- А разве нет? Что происходит с нашими друзьями?
- То же, что и со всеми.
- А что происходит со всеми?
- Этого никто не знает.
- Ну тогда объясни мне, почему этого не происходит с тобой?
- ...Наверное мне еще не время, - обреченно пролепетал Шестой.
- Не время что? Не повзрослев, стареть?
Нана устроила несчастному настоящий допрос. А он никак не мог понять, за что эта милая, красивая девочка на него так взъелась. Что он ей сделал.
- Отвечай мне! – Нана почти кричала. Изменившиеся до неузнаваемости лица друзей неотступно стояли у нее перед глазами, сводили с ума. Ее сердце разрывалось от жалости к ним и от страха за собственную судьбу. Беззащитный маленький сирота подвернулся ей под горячую руку, и она обрушила на него весь свой страх и гнев. – Только не вздумай мне врать!
- Зачем ты так? – Вконец растерялся мальчик. – Я всегда говорю правду.
- Если ты такой правдивый, расскажи, как тебе удается свободно ходить туда, куда водят насильно, и оставаться при этом ребенком.
Мальчик испуганно отвел глаза, с силой сжав в руках одеяло. Нана и Гагик многозначительно переглянулись.
- Говори! – попытался подстегнуть его Гагик.
- Нет, - с тихой, но непоколебимой решимостью ответил ему мальчик, собрав все свое мужество. – Это моя тайна. – И, потупясь, добавил: - Я могу доверить ее только Нане. Под большим секретом.
- Гагик! Выйди на балкон. Быстро, - командовала Нана. – У нас мало времени. – И, оставшись наедине с Шестым, выжидательно посмотрела на него.
Он заговорил не сразу. Видно было, что ему нелегко даже с ней делиться самым сокровенным.
- Я рассказывал тебе, помнишь, что ко мне в Интернат иногда... очень редко, приходила одна женщина... Ты назвала ее моей мамой.
- Помню, помню, - нетерпеливо торопила Нана. – При чем тут она? Я спрашиваю тебя совсем о другом.
- Эта женщина теперь работает здесь, в лаборатории Хозяина, - свистящим от волнения шепотом поведал мальчик. – Она – врач-оператор. И она разрешает мне после ее работы забегать к ней. Мы видимся тайно. Всего по несколько минут. Она предупредила меня, что никто не должен знать о наших встречах, иначе будет плохо и ей, и мне.
Взгляд Наны потеплел. Ей сразу стало стыдно, что она, как фурия, налетела на ни в чем не повинного ребенка.
- Извини меня. Пожалуйста, извини. Я была неправа.
- Не-ет! – Он энергично замотал головой. – Это ты меня извини. – И, покраснев, спрятал от нее глаза.
- Послушай, а не мог бы ты показать нам дорогу к этой лаборатории?
- Прямо сейчас?!.
- Ну да. Пока все спят.
- Но если нас увидят роботы, нам несдобровать.
- Если мы срочно что-то не придумаем, нам всем тут несдобровать. И Гагику, и тебе, и мне. И всем остальным.
- Как! И тебе? – испугался ребенок – не за себя испугался, а за предмет своего обожания.
- Решайся, Шестой. Уже скоро утро.
- Я сделаю все, о чем ты попросишь.
- Тогда поднимайся живее. Пошли!
Гагик и Нана на цыпочках крались вслед за мальчиком по пустынным, тускло освещенным коридорам, пока не уткнулись носом в запертую дверь лаборатории.
- Ну вот, - расстроился Гагик. – Выходит, зря мы столько шли.
- Не огорчайся, - успокоил его Шестой и ловко набрал код на клавишах миниатюрной приборной доски, вмонтированной в стену.
Дверь бесшумно и мягко отъехала в сторону. Он включил свет.
- Да ты просто находка! Что бы мы без тебя делали. – В тоне Наны были и обобрение, и язвительность одновременно. Независимо от себя, она не могла простить ему – представителю чужой и коварной планеты, того, что случилось с ее друзьями.
Глава 18
Длинное помещение непонятной формы, с закутками, тамбурами и путаными проходами, по центру было занято каким-то громоздким агрегатом. У стен стояли кушетки, ширмы, шкафы, вешалки.
Нана тревожно огляделась по сторонам. Здесь пахло сыростью и опасностью. Казалось, кто-то злобный и враждебный таится в глубоких, слепых тенях, следит за каждым их шагом. Ей захотелось все бросить и убежать. Все равно куда. Или обратиться мысленно к тому неведомому бестелесному голосу, что по собственной прихоти забросил их на эту ужасную планету, где у детей отнимают молодость, будущее, саму жизнь. Умолять его вернуть ее обратно – домой, к родителям. Нет, она не могла этого сделать, не могла помышлять о бегстве, когда Сема и Валера в беде. Нана непроизвольно придвинулась поближе к Гагику, обеими руками взяла его под руку, приникнув к нему плечом. Но взглянув на мальчика, на целую голову ниже ее ростом, в сиреневых глазах которого не было и тени страха, устыдилась за свое малодушие.
- Ты видел, что делают с теми, кого сюда приводят? – спросил у мальчика Гагик.
- Нет. Я ни разу здесь не был во время процедур.
- Тогда откуда ты знаешь про это место?
- Не надо, Гагик. Не спрашивай его ни о чем, - остановила товарища Нана. Вид у нее был озабоченный и угнетенный. Ей никак не удавалось справиться с нахлынувшим страхом. – Не волнуйся, - сказала она Шестому, - никто не узнает твою тайну. Но ты должен нам помочь. Одним нам не справиться.
- Я сделаю все, о чем ты меня просишь, - поспешил заверить ее тот. – И безо всяких условий.
Этот открытый, бесхитростный мальчик еще раз заставил Нану устыдиться своей резкости и недоверия к нему.
- Помоги нам спрятаться здесь. А сам запри дверь и иди спать.
- С ума сошла! – испугался Гагик. – Что ты задумала? Они же расправятся с нами.
Нана обдала его презрительным взглядом.
- Я должна понять, что здесь происходит. И как происходит. Ясно? Если ты трусишь, уходи вместе с ним. Возвращайся в свою пуховую постельку, пока еще до тебя не дошла очередь.
- Ты прекрасно знаешь, что я не оставлю тебя одну. – Гагик даже покраснел от обиды. – Но ты не можешь так рисковать.
- Все еще надеешься, что они нас не тронут?
- Мы все равно не можем ничего изменить.
- О чем вы? – Мальчик переводил сиреневый взгляд с одного на другого.
- Мы сами еще до конца не разобрались, - сказала ему Нана. – Но уверены, у вас тут творятся ужасные вещи, о которых вы, глупые, даже не догадываетесь. Ну все. Хватит разговоров. Так ты уходишь или остаешься? – Она остановила на Гагике искрящийся иронией взгляд
- Ты сумасшедшая. – Он нервно передернул плечами. – Конечно я остаюсь. Только потом не говори, что я тебя не предупреждал и не отговаривал.
Дверь давно захлопнулась за их маленьким другом, а они все стояли посреди помещения, растерянно глядя друг на друга. Нана изо всех сил старалась показать, что ей ни чуточки не страшно, хотя ноги вдруг стали какими-то рыхлыми и так и норовили подогнуться. Гагик же, казалось, наоборот, приняв окончательное решение, собрался, взял себя в руки и оттого даже успокоился.
- Будь что будет, - сказал он с видом философа. – Терять-то нам вроде как особенно нечего. Даже если они нас убьют, это лучше, чем ни с того ни с сего превратиться в старую, беззубую развалину. А потому предлагаю остаток ночи поспать, чтобы к утру быть в форме.
- Не уверена, что смогу уснуть. Но попробовать можно, - сразу согласилась Нана, чтобы избавиться от дрожи в ногах.
Она забралась на высокую больничную кушетку, свернулась калачиком и затихла, не спуская однако глаз с двери. Гагик занял вторую кушетку. Некоторое время они лежали очень тихо, отчего глухая тишина подвала казалась особенно нестерпимой.
- Ты спишь? – подал голос Гагик.
- Уснешь тут. Как же.
- Я подумал, надо бы погасить свет. А то откроют дверь, увидят свет и поймут...
- А то, что увидят нас, ничего?
- Так мы же спрячемся.
- Нет. Не трогай свет. Остаться тут в темноте, это уж слишком. У тебя же часы на руке. Постарайся не проспать и дай знать, когда наступит утро.
Через некоторое время до Гагика донеслось ее мерное дыхание. Нане-таки удалось уснуть. Он воспринял ее слова, как указание остаться на часах. Теперь, когда она спала, он как бы отвечал за обоих. Мне спать нельзя. Ни единой минуты, - благоразумно решил он и слез с кушетки, чтобы, не дай Бог, и его не сморило.
Он подошел к спящей девочке и долго, не отрываясь, смотрел на нее. Она лежала на боку, положив голову на согнутую в локте руку. Ее великолепные, отливающие медью волосы разметались по кушетке, от длинных густых ресниц на щеках легли тени, а на лбу меж бровей так и не разгладилась вертикальная складочка. Ее лицо даже во сне сохраняло выражение озабоченности и настороженности.
Сколько раз в классе и на переменах он украдкой бросал на нее взгляды, любуясь ее походкой, ее профилем и волосами, которые потом воспевал в своих стихах, ее манерой держаться – независимо и с достоинством. Нет, он мог смотреть на нее, сколько ему захочется.Ведь они, все четверо, были неразлучными друзьями. Но это было не то. Он всегда следил за собой, боясь выдать свои чувства, боясь стать посмешищем в глазах друзей. В ее глазах! И вот сейчас он может смотреть на нее сколько угодно. До самого утра. Впитывать в себя каждую ее черточку. Он должен бы чувствовать себя самым счастливым человеком. Но вместо этого им владела тревога. И не столько за себя, сколько за нее. Что они делают вдвоем в этом неприветливом холодном месте, которое с утра заполнится роботами и людьми Хозяина. Что с ними будет, если их найдут?
Гагику вспомнились невероятным образом постаревшие лица и тела друзей и ему стало до дрожи холодно. Неужели он видел это не во сне, а наяву? Неужели такое возможно? И неужели Нана права, то же самое ждет и их?