и власть, и деньги, и влияние, решились на грязную физическую расправу. Но в тот миг, когда оба Рукомоева вынули из карманов складные ножи, он ясно осознал серьезность их намерений. Потому они и пришли лично, без слуг, да еще в этих дурацких карнавальных масках с блесточками, чтобы сделать все без свидетелей.
Сталь сверкнула в тусклом свете кристалла и вдруг выпала из руки старшего Рукомоева. Стремительная серая молния пролетела между связанным оптографом и высокопоставленными преступниками. Два удара - и оба растянулись на полу. Молния замерла над поверженными врагами, и только теперь Сударый сумел ее рассмотреть.
- Персефоний! Слава богу, ты как нельзя более вовремя. Спасибо тебе!
- Ну что вы, Непеняй Зазеркальевич, - отозвался упырь, разрывая путы на руках оптографа. - Кто на моем месте поступил бы иначе? Э, да вас крепко приложили! Вы не вставайте, посидите, я с ними сам разберусь.
- Вы об этом еще пожалеете, - посулил Захап, который, кряхтя, поднимался с пола. - Нападение упыря на секретаря губернатора - такое вам с рук не сойдет!
- Защита собственности от неизвестных грабителей, - поправил упырь, заталкивая упавшую маску Захапу в нагрудный карман. - В отделе по борьбе с бандитизмом хорошие маги, они легко установят, кто нападал, а кто защищался. Суд, я слышал, у вас на содержании, но вы на это не надейтесь. Если попробуете возбудить процесс, мы непременно предъявим общественности причину, гхм… конфликта. Весь Спросонск увидит роскошный портрет вашего милого семейства.
- Портрет уничтожен, можешь не беспокоиться, нежить поганая! - заверил Прокрут.
- Зато цела пластина, с которой он сделан, - парировал Персефоний. - Цела и спрятана в надежном месте. И я склоняюсь к мысли, что общественность сможет насладиться копиями с нее и без всякого судебного разбирательства - просто в случае, если у господина оптографа вдруг возникнут какие-то трудности в жизни или в работе.
- Послушайте, вы, жалкие ничтожества, да я вас всех… - вскричал было Захап, но упырь его перебил:
- Послушайте, вы, хозяин жизни! Может, для кого-то вы и денежный мешок, но для меня - мешок с питательной смесью, а вот для господина оптографа - мешок с тем, что лишь когда-то было чем-то питательным. Можете сколько угодно звенеть золотом в узком кругу таких же, как вы, самодовольных прожирателей жизни, которые считают государственную власть своим личным качеством, но его рапира, мой клык и смех, жестокий всенародный хохот всегда вас остановят! А теперь вон отсюда, господа! Вон!
Рукомоевы переглянулись, и взоры их потухли. Едва ли убоялись они всенародного смеха, по крайней мере, сейчас, но клык, а в перспективе и рапира были очень серьезными аргументами в пользу того, чтобы удалиться.
- Ловко вы их! - похвалил Молчунов, сидя на полу и прикладывая бутылку к шишке на затылке. - Давно они так по сусалам не получали, хе-хе! И со снимком хорошо получилось. А это правда, что у вас пластина осталась? Слушайте, вы отказались от двухсот рублей - я готов предложить триста только за копию…
Сударый, хоть у него и кружилась голова, вскочил со стула и в самых сочных выражениях описал Молчунову, сколь много необычных действий может совершить человек с фантазией, имея в руках "свои чертовы триста рублей". Незагрош обиделся.
- Вы особо-то не буйствуйте, господин оптограф, я не они, меня снимком не напугаешь. Мы с Запятушкой на снимке - самые беспорочные персонажи…
- В первые сутки - возможно. А вы уверены, что у вашего образа хватит выдержки? - спросил Персефоний.
Незагрош Удавьевич нахмурился и, пробормотав что-то вроде: "И вот как с такими дело иметь?" - покачиваясь, направился к выходу.
Сударый снова сел и провел рукой по вспотевшему лбу.
- Еще раз спасибо тебе, Персефоний. Если бы не ты…
- Спасибо скажите той особе, которая согласилась на свидание со мной! - откликнулся упырь. - Это была одна из рукомоевских служанок. Подъезжаю я к их дому на извозчике - одет, как денди, грудь колесом, а в доме гвалт, скандал. Еле дождался я свою визави, только когда в доме перестали посуду бить. Ну, натурально, ни о какой романтике речи уже не было, поболтали минутку и расстались. И вдруг вижу: выныривают из дома двое в масках - и в самовоз. Любопытно мне стало, я за ними - и до самого ателье проследил. Однако вы мне вот что скажите: как позволили скрутить себя? Столько времени борьбой занимаемся, а тут…
- С завтрашнего дня усилим тренировки. Так, значит, ты от служанки узнал, что творится на портрете?
- Да, хотя, по правде сказать, еще вечером предположил. Пока вы замеры проводили, я уже приметил, как они все, улыбаясь, друг на друга поглядывали…
Сударый и Персефоний не собирались тревожить Вереду известием о ночном происшествии, но совершенно замолчать случившееся уже не представлялось возможным. Утром в "Обливионе" господин Кренделяки лично подошел к Сударому и поинтересовался судьбой налетчиков, пытавшихся ограбить ателье. Оптографу пришлось на ходу выдумать короткую батальную историю, которая заставила Кренделяки прийти к выводу о том, как хорошо иметь в работниках упыря.
Какие-то слухи дошли и до Вереды, пришлось ей все рассказать. История, конечно, взволновала девушку, однако она не поддалась эмоциям и трезво рассудила, что оптопластину надо надежно спрятать.
- Не исключено, что Рукомоевы постараются ее выкрасть или уничтожить - хотя бы путем поджога.
- По-моему, ты преувеличиваешь, Вереда, - сказал Сударый, но потом вспомнил секретаря губернатора с ножом в руках и добавил: - Однако подстраховаться не мешает.
- Я могу ее у себя в гробу спрятать, - щедро предложил Персефоний.
- Или вот сюда, - сказала Вереда, указывая на коробочку, только сегодня появившуюся у нее на столе.
- Ну вот еще, - возмутился упырь. - Туда же залезть проще простого!
Из коробочки донесся звук, напоминающий хмыканье. Мужчины привычно кашлянули, делая вид, что ничего не слышат.
- Хотя вы, Непеняй Зазеркальевич, кажется, собирались использовать снимок как пример вашего достижения? - вспомнил Персефоний.
Сударый покачал головой:
- Нет, мой друг, у меня уже нет намерения объявлять об открытии. Как ни прискорбно, мир не созрел для новейшей оптографии. Подумать только: открытие еще не было совершено по-настоящему, а его уже попытались использовать в самых пошлых и низменных целях! Дальнейшее распространение метода приведет только к новым недоразумениям. На него будут возлагаться неоправданные надежды, а преувеличенное выражение характеров на снимках повлечет за собою обиды и ложные толкования. Нет-нет, я не хочу быть к этому причастен. Напротив, у меня появилась другая идея. Многие эффекты открытого мной метода оказались совершенно неожиданными, хотя, если вдуматься, ничего непредсказуемого в них не было. И мне пришло в голову, что можно опубликовать статью, в которой наш печальный опыт будет описан в теоретическом виде. Быть может, гипотеза о некоторых проявлениях новейшей оптографии заставит видных ученых задуматься и приостановить работы…
- Как это благородно, Непеняй Зазеркальевич! - с чувством произнесла Вереда. - Но чем же вы тогда станете заниматься?
- Оптография - невозделанное поле, ученому всегда найдется работа. Если мне не изменяет память, сегодня у нас в студии не слишком напряженный день?
- Да, Непеняй Зазеркальевич, всего один сеанс на два часа.
- Вот и прекрасно, будет время заняться статьей. Персефоний, я хочу, чтобы ты собрал наши лабораторные записи. Вереда, будь добра, расшифруй их и расположи в хронологическом порядке. Я подготовлю иллюзию для сегодняшнего снимка, а потом сяду за статью.