Джейн никак не могла понять, зачем устанавливать в каждом двухместном купе класса люкс, ванную комнату, если самый продолжительный рейс длился не более семи часов. Она еще понимала, что ресторан в полете необходим, но вот зачем русским вздумалось устраивать на борту спортзал с сауной и бассейном, она отказывалась понимать, тем более, что билеты русских авиакомпаний стоили процентов на десять дешевле.
Поднявшись на лифте на пятую, самую верхнюю палубу и окинув взглядом огромный салон первого класса, по которому, в кажущемся беспорядке, были разбросаны среди цветочных клумб удобные кресла, Джейн уверенно прошла к своему месту. Стюардесса, отвечающая за этот сектор, хлопотала над престарелой леди, которая изводила её бесконечными придирками и потому Джейн, самостоятельно усаживаясь в кресло, невольно пожалела, что рейс до Афин выполняла не русская авиакомпания. Пожалуй, она с большим бы удовольствием провела пять часов полета в каюте с удобной постелью, чем в этом большом кресле, покрытом мохнатым чехлом, стоящим рядом с журчащим фонтанчиком, призванным создавать уют. Устроившись в кресле поудобнее и укрывшись пушистым пледом, Джейн, предупредив стюардессу, наконец, подошедшую к ней, что ей перед посадкой в Афинах понадобятся услуги визажиста, постаралась поскорее уснуть.
Джейн любила ночные перелеты в Европу, когда самолет или такой вот огромный пассажирский лайнер новой конструкции, за которыми все чаще закреплялось на название, взятое из научно-фантастических романов, – флайер, стремительно летел навстречу рассвету. В такие моменты ей казалось, что она обгоняет время и летит навстречу чему-то значительному, важному. Не стал исключением и этот полет. Проспав каких-то пару часов, Джейн вскоре проснулась и, покинув свое место, прошла вперед, на смотровую палубу, чтобы полюбоваться пейзажем с высоты двадцати тысяч метров.
Потолкавшись немного в толпе зевак, молодая женщина решила, что будет лучше, если она заблаговременно побеспокоится о своем внешнем виде. Приведя себя в порядок в салоне-парикмахерской на борту лайнера, Джейн решила, заодно, немного обновить свой гардероб и переоделась в легкий, белый льняной костюм, предложенный ей мастером-визажистом. Скорее не столько потому, что она хотела произвести впечатление на Эдварда Батона и Ольгу Браво, сколько из-за обещанного ей в провожатые Христо Сумелиди и его огромных карих глаз. Ей вовсе не хотелось выглядеть в глазах молодого грека неряшливой американской журналисткой, грубой и мужеподобной. Хотя Джейн не относилась к своим внешним данным с каким-то особым, подчеркнутым вниманием, большинство мужчин, с которыми ей доводилось встречаться, находили её красоткой.
Джейн Коллинз была американкой англосаксонского происхождения и ей было двадцать девять лет. Она была довольно высокого роста и имела стройную, спортивную фигуру, хотя никогда не истязала себя шейпингом, аэробикой или занятиями на тренажерах. Будучи от природы платиновой блондинкой и имея к тому же высокий, пышный бюст, Джейн уже устала отбиваться от мужчин, непременно желающих угостить её шампанским или какой-нибудь другой выпивкой. Она научилась отшивать навязчивых плейбоев одним только холодным, пристальным взглядом, но в глубине души была рада проявляемому к себе повышенному вниманию и умела подать себя. Вот и сейчас, когда Джейн переоделась в белый, легкий пиджак с короткой юбкой, под который она надела полупрозрачную блузу голубого шелка, она нравилась самой себе. В таком наряде она была особенно сексапильна.