Наш современник, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза Дмитрий Волгин умирает в Париже. Для отправки на Родину его тело заключают в герметически запаянный свинцовый гроб.
Во время войны погибла жена Дмитрия Ирина, врач партизанского отряда, казнённая фашистами и посмертно удостоенная звания Героя Советского Союза.
Дмитрия хоронят в СССР рядом с могилой его жены.
В 39-м веке случайно находят свинцовый гроб и в нём высохший труп человека.
Удаётся установить, кто именно был похоронен в этом месте.
Комплексная наука будущего возвращает Дмитрия Волгина к жизни.
Содержание:
От автора 1
Пролог 1
Часть первая - Год восемьсот шестидесятый 4
Глава первая 4
Глава вторая 10
Глава третья 18
Часть вторая - Современники 26
Глава первая 26
Глава вторая 33
Глава третья 42
Глава четвёртая 51
Часть третья - Гость из бездны 57
Глава первая 57
Глава вторая 64
Глава третья 70
Глава четвёртая 77
Вместо эпилога 82
Примечания 82
Георгий Мартынов
Гость из бездны
Смерть есть факт, подлежащий изучению
М.Горький
От автора
Роман "Гость из бездны" был задуман и начат в 1951 году. Я тогда был убеждён, что описываемые в романе достижения науки и техники - дело очень отдалённого будущего, и поэтому перенёс действие на две тысячи лет вперёд.
Жизнь доказала, что я был неправ. И теперь я так же искренне убеждён, что наука и техника значительно раньше достигнут гораздо большего, чем описал я.
Но изменять время действия романа кажется мне нецелесообразным главным образом из-за "фаэтонской" линии сюжета.
Пусть всё остаётся так. Читатель сам сумеет увидеть в описываемых событиях контуры не столь отдалённого будущего.
Георгий Мартынов
Пролог
1
Над Парижем, почти у самых крыш, медленно плыло на запад низкое, хмурое небо. Три четверти башни Эйфеля скрывалось от глаз в мокром тумане, и невольно хотелось думать, что там, в вышине, над тучами, острая её вершина купается в сверкающей синеве.
Не переставая, круглые сутки лениво падал на город тягучий, раздражающе монотонный дождь.
Из окна комнаты ажурные переплёты башни были хорошо видны, и Волгин привык часами любоваться изяществом "невесомых" линий, словно вычерченных в небе тонким остриём рейсфедера.
Третий день больной был лишён привычного зрелища; сквозь мокрое стекло даже массивный контур нижнего яруса был едва различим. Это вызывало чувство досады, и долгие часы одинокого лежания в постели казались ещё более долгими и скучными. Точно вышел из комнаты кто-то, к кому Волгин успел привыкнуть за время болезни, - вышел и упорно отказывается вернуться.
Каждое утро, открывая глаза, Волгин надеялся увидеть знакомый силуэт башни, но ожидания оказывались тщетными.
"Вероятно, я больше не увижу её", - думал Волгин.
Он хорошо знал, что умирает, что дни его сочтены.
Свой приговор он читал на лицах окружающих людей, слышал в подчёркнуто бодром тоне, которым все говорили с ним, обещая скорое и полное выздоровление. Но ещё лучше он знал это по своему внутреннему убеждению.
Смерти он не боялся. Он думал о ней спокойно, с чувством, похожим на обыкновенное любопытство.
Когда о близком выздоровлении говорили лечащие врачи Волгин слушал, скрывая улыбку. "Как странно, - думал он при этом, - что именно медицина считает ложь не только не предосудительной, а наоборот, вполне допустимой и даже обязательной когда дело касается безнадёжно больных. И только потому, что большинство людей боится смерти… А что может быть более простым и естественным?"
И перед мысленным взором Волгина тотчас же длинной чередой проносились хорошо знакомые лица тех, кто умер на его глазах, умер без страха и без "спасительного" обмана. Их было много. Они шли навстречу смерти, зная, что так нужно…
И никто никогда не скажет больному правды. Никто не поверит, что больной просто устал, что он с радостью примет весть о конце, что ему нисколько не жаль расстаться с жизнью, давно ставшей тягостной. Только бы знать срок, чтобы подготовиться.
Казалось бы, чего проще, но никто не поймёт и не скажет…
И вдруг в памяти Волгина возникла фраза, которую он услышал сегодня утром: "Скоро, молодой человек, вы сможете работать".
Это сказал осмотревший его известный парижский профессор.
Конечно! Как он не понял сразу!..
То, что ему сказали, как раз и является желанной вестью. Так не говорят тяжело больным, которые действительно встанут через два или три месяца. Это бессмысленно. Так говорят тогда, когда всё учёно, остались считанные дни и врачу нечего сказать больному.
Значит, уже скоро, может быть, даже сегодня или завтра…
Волгин посмотрел в окно. За мокрым стеклом по-прежнему ничего нельзя было рассмотреть, кроме смутных очертаний вершин деревьев, - комната, где лежал Волгин, была расположена на верхнем этаже.
"Всё нет и нет", - подумал он.
Желание увидеть полюбившийся ему памятник техники девятнадцатого века независимо от его воли превращалось в навязчивую идею. Уже казалось немыслимым уйти из жизни, не бросив прощального взгляда на вершину башни.
Протянув руку, Волгин нажал на кнопку звонка. Тотчас же вошла женщина в накинутом на плечи белом халате.
- Почему вы? - удивился Волгин, узнав жену посла. - Разве нет сиделки?
- С сего дня они будут дежурить только по ночам.
- Мне кажется, - сказал Волгин, - что и ночью не надо сиделки. Мне уже лучше, и скоро я смогу приступить к работе, - он усмехнулся. - Так сказал сегодня профессор, а кому же это знать, как не ему, не правда ли? Так что, дорогая Вера Андреевна, я попрошу вас позвонить, чтобы сегодня вечером сестру не присылали.
- Этого никак нельзя, Дмитрий Александрович. Профессор сказал…
- А я знаю, что он говорил, - перебил Волгин. - По крайней мере то, что он говорил здесь, в этой комнате. За дверью он, возможно, говорит другое… Так вот его слова: мне гораздо лучше, и надо побольше спать. Я как раз и намерен выполнить этот совет. А сиделки мне только мешают. Они считают необходимым развлекать меня разговором… это меня раздражает.
Вера Андреевна улыбнулась и, наклонившись, заботливо поправила одеяло.
- И всё же, - сказала она, - этого нельзя сделать. Профессор требует, чтобы ночью обязательно дежурила сестра. Вам может стать вдруг хуже. Если она вам мешает, мы поместим её в соседней комнате.
Волгин поморщился. Ему хотелось сказать: "Последние часы жизни дайте провести спокойно", но вместо этого он сказал совсем другое:
- Всё равно она будет заходить сюда каждые полчаса, а я сплю очень чутко… Было бы лучше исполнить мою просьбу. Больному нужен покой.
- Вы начинаете капризничать. Очень хорошо, это признак выздоровления. Но выполнить ваш каприз никак нельзя. Сестра должна дежурить. Она вам не будет мешать, ей скажут, чтобы она сюда не заходила. А если что-нибудь понадобится, вы позвоните. Хорошо?
- Это не каприз, - со вздохом сказал Волгин. - Вы прекрасно всё понимаете, но вы ни за что не признаетесь в этом. Пусть будет по-вашему.
- Значит, договорились?
- Да, больному трудно переспорить здоровых. Пусть будет по-вашему, - повторил Волгин. - У меня к вам другая просьба. Пожалуйста, позвоните и узнайте прогноз погоды на завтра. Мне это очень важно…
Вера Андреевна с испугом взглянула на больного.
- Как вы сказали? - переспросила она, надеясь, что ослышалась.
Но Волгин внятно повторил свою просьбу.
- Это очень важно для меня, - сказал он ещё раз. - Можно дополнительно позвонить на аэродром, там всегда знают, какая будет погода, - он заметил явное замешательство на лице своей собеседницы и понял причину. - Это не бред, как вы, несомненно, думаете. Дело совсем простое. Мне отчаянно надоел дождь, вот и всё. Умереть при хорошей погоде приятнее, чем при плохой, - пошутил он. - И кроме того, хочется ещё раз увидеть башню…
С присущей всем больным наблюдательностью Волгин тотчас же обратил внимание на то, что Вера Андреевна ничего не возразила на его слова о близкой смерти. Сердце забилось чуть сильно. Да, это так! Смерть совсем близка, она тут, рядом!
- Михаил Петрович ещё не вернулся, - нерешительно сказала женщина.
- А при чём он здесь? Или вы разучились говорить по телефону? Или забыли французский язык? А где, кстати, Михаил?
- Хорошо, я позвоню, - сказала она. - Михаил Петрович уехал в министерство. Постарайтесь заснуть, Дмитрий Александрович. Может быть, опустить штору?
- Нет, ещё рано зажигать свет.
Вера Андреевна поспешно вышла.