- Волки твоему хозяйскому недогляду не виновники. - Не сдавался старичок. - У них своя справедливость - за весами бытия глядеть неусыпно, в каковых чашах на одной жизнь, на другой смерть обретается; сколь на одной чаше убудет - на другой сей же час прибавится, и ежели обратно ее не стронуть - пойдет чаша вниз да и опрокинется, а вместе с ней и все сущее прахом развеется…
Но его уже не слушали. Вылез вперед Алесин лже-жених, нарочно перемазанный кровью, да еще нос для пущей важности плоским камнем студивший, и в нос же загнусавил:
- Вот, гляньте, люди добрые, что ваш переворотень навзвешивал! Чуть жизни не лишил из-за сущей безделицы - позавидовал, что меня бабы любят, а его, пекельника - нет!
- Неправда! - Вырвалось у пораженной Алеси. - Не слушайте его, он все врет, не так дело было! Он сам меня убить хотел!
- А кого слушать-то - тебя, что ли? - Подступился к ней жених, заставляя отшатнуться - уж больно страшным показалось его заляпанное кровью, искаженное мстительной злобой лицо. - Ты же дурочка, блаженная! Кому ты нужна, кто о тебя руки марать станет? Волкодлак, и тот побрезговал!
- Он не волкодлак! - Топнула ногой Алеся, и злые слезы помимо воли брызнули из синих глаз. - Пойдемте, докажу!
- А что - и сходим! - Пробасил кто-то из толпы, и Алеся с ужасом увидела в его руке обожженную на концах рогатину. Многие еще раньше побежали домой и вернулись - кто с дрекольем, кто с вилами, кто принес вязанку смолистых веток и горшочек с пылающими головнями. - Веди, Алеська! Мы ему покажем, кто в лесу хозяин!
Отступать было поздно.
Алеся сцепила зубы, и - повела, стараясь не оглядываться на "жениха", шепчущегося с той, простоволосой…
***
Труп лежал на том же месте, расклеванный вороньем и обгрызенный лисой до неузнаваемости. На неловко подвернутой правой руке поблескивал широкий бронзовый перстень-печатка с семилучевой звездой.
- Лавошник Сидор из Лозняков! - Зашептались, завсхлипывали бабы. - До чего хороший человек был, в жизни никого не обвесит, не обсчитает, слово ласковое молвить не забудет…
- И это, по-твоему, волкодлак? - Набросился на Алесю давешний мужик с рогатиной. - Да как у тебя язык-то повернулся, доброго человека за упыря выдавать, ведьмаря выгораживать? Так, говоришь, это он лавошника беззащитного мечом своим поганым исполосовал? А может, и ты ему помогала… ведьма?!
- Девку-то пошто хаешь? - Вступился за Алесю дядин свояк. - Если уж колдун диким зверем обернуться сподобился, что ему стоит глаза человеку отвести?
- Неправда! - Срывающимся голосом запротестовала девушка. - Ничего он мне не отводил! Этот ваш лавошник, между прочим, жену до самогубства довел, а после того родное дитя видеть не захотел, родичам подкинул! И собаки у него на лабазе страшенные, на людей почем зря кидаются!
- Соба-а-аки! - Передразнил ее "жених". - Дура - она дура и есть. Зато мы поумнее будем! Айда колдунову хату жечь!
Люди согласно взревели, потрясая вилами и горящими палками.
Алеся беспомощно переводила глаза с одного лица на другое, потрясенная одинаково отпечатавшейся на них жаждой крови. Бесполезно убеждать, просить, бороться с толпой, как невозможно остановить стадо баранов, с ударом грома сорвавшихся в исступленный бег, вообразивших под грозный топот копыт, что вместе они - сила, в то время как каждый по отдельности знает, что впереди - обрыв и гранитные зубья скал на дне пропасти.
Она поняла это сразу и, закусив губу, метнулась в сторону, под редеющую сень деревьев. Кто-то окликнул, кто-то заулюлюкал, один догадался: "Побежала, ведьма, полюбовника своего упреждать, чтоб домой не шел, в буреломе затаился!". Сказал так - и все поверили, что ведьмари боятся огня и тоже смертны.
И грянул гром.
Подбадривая и распаляя себя грозными криками, толпа шумно покатила к избушке ведьмаря.
***
В ушах звенело от бега. Мелькали стволы деревьев, ослепительно-черные на фоне своего цветастого наряда. Ноги постепенно наливались свинцом, все неохотнее отрываясь от земли.
"Что они с ним сделают? И что он сделает с ними?"
Она споткнулась, упала на колени и тут же вскочила, затравленно оглянулась по сторонам, жадно хватая ртом горький осенний воздух, не зная, куда бежать, где искать, и даже - кого звать, ведь она, дуреха, так и не озаботилась выпытать его имя.
И услышала, как сурово шелестит лес, отпуская на покой отслужившую свое листву.
Она подобрала мешающий подол и снова побежала, уже точно зная дорогу, как знают ее кошки, умеющие вернуться домой, даже когда их насильно увозят за сотни верст.
***
Кошка сидела на подоконнике, изредка шевеля кончиком хвоста, и ждала, глядя в слюдяное окошко. Ждала, впервые - не его. Она навсегда попрощалась с ним еще утром, точно зная, что вечером свидеться не доведется.
Кошка чутко шевельнула ушами. Она любила смотреть и слушать, как падают листья - особенно теперь, когда осень года смешалась с осенью жизни. Она ни о чем не жалела, а уж тем более - о своем добровольном выборе в ту далекую-далекую осень, когда вот так же кружились над землей листья, лоскутным одеялом укрывая корни от зимних морозов. В конце концов, листья опадают каждый год, но дерево остается, а это главное.
Когда дружное шарканье обутых в лапти ног перебило шуршание ветра в кронах, она неслышно перебралась на край стола, дождалась, пока галдящие люди окружат избу, и спрыгнула вниз, по пути неуклюже задев горшок. Посудина, не разбившись, упала и с глухим рокотом покатилась по полу, напоследок цокнувшись о кочергу. Та упала, добавив шуму.
Кошка вспрыгнула на любимую полку, растянулась во весь рост. Прикрыла глаза и замурлыкала сама себе, перебирая лапками, как котенок.
За него она больше не тревожилась.
Листья опадают каждый год.
И ежегодно - распускаются.
***
- Там он… там, волкодлак! - Ликующе прошептал-прошипел Алесин жених после томительного пятиминутного прислушивания под дверью. - Слышно, как по горенке ходит… А ну-тка, дайте палочку какую - щеколду заклинить, чтоб не выскочил.
Ему услужливо подсунули обрезок дощечки. Быстро управившись, жених отступил от двери, примерился и, размахнувшись, первым кинул пылающий факел на соломенную крышу избушки.
***
Она наткнулась на него, спящего, неожиданно для них обоих.
- Ну, что тебе еще от меня надо? - Хрипло спросил он, садясь и протирая заспанные глаза.
- Там… тебя… жечь пошли! - Выдохнула она, сгибаясь в вынужденном поклоне - не ему, колотью в пояснице.
Только листья прыснули в стороны. Алеся так и не поняла, человек или волк подорвался с места, подхлестнутый недоброй вестью.
"Кошка" - запоздало вспомнила она. - "И далась ему эта кошка! Другой так о жене не печется…"
Она не успела опомниться, а ноги уже понесли ее за исчезнувшим в чаще ведьмарем, в тщетной попытке догнать, остановить, спасти.
Да куда ей догнать волка, опередить ворона! Алеся бежала все медленнее и медленнее, каждый вдох больно отдавался в боках, воздух уже не насыщал легкие - сжигал.
Но вот расступились деревья, мелькнула в просвете объятая пламенем избушка. И ведьмарь, перед которым разбегались, как бесчинствующие в погребе мыши, отрезвленные его появлением люди.
Он, не останавливаясь, выбил ногой дверь, и не обращая внимания на пыхнувшее в лицо пламя, кинулся внутрь, хотя и ему, и Алесе с первого взгляда было ясно, что старая кошка давно задохнулась в дыму.
- Стой! Стой… глупенький! - Отчаянно крикнула девушка, но тут пламя взревело пуще прежнего, обрушив половину крыши и с удвоенной яростью затанцевав на обнажившихся стропилах.
- Теперь, небось, не выскочит. - Удовлетворенно констатировал кто-то из толпы. Некоторые женщины отвернулись, другие с жадным любопытством наблюдали за огненными языками, выдавившими оконную слюду и жадно лизавшими резные наличники.
Ее тоже заметили.
- Что, дура, не уберегла суженого-ряженого? - Презрительно крикнул "жених", и захлебывающаяся сухими спазмами, выбившаяся из сил девушка как-то отстраненно удивилась, насколько жестокими и мстительными могут быть люди. А впрочем, ей, как ни странно, было все равно. Словно и не про нее сказал. Не про них.
Стоит ли тогда оставаться человеком?
То ли послышалось, то ли всплыло в Алесиной памяти требовательное, призывное мурлыканье.
- Нет. - Неожиданно твердо и четко выговорила она и, обратив лицо к позолоченному закатом небу, протяжным, кликушеским криком, больше напоминавшим волчий вой, заголосила на одной ноте: - Н-е-е-е-е-е-ет!
Ее услышали не только столпившиеся на поляне люди. Солнце согласно нырнуло в невесть откуда наплывшую тучу, окрасив черные недра зловещим багрянцем, и оттуда, без громового предупреждения, разом хлынул проливной дождь, холодный и частый.
Корчившаяся в огне избушка зашипела и угасла, изойдя серым паром. Алеся замолчала, продолжая невидяще смотреть в пустоту перед собой, пошатываясь на месте. Дождь поредел, но тучи не спешили рассеиваться, так и нависали над лесом темной клубящейся пеленой.
Изрядно струхнувшие, но не побежавшие селяне сначала шепотом, а там и в полный голос стали упоминать, что, пожалуй, надо проверить, удалось ли им покончить с проклятым выродком, и наиболее ретивые уже подкрадывались к избушке, держа дреколье наизготовку. Они боязливо обминали стоящую столбом Алесю, делали отвращающие знаки, то и дело касаясь оберегов в поясных кошелях. Ее бывший жених первым достиг заветной двери и легонько толкнул ее ручкой вил.
И тогда, как по неслышному кличу, из леса побежало и полетело на поляну всяческое зверье.