* * *
– Смотри, это Маруся, корова смирная, ласковая! – монах подвел Санька к бурой коровенке с большим белым пятном на боку. – Коровка без норова! Всех подпускает! Даже ребенок справится! – улыбнулся брат Трифон и погладил Марусю по широкому лбу. – Начинай с Богом, а я потом подсоблю!
Карманник сходил за ведром, уселся на низкий табурет возле Маруси и начал доить. Пальцы соскальзывали с сосков, в ведро падали жалкие капли.
– Ну, доись, скотина! – прикрикнул вор. – Тьфууу! – он сплюнул.
Саня промучился ещё какое-то время. Трифон давно закончил с сеном и уже с двумя полными вёдрами молока шел мимо Сидоркина.
– Как успехи, брат Александр? – остановился возле стойла.
– Ни хрена успехов! – отрезал Саня. – Только пальцы устали!
– Помолись! – посоветовал инок. – Я чувствую, ты потерял мир в сердце… Дай-ка я покажу! – Трифон поставил ведра.
Карманник уступил место, монах сел на стульчик, бодро задёргал соски, звонкие струйки молока застучали о ведро.
– Ты не бойся, сжимай сильнее! – учил Трифон. – И с нажимом тяни!.. Видишь?
– Вижу, – мрачно изрёк Сидоркин, облокачиваясь на загородку. – Послушай, как тебя там.
– Трифон! – любезно подсказал инок, не отрываясь от сосков.
– Ну да, Трифон. Ты давно здесь?
– Девять лет было на Сретение!
– Чем на воле занимался?
– Я артист, играл в театре!
– А чего в монахи-то пошёл?
– Назрела потребность души!.. – обиняком высказался Трифон.
– И как тебе тут?
– Хорошо! – инок перестал дёргать соски, посмотрел на собеседника. – Я не пожалел!.. Работа во славу Божью, свежий воздух, общение с Господом! Никаких грязных и похотливых мыслей… крепну в вере! Ещё апостол Иаков говорил: "Дружба с миром есть вражда против Бога. И кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу"!
Монах произнёс стихи из Библии проникновенно, глядя на карманника блаженным взором. Затем добавил, теребя бородёнку:
– Послание Святого апостола Иакова, глава четыре, стих четыре!
– Ну, ты пряник! – восхитился Сидоркин. – Ты всю Библию знаешь по главам?
– У меня ещё период духовной юности… – смиренно ответил Трифон, опуская глаза. – Господь учит: знать не главное, главное выполнять то, что знаешь!.. Иди-ка сюда, давай руку!
Сидоркин закатал рукава, присел, протянул ладонь. Инок обхватил её своими пальцами, приставил к вымени.
– Бери сосок! – командовал он. – Сжимай… так… сильнее… оттягивай… – Струйка молока брызнула в ведро. – Прочувствовал силу нажима? Попробуй ещё… хорошо!
Трифон поднялся.
– Дальше пробуй сам! Научишься, брат! Я поначалу, вообще, не знал, с какой стороны подходить к корове! Бог дал мне разумение!.. Я на кухню! – Инок подхватил вёдра и удалился.
Саня сел на табурет, уставился на молоко на дне ведра.
– Ну и вонища! – помахал рукой перед носом. – Знал бы, захватил респиратор.
Корова повернула голову, замычала.
– Что смотришь, дура? – рявкнул вор. – Пожалуй, надо потребовать у герцога премиальные за вредные условия труда, – проворчал Саня и неуверенно потянул за соски.
9. Брат Антоний
После мастер-класса Трифона дело пошло гораздо лучше. Белые струйки живо брызгали в ведро. Саня даже не заметил, как это занятие увлекло его.
Вдруг он услышал чей-то мягкий тенор:
– Брат Трифон! Ты гдеее?
Саня встал, выглянул из-за перегородки. Монах с худым, аскетичным лицом и аккуратной бородкой подошел к стойлу и с удивлением уставился на Сидоркина.
– Ты кто?
– Я-то? – усмехнулся карманник. – Новый послушник, Саней зовут.
– А я брат Антоний! – представился монах, с любопытством оглядывая вора. – Откуда к нам, брат?
– Отсюда не видно, – Сидоркин почесал голову. – Город Москва – слышал?
– Слышал… – протянул Антоний, пристально разглядывая голую до плеча Санину левую руку. – Кто это? – ткнул пальцем в существо с крыльями за спиной, красовавшееся на Санином предплечье.
Сидоркин скосил взгляд на татуировку:
– Ангел, ему уже лет пять.
– Мне кажется это не ангел!.. – вдруг побледнел Антоний. – А дьявол, замаскированный под ангела!.. А ты его лазутчик и замыслил что-то недоброе! – попятился монах.
Сидоркин напрягся: "Он что, ясновидящий?!". Уверенность монаха в правильности своей догадки была очевидна.
Брат Антоний продолжал с испугом отступать, затем со всех ног бросился вон, чуть не сбив брата Трифона, возвращавшегося с пустыми ведрами.
Монах удивлённо посмотрел на монаха. Затем Трифон глянул на Саню. Карманник пожал плечами, стараясь не выдать своего напряжения.
Умом воришка понимал, что татуировка не доказательство его преступного сговора с нечистой силой, но волна, которую мог поднять прозорливый инок, вызывала опасения. Лишнее внимание к его скромной персоне Сидоркину было явно ни к чему. Провалить такое дело он просто не мог!
– Вот, видишь, уже лучше! – как ни в чем не бывало, проговорил брат Трифон, глядя в наполовину полное ведро Сидоркина. – А скоро вообще освоишься! – Одобрительно закивал монах. – Довольно на сегодня! Пойдем трапезничать, брат Александр! – Инок взял ведро и пошел к выходу.
Саня облегченно вздохнул и даже мысленно поблагодарил Бога за такую реакцию Трифона и поспешил за монахом.
10. Рецепты трапезы
В столовой, по обеим сторонам длинного деревянного стола, накрытого старенькой, но чистой клетчатой клеенкой, стояло 20 иноков. Возглавлявший трапезу игумен Феофил степенно оглядел братство, молвил звучно:
– Братия, хочу вам напомнить слова Иисуса, сказанные им на горе ученикам: "просите и дано будет вам"…
– Евангелие от Матфея, глава седьмая, стих седьмой! – негромко произнёс Трифон.
Сидоркин, стоящий напротив Трифона, с интересом наблюдал за происходящим.
– Ибо всякий просящий получает…
– Евангелие от Матфея, глава седьмая, стих восьмой! – тут же отозвался Трифон.
– В чём смысл этих слов для нас, братияяя?.. – игумен воздел руки. – Я знаю, хорошо знаю! – Он опустил руки, оглядел иноков. – И вы знаете, поэтому я не буду рассуждать по данному поводу… А кто не знает смысла слов Иисуса, – Феофил глянул на послушника, – тот скоро узнает! Замечу лишь, – настоятель повысил голос, – что удел иноков просить Господа за прегрешения людей! Что мы и делаем в перерывах между физическим трудом, а иногда и во время оного! Иисус внимает нашим молитвам и даёт людям прощение грехов… Не зазнавайтесь только, братия!
Монахи дружно закивали.
– И помните: Господь постоянно испытывает нашу духовную крепость! Смотрит, как мы сами противостоим искушениям! Проверяет наше желание помочь торжеству Божьего Царства!
– Истинно, игумен Феофил! – гаркнуло 20 глоток.
Сидоркин даже вздрогнул от неожиданного выкрика.
– А теперь помолимся, как учил Иисус на благословенной горе! – наказал настоятель. – "Молясь, не говорите лишнего, поскольку Господь знает, чего вы хотите, и не оставит вас"…
Монахи послушно склонили головы и забормотали.
– Евангелие от Матфея, глава шестая, стихи седьмой и восьмой! – произнёс Трифон, как автомат, и тоже забубнил.
Саня стоял, как белая ворона среди богомольных черноризцев… Молитвы никакой он не знал. Что шептали стоящие рядом братья, расслышать было практически невозможно. Воришка опустил голову и уставился на стоящую перед ним плетеную корзинку с черным хлебом.
– Аминь! – резюмировал настоятель. – Приступим к трапезе…
Все опустились на лавки и стали вкушать.
Хлеб был мигом разобран, карманник протянул руку к корзинке и схватил пустоту. Он посмотрел на Трифона, инок жрал так, что трещали щёки, успевая только глотать и чавкая. Нечего и говорить, что другие тоже ели с жадностью, за исключением настоятеля. Слышался лишь стук ложек и причмокивания.
Трифон за 15 секунд подчистил свою чашку, вылил в рот остатки бульона, облизал ложку… мгновенно выпил молоко из железной кружки, посмотрел на визави:
– Ты почему не ешь?
Карманник помешал ложкой в тарелке:
– А что это за бурда?
– Гороховый суп с лапшой! – инок смотрел жадными глазами.
Сидоркин обвёл взором стол. Монахи смотрели на его тарелку и кружку с голодным блеском в глазах, их посуда была пуста. Один Феофил чинно ел, равномерно поднимая и опуская ложку, ни на что не обращая внимания.
– Если не хочешь, я могу съесть за тебя! – облизнулся коллега по коровнику.
Ворюга усмехнулся:
– Иисус учит: "просите и дано будет вам?" – Он подвинул свою порцию к Трифону. – Жри! – Развёл руками. – Извиняйте, братия, порция одна. Занимайте очередь, кто будет трескать за меня в следующий раз.
Монахи покорно склонили головы.