* * *
Когда меж вершин деревьев мелькнула вывеска постоялого двора, Литисай даже не оценил ее красоты: именно в этот миг его осенила мысль - полезная, своевременная и, возможно, даже способная поднять его авторитет в крепости.
Ограбленный бедолага послан ему самими Безликими! У них в крепости нет целителя, верно? И добыть его негде? Так нанять этого, бродячего… как там его зовут?.. Вряд ли он великий мастер своего дела, но хоть что-то должен уметь!.. Если подвернется другой, получше, этого всегда можно уволить.
Литисай обернулся к тележке, в которой сидели рядышком встреченный бедолага и наемник Вьягир. Наемник правил запряженной в тележку рыжей кобылой, а лекарь, уже опомнившийся от своих невзгод, перебрасывался шуточками с ехавшими рядом Румрой и вторым наемником.
Да, а как второго-то зовут?.. Ой, стыдно. Дарнигар должен знать своих солдат… А, точно: Стебель из Отребья!
То, что удалось вспомнить кличку наемника, Литисай расценил как маленький подвиг, и настроение у него поднялось.
Он хотел окликнуть лекаря, но тут Румра, пришпорив чалого, оказалась рядом.
- Слышь, дарнигар, я Барикая к нам в крепость наняла. Раз нет лекаря получше, так и этот сойдет. Он с радостью согласился - чем зимой от деревни к деревне шляться под носом у троллей и волчьих стай.
Литисай сглотнул комок, вдруг застрявший в горле.
Она все сделала правильно. Побери ее Многоликая, она опять все сделала правильно. И она опять опередила Литисая. Ну не мог же он на потеху солдатам заорать: "Я здесь за Хранителя, я хочу сам лекаря нанять!"
Разумеется, ничего подобного молодой дарнигар не проорал. Отозвался весело и приветливо:
- Вот и славно. Будет в Шевистуре первый человек, который подчиняется напрямую Левой Руке.
Румра ухмыльнулась.
Тут как раз деревья расступились. А за ними - ограда, распахнутые ворота… и…
Литисай ахнул:
- Румра, гляди… это мне мерещится? Может, твой лекарь мне какую-нибудь микстуру даст - мозги прочистить?
Женщина расхохоталась.
- Да нет же, это катапульта! Настоящая катапульта! Там, за частоколом, земляная насыпь, вот она, голубушка, так высоко и торчит. Хозяин ею троллей пугает. И боятся, морды людоедские!
- Где ж он ее раздобыл?
- Нам правды не скажет. Но я слыхала, что катапульту бросила наша армия, когда улепетывала из-под Найлигри… ох, извини…
- Да ладно, - улыбнулся Литисай, в душе весьма польщенный. ("Румра помнит, что я был под Найлигримом!") И тут же напрягся, что-то прикидывая в уме:
- Армейская катапульта, э?.. Может, нам ее… того… возвратить?
- И думать не смей! - хмыкнула Румра. - Тебе это нужно - врага нажить? Кринаш в здешних краях - человек не из последних. Сам подумай: его тролли боятся!
* * *
- Хозяин, - быстро спросил Дождик, глядя на подъезжающих к воротам всадников, - можно, я на тебя поработаю? Лошадей обиходить, то да се… у меня с деньгами туговато.
Кринаш искоса глянул на странного гостя - и кивнул.
Этой осенью он при удивительных обстоятельствах лишился двоих рабов, а новых не имел случая купить. Кринаш дал знать в деревню Топоры, где почти все мужики у него по шею в долгах, чтоб прислали кого-нибудь подсобить, но пока никто не пришел. Сейчас по хозяйству помогала лишь девчонка Недотепка, существо несуразное и мало полезное. Так что пусть паренек потрудится…
Всадники въехали во двор. Следом вкатилась тележка, в которую была впряжена рыжая кобыла. Веселый гам, суета, лошадей ведут в конюшню, тележку закатывают под навес.
- А лошадке-то хомут мал, - сказал Дождик, выпрягая кобылу. - Шею намяло, надо березовым дегтем…
- Не моя лошадка, - вздохнул лекарь. - Моя разбойника возит.
- Рыжуха вообще в хомуте не ходит, - сердито буркнул один из наемников. - Дайте дегтя, я сам смажу…
Видя, как споро и ласково обходится Дождик с лошадьми, Кринаш спросил доброжелательно:
- Деревенский? Или в городе при конюшне научился?
- Деревенский, - с улыбкой ответил юноша. - Мы с мамой батрачили по деревням. А весной мама умерла…
Тут улыбка сошла с лица юноши, он отвернулся, старательно обтирая пучком соломы бок гнедого жеребца.
Кринаш остро глянул ему в спину.
"Предложил бы я тебе, паренек, поработать у меня хоть до весны… да надо сначала узнать, почему ты в мои ворота не мог войти".
* * *
В жарко натопленной трапезной гости сбросили плащи. Лекарь Барикай даже рот разинул, увидев, что высоченный, крепкий воин, которого он всю дорогу называл "господином", оказался женщиной. Да какой еще видной бабой! Осанистая, с высокой грудью (сейчас даже непонятно, как такое богатство укрывалось в складках плаща). Лицо с мороза разрумянилось, глаза весело блестят, вокруг головы короной русая коса…
"Лет этак двадцать семь или двадцать восемь, ровесница моя", - прикинул лекарь и поспешил стащить с себя дурацкий рогожный мешок, который напялил на дороге, чтоб не замерзнуть. Как многие мужчины невысокого роста, Барикай любил крупных женщин.
Будущая служба в крепости Шевистур казалась лекарю все более привлекательной.
А Румра взмахом руки подозвала Барикая:
- Я тебе выдам малость деньжат в счет будущей платы, а со здешним хозяином сам разбирайся.
Барикай обрадованно закивал.
Румра сняла с пояса кожаный кошелек и, держа его на ладони непослушной, с негнущимися пальцами правой руке, левой привычно и сноровисто распустила завязки. Пока женщина отсчитывала серебро, лекарь остро и цепко глянул на бугристый бурый рубец во всю тыльную сторону кисти.
Взяв с ладони шайвигара монеты, Барикай шагнул назад. Женщина тут же отвернулась, заговорила с одним из наемников.
А лекарь коснулся своей груди - небрежным, вроде бы случайным жестом.
"Чего тебе? - сварливо зазвучал не в ушах его, а прямо в голове знакомый хриплый голос. - Нет больного, так и нечего меня дергать… Ну что ты пялишься на ту корову в мужских штанах? Тебе бы такое здоровье, как у нее".
- А… рука? - беззвучно, одними губами произнес Барикай.
"А что - рука? Рассечение сухожилий. Врачебное искусство бессильно".
- Но я думал, Астионарри… ты…
"Волшебник я, что ли?.. Не смей тревожить меня попусту!"
Голос замолк. Барикай криво усмехнулся.
Жаль. Так славно было бы помочь этой величественной красавице…
* * *
Снега здесь легло не так чтоб очень, и здоровяк Тумба, бредущий впереди, лавировал меж старых сосен, сучья которых обросли бородами лишайника. Разбойник безошибочно находил видимую лишь ему одному тропу.
Чужак, идущий за Тумбой след в след, не отставал. Походка его была легкой, волчьей, и шагающий за ним Тетива время от времени одобрительно усмехался: сразу видно - человек к лесу привык.
Тетива уже не ждал от чужака подвоха, но лук и стрелу держал наготове.
Внезапно Тумба нарушил молчание, длившееся с того мига, как свернули они, все трое, с лесной дороги на еле заметную лесную тропинку.
- И не жди, что тебя запросто к костру посадят. Еще покажешь, на что ты мастер.
- Атаман - мужик строгий? - с интересом спросил чужак.
Позади послышался смешок. Чужак обернулся, но парень с луком принял серьезный вид и ответил мрачно:
- Атаман - зверюга. Как предстанешь пред очи, проглоти язык и дыши через раз.
Чужак призадумался.
Тут сверху раздался свист и оклик:
- Эй, Тумба, кого ведешь?
- Хорька поймали, - без удивления откликнулся Тумба. - На тракте хорьковал.
- И что, на дороге нельзя было разобраться? - поинтересовались сверху.
- Тут нужна башка поумнее моей, - сообщил Тумба куда-то ввысь.
- Поумнее твоей? - насмешливо изумились сверху. - Ой, да где ж такую взять? Разве что к королевскому двору послать за главным советником… или в кустах ворону поймать!
- Ладно, слезешь… - веско посулил Тумба - и хихиканье в небесах тут же смолкло.
Чужак тем временем обшаривал прицельным взглядом высившиеся вокруг сосны.
- Толково сделана засидка, - оценил он. - Снизу не видать. Подходы к лагерю, стало быть, охраняете… головастый у вас атаман.
- У атамана на плечах не горшок с кашей, - солидно подтвердил Тетива.
Тропка, вильнув в сторону, скрылась меж поднявшихся с двух сторон скал, изъязвленных пятнами мертвого мха.
- Как атамана-то кличете? - поинтересовался чужак.
Тумба, не оборачиваясь, бросил:
- Уанаи.
Если чужак и удивился (имя не имя, кличка не кличка!), то предпочел удивления своего не показывать. И все трое молчали до тех пор, пока скалы не расступились, открыв лощину, на дне которой стояли две длинные избы. Вокруг сновали люди: кто колол дрова, кто нес в ведрах воду, кто разводил большой костер, кто свежевал оленя.
- По-королевски живете, - одобрил чужак. - Мы-то в Чернолесье норовили на зиму куда-нибудь приткнуться, а не то в шалашах зубами лязгали.
- Всё Уанаи, - с законной гордостью объяснил Тумба.
Чужак промолчал. Ему все больше хотелось познакомиться с этим самым Уанаи…
Лагерь встретил гостей веселым гомоном. Забыта была оленья туша, оставлена рубка дров. Из домов к костру бежали разбойники.
"Человек двадцать, не меньше, - подумал чужак, - а ведь наверняка не все здесь…"
Со всех сторон летели вопросы, но пленник не обращал на них внимания. Еще в юности, будучи наемником, он усвоил правило: не говори с толпой, говори с командиром.
Пока Тумба громогласно рассказывал о поимке хорька, гость старался не пялиться по сторонам. Знал: лесная братия не любит слишком востроглазых…