Он впервые видел товарища в таком состоянии. Рассказывали - не верил. Слишком безобидно он всегда выглядел, имя уменьшительное присохло - Вовчик, тот не возражал. Не бывал с ним на разборках, не стыковались они там. Знал от ребят и самого Игнатия, своего бывшего комбата, но не верилось. А ведь во всем уступает: в физической силе, в умениях рукопашки, стреляет хуже, а связываться неохота. Точно хищник. Роб попытался стряхнуть неприятное чувство собственной уязвимости.
- Я не то имел в виду! Какой пацан, мы же ровесники! - отставному капитану Хасанову недавно стукнул тридцатник, а Вовчику скоро исполнится двадцать девять, - я с Игнатием на эту тему разговаривал, он утверждает, там будет мясорубка. Хочу нашим помочь, он отпустит.
Вовчик тронул машину. Напарник еле сдержал готовый вырваться облегченный выдох: "Да чтобы я еще раз с ним! Ни за что!"
- Да я не против, Роб, езжай, постреляй. За пацана обидно стало, а так я тоже черных не люблю.
- По одному они ничего, - продолжил после короткой задумчивости, - но как соберутся вместе - ужас. Я помню с Асланом, чеченцем, как-то водку пили - нормальный мужик. За жизнь потолковали, за баб. А через день Игнатий стрелку с ними забил, чего-то они ему перешли. Водку лишнюю подвезли, что ли? Пришлось пострелять. Больше с ним не встречался. Завалили его там, возможно моя пуля.
Спустя минуту, добавил:
- После этого новостей не смотрю.
И что у него на уме? Кто его знает. Рядом с Робом оказался совсем другой человек. Не легкомысленный мальчишка, шутник и бабник, иногда без башенный, а мужик с совершенно непонятными Робу "пунктиками". Сам он новости смотрел всегда, не взирая пил накануне с покойником или нет.
После третьего сеанса связи, разумеется, не через каждые пять минут, а через полчаса, остановились сходить в кусты. Фур на почти сотне километров не встретили и, как назло, ни одного гаишника, а то бы поспрашивали. Закон подлости, чтоб его. Это когда не надо они на каждом углу.
Зарядил тоскливый сентябрьский дождь. Помокли, стоя за неотложным делом, обматерили Игнатия, но приказ "Хоть в Вильнюс смотайтесь, но найдите!" никто не отменял. Настроение снизилось под стать дождю. Поехали не торопясь, задаваясь логичным вопросом: "Где ночевать?". Скорей всего придется в машине, колонна как в воду канула. Игнатий, блин, конспиратор: "Без конвоя надежней дойдут, я не Рокфеллер чужую охрану кормить", а свою на чужую землю не пустят. Да и надежность той охраны оставляет желать лучшего, могут и сами груз под шумок умыкнуть. Лучшая защита - непредсказуемость. Что удивительно - фуры всегда доходили! Нынешний сбой первый. Игнатий наверняка уже ищет крысу в своем окружении.
"Первичный передел собственности!" - орали умники с телеэкранов, мол, дальше все нормализуется. Хотелось бы верить.
- Такую страну просрали! - мрачное настроение все-таки выплеснулось из Роба. Вовчик согласно нахмурился, - я бы из армии ни за что не ушел, но смотреть как её рушат - выше моих сил. Да и семью кормить надо. Жене совсем платить перестали, родителям пенсию задерживают. А цены? Что ни день, то новые! Я б этих правителей из пулемета!
- Чего переживаешь, ты зеленью получаешь, - усмехнулся Вовчик. Просто так сказал, для спора. Скучно. А так он был полностью согласен с напарником, беспредел.
- Зелень, - скривился Роб, - вот именно. А где рубли? Деревянные, твою мать. Потому и хочу на Кавказ, за державу обидно. Я не маньяк, мне смертей и в Афгане хватило, но так хочется злость сорвать…
- Значит маньяк, - закончил за него Вовчик с улыбкой.
- Да пошел ты! - серьезно обиделся Роб, - сам маньяк каких свет не видел, хуже чикатиллы! Вот чего ты не женишься? Хата есть, бабло имеется, бабы к тебе липнут - че тянешь? Тридцатник на носу, когда детей растить думаешь?
- Сам пошел, - буркнул Вовчик и замолчал. Неприятная для него тема, скользкая.
Не мог он с женщиной надолго ужиться. Месяц - два максимум и как отрезает. Все начинает в ней раздражать. Вроде умница - красавица, а бесит. Кажется стерва из стерв. Собственно такими они и были, его пассии. Знакомился в кабаках да расплодившихся в последнее время "клубах". Он не задумывался о причинах, винил во всем неудачные знакомства. А на самом деле до сих пор помнил вкус перьев во рту. Старый, почти десятилетней давности вкус от разорванной ночью армейской подушки. Помнил, как после письма Джульетты хотелось выть и застрелиться. Помнил, но глубоко прятал эти воспоминания, стараясь забыть насовсем. Не получалось. Те давние переживания сконцентрировались почему-то именно на вкусе перьев, и больше всего на свете он боялся снова ощутить вкус птичьего пуха. Неосознанно, не подозревая об этом.
* * *
Тогда его спас злополучный рейс на следующее утро. Единственное нападение на колонну, которую пережил за все время службы в Афгане. Дальние обстрелы не считаются.
Колонна шла проверенным маршрутом. Камаз Вовчика в центре - самом безопасном месте при нападении. Груз не шуточный - снаряды.
- Ты че такой смурной, Вовчик? Давай попи…м, - балаболил сопровождающий груз обкуренный прапор Петрович.
Его то "тянуло на базар", то замолкал надолго. Вставило конкретно, страх ушел. Разве что на "ха-ха" не тянуло во время движения. Хорошая трава - афганка.
Деды отбивали у молодых водил привычку обкуриваться перед выездом. "Вредно для здоровья", объясняли они очень доходчиво, и это была правда. Банальная авария - самая маленькая беда. Много обкуренного молодняка постреляли из-за заторможенности рефлексов. На учении с закрытыми глазами: автомат - прыжок - перекат - к бою, а когда тебя прет не по-детски - извини. Правда, когда сами становились дедами, некоторые начинали себе позволять, но не Вовчик.
- Молчишь, молчишь, а мне потрещать охота. Товарищ рядовой, я приказываю вам поговорить со старшим по званию! Ну, как хочешь, - сказал и заткнулся, погрузивших в очередное глубокомыслие.
Тянулся привычный летний пейзаж. Близкие, но пока еще далекие горы нависали над горизонтом. Жаркий ветер сдувал колесную пыль грунтовки, стрекотали вертушки сопровождения. Ни облачка, солнце в зените. Жара. Не спасали открытые настежь окна. Горячий сквозняк колыхал броники на дверках и только. Прапор не жалеючи поливал голову из фляжки, иначе сдохнуть можно - организм требовал. Хозяйственный Петрович воды взял с запасом, целую канистру. А вот смуглый жилистый Вовчик жару переносил легко, как натуральный афганец. В смысле житель Афганистана, душман.
"У меня за спиной шесть тонн снарядов", мрачно думал он во время монолога прапора, "хорошо тряхнуть - детонируют. Джуля, как ты могла!". Душа болела. Именно так можно назвать колющую пустоту в груди вместе с невыносимой мукой, которая с тоской имеет лишь самое отдаленное сходство. "Только в смерти избавленье, только в смерти… Там нет ничего, а значит нет боли. Или есть? Проверю. Нет, не сам - это сильно легко, да и Петрович не виноват. Хоть бы духи напали!", боль не желала отпускать.
Он впервые попал в ситуацию, когда проблему нельзя решить ни силой, ни хитростью и это не просто проблема - это предательство любимой. Как она клялась в верности! Дольше всех бежала за поездом и упала в рыданиях - он смотрел на неё, чуть не вывалившись в приспущенное окно. Тогда душа сжималась в тоске от банальной разлуки с изрядной примесью гордости: у него есть девушка, она любит и она дождется! Дальше последовал вал горячих писем, который постепенно ослабевал, пока через полтора года совсем не сошел на нет. И вот вчера было последнее, спустя два месяца молчания… Лучше бы его не было.
На серпантине колонна сбросила скорость. Скоро опасное ущелье, очень удобное для засады. Оно, как впрочем, и вся трасса, проверено на сто рядов авиацией и разведкой всех родов войск, на всех господствующих высотах - батареи прикрытия. Неприятностей ждать просто неоткуда, но уж очень удобное место, опять же - проверенное. Накаркал Вовчик.
Головной бэтэр подскочил на пыльной вспышке и спустя доли секунды до Вовчика донесся оглушительный грохот усиленного эхом взрыва. Вслед за ним с обоих хребтов ущелья устремились ввысь "стингеры", шесть штук за раз. Оба вертолета рухнули, красиво оставляя за собой черный след. С окрестных гор, чуть ли не с вырубленной зеленки на колонну обрушился шквал огня. Бэтээры сопровождения огрызнулись в ответ, но ненадолго: лишенные маневра они стали легкой мишенью для гранатометов, но задачу выполнили - личный состав успел рассредоточиться в складках местности и открыть огонь.
Вовчик действовал тупо, как на учениях. Тормоз в пол - машины встала, дернулась, заглохла. Автомат в руку, одновременно распахивая дверку, прыжок - перекат под днище.
- За мной, боец, над нами шесть тонн взрывчатки! - услышал крик лежащего рядом опытного Петровича.
Не думая, в каком-то отупении перекатился за ним и, пригибаясь, в два прыжка скрылся вслед за прапорщиком в широкой расщелине между большими скальными обломками, невесть откуда взявшимися на обочине. Автоматически определил удобное место, пристроил автомат, передернул затвор и доложил:
- Рядовой Нодаш к бою готов!
- Придурок!!! - заорал Петрович, сдергивая его от углубления в камне. Тут же просвистели две пули, выбив из камня каменную крошку.
Вовчик не заметил этого, он находился в тупом ватном тумане. В голове вяло крутилась сладко-страшная мысль: "Скоро…", сердце, как и все тело, сковало расслабленное нетерпение. Душевная боль ждала развязки.
- Здесь, твою мать, не учения!!! Пригнись и не рыпайся! - продолжал разоряться прапор. Смысл слов сквозь вату безразличия Вовчиком больше угадывался, чем слышался.