Некоторые люди говорят, будто змеи глухи, а есть и такие, кто уверяет, что они намеренно лишают себя слуха, дабы не поддаваться магическим чарам музыки. Мудрая гадюка, к примеру, как о том сообщает множество ученых мужей, ложится одним ухом на землю и вонзает в другое острый кончик собственного хвоста, чтобы только не слышать мелодий, которые вы ей наигрываете. Варт же доподлинно обнаружил, что змеи вовсе не глухи. У него, во всяком случае, ухо имелось, и это ухо воспринимало густые рокочущие звуки, лишь отчасти схожие с теми, какие ему приходилось слышать в бытность свою мальчиком. Если, скажем, ты опустишься, сидя в ванне, под воду, и кто-то ударит по ней, или трубы вдруг забурчат, звуки, которые ты услышишь, будут совсем не такими, какие слышны снаружи. Но если достаточно долго продержать голову под водой, то скоро привыкнешь к этим звукам и научишься связывать рев и гудение с водопроводными трубами. То есть, хоть сами звуки и переменятся, ты все равно будешь слышать все те же трубы, какие слышит человек, остающийся в наружном воздухе. Точно так же и Варт услышал слова Мерлина, пусть даже голос волшебника показался Варту пронзительным и тонким, а потому Варт надеялся, что и со змеей ему все же удастся поговорить. Он щелчком выбросил изо рта язык, которым пользовался, как щупом, - подобно человеку, пробующему длинной жердью топкое болото, - и скользнул в крапиву, на поиски собеседника.
Вторая змея лежала, приникнув к земле и еще пребывая в состоянии чрезвычайного смятения. Она ухитрилась затиснуться под самые корни растущей среди крапивы жесткой травы, ибо между зеленой травой и почвой (в истинном смысле этого слова) всегда существует воздушная прослойка. Верхний слой травы как бы приподнимается, подпираемый колоннами выцветших, белесых корней, - вот в такой покрывающей всякий луг огромной полости с земляным полом и зеленым потолком и нашел убежище бедный уж. Он горько плакался себе самому, восклицая очень приятным, слабеньким, простеньким голоском: "Увы! Увы!".
Трудно объяснить, как разговаривают змеи. Ну вот разве что: всем известно, что существуют такие световые лучи - инфракрасные, ультрафиолетовые и те, что лежат в спектре еще дальше этих, - которые, скажем, муравьи углядеть способны, а люди - нет. Точно так же существуют и звуковые волны, тон которых лежит либо выше писка летучей мыши, - Моцарт в 1770 году слышал, как такой звук издала Лукреция Агуари, - либо ниже, чем рокот дальнего грома, который фазаны слышат раньше человека (или им просто удается разглядеть вспышку молнии?). Вот посредтвом подобных трудновообразимых мелодических акцентов змеи и ведут разговоры.
- Ты кто? - трепеща, спросил уж, когда Варт заполз в укромную полость. - Человека видел? По-моему, это был H. sapiens. Я только сию минуту улепетнул от него.
Несчастного так трясло, что он, не дожидаясь ответов на свои вопросы, взволнованно продолжал:
- Ну и жуткое же создание. Ты заметил, как от него пахнет? Нет уж, больше я второпях никуда выскакивать не стану, это будьте благонадежны. А то видишь, в какую историю вляпался? Насколько я разглядел, это был H. sapiens barbatus. Их тут немало водится. Прими мой совет, отлежись пару деньков. Я всего на минутку вылез, думал разжиться лягушкой-другой перед зимней спячкой, так он налетел на меня, почище ежа. Ей-ей, я в жизни так не пугался. Как ты считаешь, может, мне лучше сразу спать завалиться?
- Я бы на твоем месте не беспокоился, - сказал Варт. - Как раз этого человека я немного знаю, он змей любит.
- Кушать? - с запинкой спросил уж.
- Да нет. Он относится к ним по-дружески, у него даже есть несколько питомцев. Когда мы… то есть я хотел сказать - он, когда он выходит собирать травы, то основное время тратит на ловлю лягушек, чтобы покормить своих змей. Удивительно, как мало лягушек попадается, когда начинаешь искать, - все жабы да жабы. А жаб змеи не едят.
- Я как-то съел жабу, - понемногу успокаиваясь, сказал уж. - Знаешь, совсем маленькая была, а все равно невкусная. И все же я бы ни за какие лягушки не хотел оказаться среди питомцев этого существа. Ты случаем не знаешь, какого он пола?
- Мужского, - сказал Варт.
- H. sapiens barbatus, - повторил уж, ощутивший себя - теперь, когда предмет обсуждения удалось классифицировать, - в большей безопасности.
- А тебя как зовут, дитя мое?
Варт не знал, что ответить, и потому просто сказал правду.
- Странное имя, - с сомнением в голосе произнес уж.
- А у тебя какое? - спросил Варт.
- T. natrix.
- Это T. что-нибудь обозначает?
- Ну, во всяком случае не Томми, если ты это имел в виду, - несколько высокомерно ответил уж. - В моем семействе оно всегда означало Tropidonotus.
- Прошу прощения.
- Ты на меня только не обижайся, - сказал уж, - но помоему, твоим образованием немного пренебрегали. Мало того, что мать назвала тебя Вартом, как какую-нибудь вульгарную Bufonidae, так ты еще и T. natrix'а признать не способен. У тебя вообще-то мать когда-нибудь была?
- Вообще-то не было.
- О, извини, - воскликнул уж. - Надеюсь, я не ранил твоих чувств. Ты хочешь сказать, что у тебя никогда не было никого, кто преподал бы тебе Легенды и Сны и прочее?
- Никогда.
- Ах ты бедный тритончик! Чем же ты занимаешься во время спячки?
- Наверное, просто сплю.
- И снов не видишь?
- Нет, - ответил Варт. - По-моему, нет. Во всяком случае, не много.
Тут выяснилось, что T. natrix - существо добросердое и чувствительное, ибо, услышав ответ Варта, оно сронило - из носа - маленькую чистую слезу и возмущенно воскликнуло:
- Какой позор! Стыдно даже представить себе несчастную маленькую рептилию, как она заползает на долгие зимние месяцы в одинокую норку и не может ни матушку вспомнить, ни хоть какого ни на есть Сна посмотреть, чтобы скоротать время. Тебя, наверное, даже Истории не обучали?
- Историю я немного знаю, - неуверенно ответил Варт. - Про Александра Великого и еще кое-что.
- Какая-нибудь современная дребедень, без сомнения, - сказал уж. - Как ты зиму протянешь, я совершенно не понимаю. Но хотя бы про Atlantosaurus immanis и Ceratosaurus nasicornis тебе кто-нибудь рассказывал?
- Да вроде бы нет.
- Ну, я просто слов не нахожу.
- А сам ты не мог бы мне про них рассказать?
- Это определенно представляется делом в высшей степени добрым, - ответил уж, - и, клянусь Асклепием, так я и поступлю, даже если рассказ займет остаток дня. Господи, да я во всю зиму заснуть не смогу, думая о том, как ты дрожишь у себя в норе, не имея пищи для размышлений.
- Очень будет любезно с твоей стороны, если ты мне про них расскажешь.
- Обязательно расскажу, - ответило доброе пресмыкающееся. - Сейчас ты узнаешь, какие мысли кружат в скромном, неспешном, зимнем разуме всякой змеи, пока снаружи шуршит, опадая, снег, - да, собственно, и летом тоже, когда змеи греются на теплых камнях. Что бы ты предпочел, Историю или Легенды?
- Пожалуй, Историю, - сказал Варт.
- Историю, - пробормотал уж, и глаза его, закрыть которых он не мог, затянулись пленкой.
- Историю, - негромко повторил он. - Угу.
- Ну, не знаю… - спустя минуту, произнес уж.
Затем он тихо вздохнул, так и не придя к какому-либо решению.
- Про нас тебе лучше забыть, - отрешенно начал он. - Ни меня, ни тебя История не касается. Мы слишком малы, чтобы великое море обращало на нас внимание. Потому-то у меня и нет своего имени - T. natrix и только, как у всех моих пращуров. Само по себе семейство T. natrix еще как-то участвует в Истории, а я - я нет.
Уж замолк, стараясь побороть охватившие его чувства, а затем неторопливо продолжил.
- Мы, змеи, помним одно, дитя мое. Если не считать еще двух народов, мы - старейшие из существ, обитающих в мире. Взгляни хотя бы на этого смехотворного H. sapiens barbatus, который только что так меня напугал. Когда он появился на свет? Десять-двадцать тысяч лет назад. А что могут значить эти десять или двадцать тысяч? Земля остывала. Воды покрывали ее. Сто миллионов лет тому назад в Великое Море пришла Жизнь, и тогда в нем зародились рыбы. Это старейший средь всех народов, Рыбы. Их дети выползли из воды и обосновались в прибрежных зарослях, так появились Амфибии, или Земноводные, среди которых числятся и наши друзья тритоны. Третьим народом, произошедшим от Амфибий, были Рептилии, сиречь Пресмыкающиеся, - к коим принадлежим и мы. Подумай о ликах древнего мира, среди которых ползал по илу T. natrix, подумай о миллионах лет. Да что говорить, птицы, которых ты видишь каждый день, - это наши потомки, но мы продолжаем существовать рядом с ними.
- Ты хочешь сказать, что когда ты родился, еще не было ни птиц, ни людей?
- Ни птиц, ни людей, ни обезьян, ни оленей, ни слонов, - никаких животных подобного рода: только земноводные, пресмыкающиеся, рыбы и мезозойский мир.
- Такова история, - задумчиво добавил уж, - и любому из этих H. sapiens barbatus стоило бы вспомнить о ней, когда ему в очередной раз приспичит убить ужа вместо гадюки.
- Есть некая странность в Воле Морей, и эта странность связана с Историей нашего семейства. Тебе никогда не приходилось слышать рассказ о H. sapiens armatus georgius sanctus?
- По-моему, нет, - ответил Варт.