Парень кивнул, становясь на дорожку, ожидая пока лаборант, настроит систему. Тёмная дорожка поехала, Джеймс побежал. Лаборант уселся в кресло. Он улыбнулся, залаживая ногу за ногу, вглядываясь на монитор. Капелька пота стекла по виску паренька, улыбка лаборанта сделалась шире. Мистер Адамс ненавидел особенных детей, он считал их монстрами. Но, собственную природную способность не видел в упор, а он умел ставить ментальные блоки. Никто, даже сильный экстрасенс не смог бы выудить информацию из его головы.
Ноги бежали, сердце, дыхание парня были синхронны. Вдох, выдох и мерный спокойный пульс. Джеймс спокойно дышал. Ещё один вдох. За ним другой. Привычка закалённого тела. И все - уставившись в зеркало, встретившись со своими зелёными как у кота глазами, Остин вздохнул, ощущая запах пыли, пота и медный, старой впитавшейся в пол крови, которые не могли скрыть никакие нейтрализаторы. Воспоминания, незримо поднялись из глубин, и парень вновь погрузился в прошлое. Картинка из сна. Самый страшный кошмар, который он не в силах предотвратить и сколько он не прощал себя, внутри для Остина смирению места не было. Ненависть забирала боль, сердце требовало отмщения.
Зима. Грязные серо-белые сумерки. Один из тех дней, когда свинцовое небо нависает над головой, а темнота словно кутает в кокон, обступая со всех сторон. Когда снег только едва покрывает землю, а день уже тёмный.
Одинокое однополосное шоссе. Отец ехал медленно, на встречной не было ни души. Внезапно, на повороте появилась большая грузовая фура, отец, видя ее, сбавил скорость, пропуская вперёд. И тут всё началось. Злоба, мучительная ярость потекла по невидимому каналу, соединяя сознание Джеймса и водителя фуры. Парень, недоумевая, покачал головой. Он зажмурил глаза, пытаясь инстинктивно отстраниться, не понимая, что происходит. Снова вспышка белого света и острого страха от потери себя, а затем сознание парня переместилось в фургон. Джеймс вдохнул тяжёлый воздух салона, отравленный сигаретным дымом. Водитель был пьян, полупустая бутылка виски стояла на полу, возле педали газа. Сальные гладкие волосы, едкий запах пота. Мысли мужчины заполнили его голову: ' Чёрт, сука, последний рейс! Почему уволили только меня? Этот стервец, Ли меня заложил. Я убью этого гада, богом клянусь!'
Джеймс замотал головой, застонал, сжимая ладонь в кулак, вдавливая ногти в кожу ладони, чтобы с помощью боли освободиться от чужого сознания.
- Папа, тормози. Водитель фуры нас не видит, он не остановится.
- Сынок, ты, что шутишь? Откуда тебе это известно. Что за странные игры.
Мать паренька потрогала его лоб в поисках жара предвестника болезни.
- Странно, - сказала она.- Лоб холодный. Джейми, ты в порядке? Ты что-то бледный.
Джеймс закричал:
- Папа тормози, съезжай!
Но, не успел, тяжёлая фура, стремительной пулей пронеслась и на ходу сбила их легковушку. Фургон тяжёлой громадой рухнул в обрыв. Маленькая машина, по инерции скользя по обледенелому шоссе, съехала с моста, перевернулась и врезалась в дерево.
Джеймс пришёл в себя. Он лежал на мягком окровавленном теле своей рыжеволосой матери. Соня походила на куклу, поломанную злым, недовольным ребёнком. Рука матери одиноко лежала на сиденье, перепачканном бурыми запекшимися пятнами крови. Осколки стекла, скальпелем отрезали руку по локоть.
Джеймс вытер стекающую на глаза липкую каплю крови. Вся его одежда была ярко-красного цвета, так похожего на густой вишнёвый сироп. Голова мальчика раскалывалась на части. В груди вместо сердца образовался холодный ком. Пустой и ноющий от невыносимой боли. Он думал, что вот-вот умрет. Слёзы застыли в глазах, но он не плакал. Затем он поднялся, ведомый инстинктом и вылез в сорванную с петель дверь.
Обернулся, глядя, как отец был пойман в ловушку- руль глубоко вдавился в грудную клетку. На бело-синем неживом лице, одиноким ярким пятном стекала капелька крови, падая в уголок рта. Осколки ветрового стекла впились в глаза, застревая в мозгу. 'Наверное, он умер мгновенно', - отрешённо подумал мальчик.
Усилием воли, Джеймс подавил тягостное воспоминание, отправив его глубоко внутрь себя, наглухо закрыв тяжёлую мысленную дверь на замок.
Он бежал по беговой дорожке, облеплённый липкими датчиками, считывающих информацию с его тела. Безликий лаборант сидел в кресле, одетый в свободный белый халат он постоянно смотрел на монитор и молчал. Нагрузка увеличилась, тело мальчика быстро приспособилось к новому ритму, сердце билось ровно, дыхание было спокойным и размеренным.
Щелчок- и всё было кончено. Тёмная полоса остановилась, бег закончился. Остин стоял и ждал, пока лаборант сделает пару шагов и снимет с него датчики. Самостоятельно трогать приборы ему не разрешалось. Парень думал: когда же этот день закончиться, и он вернётся домой, где, скорее всего, спала, так и не дождавшись, его тётка Николь. Четверг ещё не закончился, а в пятницу его ждал показательный бой.
Карпаты январь 1988год
Ночь ушла гонимая утренним светом. Белым с сероватым оттенком тяжёлого снега лежащего в горах. Ветер давно затих. Снег укрыл полотном дороги и тропы, ведущие к замку.
А глубоко внутри, внизу в центре пещер смыкающимися узкими коридорами, тайными лазейками, отходящими от подвала замка, на кровати спала девушка. Тяжёлые чёрные волосы расплелись, свисали прядями на пол, её веки подрагивали, ладони сжимались и разжимались, цепко хватая тёплое одеяло. Её снился сон. Яркий и реальный , словно живой.
Солнце нежно ласкает её лицо, греет белую кожу. Ей хорошо. Она жмуриться, закрывает глаза. Голос низкий, чувственный, с хрипотцой, словно бархатом провели по коже :
-Фрэнни, милая, посмотри, что я для тебя приготовил?
Она оборачивается, ловя его взгляд. В синих глазах герцога застыли смешинки. Отголосок подсознания шевельнулся, посылая ей смутное чувство тревоги. 'Такого не может быть? Всё это нереально'. Но, неприятное чувство ушло. Она тонет в его глазах. Он улыбается, приглашая её сесть рядом.
Зелёное вышитое ромашкам покрывало, на тон светлее травы, что словно ковёр раскинулась под ногами. Рядом стоит закрытая крышкой корзина: коричневая и плетеная.
Мужчина любовь всей её жизни сидит, словно мальчишка, выставив на траву босые ноги. Синие джинсы, черная футболка, оттеняющая его смуглую кожу. Его волосы распущены, струясь по плечам, на кончиках завиваясь в колечки. Лёгкий ветерок приносит запах свежескошенного сена и цветущей липы.
-Франческа, ты где. В облаках витаешь крошка?- спрашивает её герцог, доставая бутылку.
Она удивляется, видя, как плещется, омывая стекло изумрудная жидкость в гранёном бокале. 'Что празднуем, хочет спросить Франческа'?- но, слова застревают в горле.
Небо темнеет. Ветер гонит чёрные тучи. Она молчит и смотрит, как жидкость в её бокале мутнеет, стекло холодеет в ладонях. Она разжимает пальцы, бокал падает, абсент разливается.
- Глупышка, -шепчет незнакомый, женский голос. Оборачивается. На лицо капает первая тёплая дождевая капля. Воздух застыл, сгустившись.
- Ты?- Спрашивает Франческа. Комок подступает к горлу. Она задыхается. Это лицо. Эти яркие зелёные глаза с коричневым ободком вокруг зрачка. Её глаза, те, что она однажды видела на медальоне, которой он не успел закрыть. Кэтрин.... И всё внутри сжалось...
-Он мой,- продолжает говорить та, которая уже триста лет в могиле.
'И как она может стоять здесь и так улыбаться? Как такое вообще возможно'?
Здесь всё возможно,- шепнул незнакомый голос. Убедительный и очень приятный.
Герцог обнимает Кэтрин за талию. Её тёмно-бардовое платье, льнёт к изящной фигуре. Они воркуют, точно голубки на карнизе. Драгон целует её шею, ласкает прозрачную кожу. В его взгляде сквозит обожание. Коралловые губки Кэтрин презрительно сжимаются. Она не ненавидит её- Франческу. Она выше её. Кэтрин знает себе цену. Она его королева.
Слезинка непрошенной гостьей скатывается по щеке Франчески, рисуя на белой коже дорожку. 'Нет только не это. Нет!'- кричит её душа, а сердце разбивается на осколки.
Дождь резкий злой и колючий. Порыв ветра тёплый, пыльный настигает её, толкает в спину. Франческа падает на землю, чёрную и сухую, где всего лишь секунду назад, была трава, зелёная, густая и мягкая на ощупь. Ей хочется убежать, невыносимо хочется закричать, зажмурить глаза и закрыть лицо руками. Что бы не видеть её лица. Такого красивого, такого неповторимого. Совершенного в каждой чёрточке. Ненавистного лица Кэтрин.
Франческа больше не может терпеть. Издевательский хохот раздаётся в её ушах, мелодичный и жёсткий. И девушке остаётся только смотреть, сожалеть, молчать, а сердце в груди мучительно стонет и плачет. Сжимается - и на душе горько-горько. Иголки-осколки покалывают всё сильнее и сердце в её груди дребезжит - и кажется ещё одно мгновение Фрэнни не вынести, её сердце лопнет, как мыльный пузырь так сильно сдавило, непереносимо... 'Ах' шепчет, вздыхает, сгибаясь от невыносимой тяжести, тело не слушается, словно ожидая чего то, сигнала команды, чтобы облегчённо рассыпаться прахом.
Грянул гром. Ярко, до боли в глазах рассекла чёрное небо молния. Ветер спутал распущенные волосы, взметнув их вокруг головы Франчески. Ледяные капли прикоснулись к коже. Её платье намокло и тут- тело оттаяло миллионами иголочек, играя, вспышками приятной щекотки и болезненной дрожи. Больно, приятно и снова мучительно ей вновь ощущать себя живой. Голос вернулся. Франческа пронзительно закричала и перенеслась куда-то ещё.