Он подобрался к самому основанию вышки, осторожно встал, чтобы проще было бросать, и достал гранату из кармана. Осталось выдернуть чеку и, дождавшись сигнала, швырнуть гранату туда, наверх, в подарок Диего, сидевшему в испачканных штанах, и неведомому музыканту с грубым голосом. И тут кто-то сказал сзади вкрадчиво: "Салют, деточка!", и сквозь кольчугу Калинов почувствовал, как в спину ему уперлось что-то твердое. Раздался громкий смех, и опять вспыхнули прожекторы, заливая все вокруг ослепительным светом. Как на стадионе. И Калинов понял, что их действительно ждали. Он сжался, соображая, как бы подороже продать жизнь, но тут сзади закричала Вита, и столько муки было в ее голосе, что он на мгновение потерял голову.
А потом со стороны оврага, где сидели ребята из резерва, вдруг ударила молния, ударила прямо по вышке над ним, и вышка вспыхнула как порох, и в огне кто-то завыл и завизжал нечеловеческим голосом, а молния уже ударила по другой вышке, мимоходом срезала кусок проволочной изгороди вместе с железобетонным столбом, и теперь гасила - один за другим прожекторы. И тут Калинов понял, что это луч лайтинга, и оглянулся, и увидел, что тот, кто сказал ему "Салют!", тоже смотрит в сторону оврага, на эту удивительную молнию. И тогда Калинов ударил его гранатой прямо в висок. Гвардеец удивленно хрюкнул и кулем упал под ноги. Конечности его судорожно задергались, он перевернулся на спину и замер, и Калинов увидел в свете последнего прожектора лицо белобрысого Вампира с широко открытыми мертвыми глазами. А к прожектору уже подбирался луч лайтинга, по дороге сваливший трубу крематория, и она, подрубленная под основание, неторопливо, как в рапид-съемке, рушилась вниз, рассыпаясь на куски. Наверху взвыли в последний раз и замолкли, только что-то чавкало и хлюпало, словно там топили на сковородке свиное сало. И тогда, по-прежнему сжимая в правой руке гранату, а левой доставая из-за спины арбалет, Калинов бросился к проходу в колючей проволоке.
- А-а-а! - надсадно заорал он. - Грехи вам простить?!
Ослепительная молния ударила прямо в казарму, на месте ее вспух огненный шар, и внутри шара тоже выли, заходясь от муки, десятки глоток.
- Я прощу вам грехи! - рычал Калинов, летя вперед.
Ему показалось, что сердце его не выдержит натиска ненависти и взорвется, разлетится на десятки пылающих кусков, но сейчас это было совершенно неважно.
А потом они выстроили оставшихся в живых ошалелых гвардейцев в шеренгу. И пока узников выводили из лагеря, Калинов ходил вдоль шеренги, отбирал у гвардейцев шпаги и заглядывал им в глаза, пытаясь увидеть в их глубине что-нибудь звериное. Но это были обычные человеческие глаза, только отупелые от страха.
И вот тут Калинову захотелось посмотреть на их сердца. Не может быть, чтобы у них в груди бились обыкновенные человеческие сердца…
- Ай, мамочка! - вскрикнула Аля.
И Калинов увидел черный зрачок пистолета, нацеленный ему в голову, и прищуренные глаза жирного борова, устремленные прямо на его переносицу: видимо, туда должна была попасть пуля.
Хриплый голос проскрипел:
- Не двигаться!.. Иначе я раскрою череп вашему приятелю!
Никто и не двинулся. Но оранжевый вдруг крутнул головой, как будто воротничок форменной рубашки жал ему шею, вскрикнул и, выронив пистолет, ничком упал на плац.
А мимо, спотыкаясь, брели уроды в истлевших комбинезонах; те, кто был зрячим, ненавидяще смотрели на гвардейцев, и слышался мерный стук деревянных башмаков, а над всей этой бесконечной, вызывающей тошноту колонной висел гул, как будто узники пели песню. Но они не пели, они плакали, и девчонки рыдали вместе с ними, и оказалось, что это большое счастье - принести свободу истерзанным людям. А потом Вита взяла чей-то лайтинг, сдвинула предохранитель, и Калинов понял, что она сейчас положит оранжевых, всю шеренгу, хладнокровно, в упор и, оцепенев от ненависти, будет смотреть, как они издыхают, булькая кипящей кровью. Над миром повиснет смрад, а Вита будет смотреть и смотреть, не имея сил оторваться, тупо и завороженно, до тех пор, пока с ней не начнется истерика…
- Стоп! - крикнул Клод.
И все исчезло: колючая проволока и бараки, гвардейцы и уроды. Остались лишь пот, ненависть и счастье.
Вита с возмущением смотрела на Клода:
- Почему?
- Потому! - отрезал Клод. - Потому что с лайтингом и дурак сможет… Безоружных положить или взглядом убить много ума не требуется. А ты попробуй, разоружи врага голыми руками, да так, чтобы он не успел убить ни тебя, ни твоего товарища.
- Нет, Клод! - загомонили все. - Это ты, Клод, зря. Ведь интерес был… Был ведь?
- Был, - сказал Клод. - Но дэй-дримерам тоже надо оставаться людьми. - Он повернулся к Калинову. - А ты ничего, парень. Я думаю, мы его примем. Так, ребята?
- Так! - заорали кругом.
А Калинов вдруг обнаружил еще одно знакомое лицо. Появившаяся откуда-то Флоренс Салливан спрашивала окружающих:
- Чей это дэй-дрим?
- Не знаем, - отвечали ей.
- Здорово было! Жаль, я опоздала…
Ах, мерзавцы, подумал Калинов. Это же у них игра такие… "Казаков-разбойников" устроили… Развлекаются, подлецы! И я тоже хорош, нечего сказать! Втянулся как мальчишка… Надо бы их вернуть к действительности.
Клод подошел к нему и протянул руку. И тогда Калинов, размахнувшись, влепил ему пощечину.
- За что? - жалобно спросил Клод.
- За все! - ответил Калинов и влепил еще раз. - Как так можно? Ведь это… Ведь это… - Он судорожно искал, чем их зацепить. И, кажется, нашел: - Это же как "казаки-разбойники" на братской могиле!.. Можешь врезать и мне заодно!
Лицо Клода залила краска.
- Ай да мы, - сказал он. - Кому пришел в голову этот дэй-дрим?
- Мне. - Крылов по-школьному поднял руку. - Мой предок во времена Великих Религиозных войн освобождал лагерь, в котором муслимы держали христиан.
- Тебе бы тоже не мешало отвесить… Да ладно уж, хватит на сегодня тумаков. - Он миролюбиво хлопнул Калинова по плечу. - А ты ничего! - И засмеялся: - В который уж раз говорю это сегодня.
Калинов пожал плечами, понимающе улыбнулся.
- Давайте еще какой-нибудь дэй-дрим, - предложила Аля.
- Нет, Алла, - сказал Клод. - Больше мне не хочется. Сегодня не стоит… Пойдем, Зяблик, поваляемся на пляже.
Группа рассыпалась. Кто-то потянулся вслед за Клодом и Игорем, кто-то разлегся на травке в тени деревьев. Флоренс Салливан, пристально посмотрев на Калинова и немного удивив его таким взглядом, побежала на пляж.
- Ты остаешься? - спросила Алла Виту. - А я пойду, позагораю с ребятами.
И она умчалась к озеру, на ходу сдергивая с себя сарафан. Калинов с удовольствием проводил глазами хорошенькую фигурку. Вита фыркнула.
- Что? - Калинов повернулся к ней.
- Самая красивая девушка у нас, - сказала Вита, глядя вслед удаляющейся Алле. - Хороша, правда? И богата… Ты где живешь?
- В Питере.
- В Санкт-Петербурге? В России?
- Да.
- И я тоже… Вообще-то в Мире мы не встречаемся. Но с тобой… - Она умолкла и отвернулась.
- В мире? - спросил Калинов. - В каком мире?
- В Мире. С большой буквы… Так мы называем настоящую жизнь. Землю…
Калинов снял с себя куртку и бросил на траву. Лег. Вита без церемоний пристроилась рядом.
- В настоящей жизни… - проговорил Калинов. - А что же тогда здесь?
- Здесь? Здесь придуманная. Клод называет это Дримленд.
- А кто ее придумал?
- Не знаю… Наверное, мы все. Вместе… А почему ты все спрашиваешь?
- Потому что мне интересно.
- Странно, - сказала Вита. - Обычно те, кто сюда приходят, кое-что уже знают… Кто дал тебе номер?
Калинов внутренне сжался. Соврать что-то надо. Например, заявить, что номер дал Фараон.
- Никто, - сказал он. - Я подсмотрел.
- Правду сказал. - Вита облегченно вздохнула.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю. Я чувствую, когда человек лжет. У нас тут не лгут.
- Совсем?
- Да. Даже те, кто в Мире лжет, тут не лгут. А если лгут, то больше у нас не появляются.
- Почему?
- Не знаю, - сказала Вита. - Не появляются - и все!
- Тогда я не буду лгать, - сказал Калинов. - Мне здесь нравится.
- А что именно тебе нравится?
- Ты.
Развлекаться изволишь, старый козел, сказал себе Калинов. Тоже мне, Пан! Только перед тобой не Сиринга, свирелью дело не закончится… Однако жалеть о сказанных словах ему совершенно не хотелось.
- Дурак! - Вита отвернулась, и Калинов понял, что сказанное им ей очень приятно. - Давай сбежим, - предложила она.
- Давай… Только Зяблик нас все равно отыщет.
- Не отыщет. Я ему сказала, что больше не люблю его.
Вот же чертенок, подумал Калинов. Как у нее все просто! Хочу - люблю, хочу - не люблю… Эх, быть бы помоложе!
- Не смотри на меня так, - попросила Вита.
- Как?
- Как старый дедушка… Который все видел и все знает. - Она прикрыла ему глаза теплой ладошкой. - Побежали?
Калинов поморгал, и Вита отдернула руку.
- Щекотно, - пояснила она.
Ау, молодость, снова подумал Калинов. А как было бы хорошо! Она бы, скажем, попала в беду. А я бы ее спас!.. Как в старинных романах.
Но развлекаться больше не хотелось. Хотелось серьезного и "ароматного".