Какой‑то первобытный внутренний импульс руководил теперь движениями обессилевшего юноши; его разум потерял контроль над телом. Не оглянувшись на преследователей, Александре бросился к обвалу и начал карабкаться вверх.
Казалось, вся груда камней пришла в движение, обломки лавиной сыпались из‑под его ног; подниматься быстро было невозможно: едва ли не через каждые восемнадцать дюймов он сползал вниз на целый фут. Но безысходное отчаяние преодолевало законы гравитации и трения, и юноша продолжал карабкаться вверх по обвалившемуся склону, по которому не смог бы подняться ни один нормальный человек.
Когда Александре преодолел уже треть пути, ему вдруг показалось, что свет внизу стал ярче, и, на мгновение остановившись, он бросил туда взгляд. У подножия каменной осыпи стояли три человека с зажженными фонарями. Они пристально следили за ним, но не пытались преследовать. Беглецу должно было показаться странным, что свет своих фонарей преследователи направляли не на него, а себе под ноги. Но даже если бы юноша и был в состоянии отметить эту странность, времени на размышления у него все равно не оставалось: он чувствовал, что обломки под его руками и ногами неудержимо ползут вниз, и был вынужден продолжать свой безумный путь.
Его израненные колени страшно болели, ногти на руках были обломаны, а кожа на ладонях содрана до костей. Но Александре упрямо карабкался вверх.
Преодолев почти две трети пути, он снова был вынужден остановиться, но не по своей воле, просто его окровавленные конечности и изнуренные мускулы больше не повиновались ему. И снова он взглянул вниз и увидел, что три человека с фонарями по‑прежнему неподвижно стоят у подножия и все трое пристально смотрят вверх. В их позах чувствовалось напряжение, словно они чего‑то ждали. Смутно где‑то в отдаленных уголках его затуманенного разума появилась мысль: «Почему?» Он поднял голову, взглянул на усеянное звездами небо и сразу все понял...
Человек, освещенный ярким светом луны, сидел на краю обвала. Половина его лица была в тени, но Александре без труда различил пышные усы и сверкающие белые зубы. Казалось, он улыбается. Может быть, он действительно улыбался. В левой руке он держал нож, а в правой – фонарь. Человек включил фонарь и начал спускаться вниз.
На лице Александре не отразилось никаких чувств, он лишился последних сил. Некоторое время юноша оставался неподвижным, а человек с усами приближался к нему, вызывая небольшие обвалы камней. Затем Александре в отчаянии попытался броситься в сторону, чтобы уклониться от града камней и избежать удара ножа своего преследователя, но в панике не рассчитал своих сил, потерял равновесие и полетел вниз, напрасно пытаясь за что‑нибудь уцепиться. Внезапное падение юноши вынудило его преследователя, чтобы не свалиться вслед за жертвой, двигаться огромными прыжками, а поток летящих камней заставил ожидавших внизу цыган отскочить шагов на десять. И в эту минуту в пещере появился еще один цыган, а следом за ним к группе присоединился преследователь Александре, благополучно скатившийся вниз вслед за рухнувшим юношей.
Александре тяжело упал на пол и инстинктивно прикрыл руками голову, чтобы защитить ее от падающих камней; так он пролежал несколько секунд, пока камнепад не прекратился. Какое‑то время юноша находился в оцепенении, затем медленно поднялся, сначала на четвереньки, потом во весь рост, взглянул на стоявших полукругом пятерых мужчин: каждый держал в руке нож, каждый нес ему смерть. Вдруг сознание Александре прояснилось. Теперь он не выглядел загнанным зверем; испытав в полной мере страх смерти, он преодолел его. Сейчас юноша спокойно смотрел в лицо смерти и больше не боялся ее. Он спокойно стоял и ждал конца.
Кзерда, согнувшись, положил последний камень на вершину холмика, который вырос у подножия обвала, выпрямился и посмотрел на дело своих рук, удовлетворенно кивнул и жестом показал сообщникам на выход из пещеры. Они пошли. Кзерда последний раз взглянул на продолговатый каменный холм, снова кивнул и пошел вслед за остальными.