Программист Берг торчал у компьютерного монитора по двенадцать часов в день - безропотно, как курочка на жердочке. (Некоторые зеленые программеры работают в виртуальном режиме, но это не для серьезного дела.) Бимоны и цифровые перчатки господин Берг надевал не более чем на пятнадцать минут, чтобы помахать мечом в Куликовской битве или саблей в сражении при Молодях. Игры эти нельзя было выводить на обычный экран, только в виртуальное окно, чтобы никто не заметил; они были запрещены в ОПГГ (где, по идее, разрешено всё), как подрывные руссистско-националистические. Господин Берг позволял себе позабавляться лишь раз в день, во время обеденного перерыва, после употребления всяких кебабов, бешбармаков и прочих восточных харчей, от которых потом страдал живот. Впрочем, если запить пивом, то ничего.
Так называемое "Яйцо" состояло из трех подсистем, сильно отличающихся по своим задачам. Программист Берг прозвал эту тройку - "желток", "белок" и "скорлупка". И в каждом из тридцати тысяч конечных субъектов, на которые делилось большое "Яйцо", присутствовали все подсистемы.
Субъекты соединялись, дробились, стирали друг друга и изничтожались "белым шумом", но никак не желали составлять гармоническое единство.
Каждое утро господин Берг бодро хватался за дело, настраивая себя на близкую победу, но уже после обеда сникал.
В прежние времена, если у него что-то не клеилось, Василий Савельевич бросал чертову работу и отправлялся прошвырнуться. А там, глядишь, решение созрело само по себе и осталось только победно ударить по клавишам. Но сейчас программист Берг был прикован к этой гнусной комнате с портретом какого-то Джинна Хотабыча на стене, к этому мягкому стулу, принимающему форму тела, к этому огромному экрану.
После девяти вечера произошел бы, конечно, разогрев, однако именно в это время работа в фирме железно прекращалась. И ни дисков, ни карт памяти, ни даже записочек на бумаге вынести с собой нельзя. На выходе, помимо детекторов и робостража, встает еще и охранник-качок - буравит глазками и шарит по карманам.
Кстати, по выходу с работы господин Берг всегда начинал мучиться головной болью и ему совсем не хотелось раскидывать болящими мозгами по поводу программистских трудностей. Он предпочитал остаток дня провалять дурака.
С отдыхом тоже обстояло не блестяще, потому что психика катилась вниз еще быстрее, чем соматика. Пить было не с кем, все товарищи канули в лету, кто в "Элизиум", кто продал органы и помер. А о том, чтобы на бабу вскарабкаться, Василий Савельевич и думать прекратил давным-давно. Во-первых, он все еще числил себя в категории женатиков. Во-вторых, оправдывал свою робость тем, что в ОПГГ свирепствует новая форма гриппа, завезенная секс-туристами из Бангкока, самая скоростная. Смерть наступает в результате внезапной дефекации, вызывающей инсульт. (Представьте-ка себе, много ли благородства в обосранном покойнике?) Возбудитель - робовирус с искусственным генОмом, один из тех что регулярно появляется в Юго-Восточной Азии, а потом расходится по всей Евразии, передаваясь половым путем или через компьютерную мышку. У робовируса последней модели в цепочке нуклеотидов прочитывалась торговая марка "Ведер геномикс" - явная промашка производителя, работавшего на ЦРУ.
Растирая ладонями ноющие виски, господин Берг возвращался домой. Лучше это было сделать до одиннадцати часов. По улицам уже густо разъезжали БТР с пискиперами и БМП с окси, через каждые два метра чернели патрули "Блюуотер", голубой полиции, - наемной армии губернатора Гольдмахер, в которой преобладали выходца из этномафий. В темноте звучали звуки горных и пустынных песен, мелькали светлячки кальянов, над городом барражировали натовские ударные вертолеты, имевшие мандат ООН на создание "бесполетной зоны". "Сиуксы" шарили прожекторами по крышам домов и можно было лишь догадываться, когда какому-нибудь из америкакесов захочется пострелять по "ред рашенс". В самом деле, после одиннадцати господин Берг не раз слышал выстрелы. То ли действительно у пискиперов шалили нервишки, то ли выходили на ночную работу таинственные снайперы. Но к тому времени он уже был на квартире у Асии Раисовны.
Долгое время он отказывался от ее харчей, обходясь сосисками и пиццей, но гастрит не дремал, угрожая смертью, поэтому пришлось перейти на домашние супчики хозяйки. После ужина добрая тетушка, порасспрашивав господина Берга о том о сем, уходила в одну из своих светелок, а он отправлялся дымить табаком в свою комнатку. Поначалу пиво целым бидоном и снотворное давали ему возможность заснуть мертвецким сном, но потом сон становился все менее доступным. Наркода же он избегал, потому что тот вёл к тяжелому бодуну, вышибающего из рабочего ритма. Так что приходилось терпеть бессонницу. И даже накачавшись пивом, обалдев от снотворного, насмотревшись на вихляния армированных гелепластиком певичек на стереоэкранной стене, он сидел и думал о том, что прожил жизнь зря. Где-то к трем утра он доходил до ручки и тупо созерцал обстановку комнаты: ковры с причудливыми арабесками, медные кувшины, вазы, чаши, кубки и даже масляные лампы. Здесь было много всяких восточных сосудов старинной работы и они сильно притягивали внимание. Стояла и клетка с птичками-корольками, забуревшими от табачного дыма.
Может, поэтому наваливавшиеся после трех ночи сновидения были малоприятные. Ему снилось, что он летает бесплотной тенью среди таких вот сосудов. А в каждом из них - сгущенная тьма, в которой время останавливается навсегда, и едва окажешься поблизости, она захапает тебя. Это во-первых. А во-вторых, особенно после пива, снилось, что он заточен в каком-то из этих сосудов уже добрую тысячу лет и не может шевельнуть ни одним своим членом, хотя по страшному хочет попИсать. Вначале он еще пытается выкарабкаться, но затем… струя, пущенная им самим, заливает его с головой, и он, в самом деле, просыпается на мокрой простыне. Позорище такое, приходилось потом, втихаря от тети Асии, застирывать в ванной. И в третьих, иногда он оказывался в клетке для корольков, причем разбухшим, отечным, рыхлым, прижатым к ее прутьям. К нему приближалось что-то похожее на тучу, а потом это оказывалось лицом Асии Раисовны. Василий-из-сна просил его выпустить, жаловался, что все члены его отекли и болят, но голос просящего напоминал хлюпанье спелой груши на зубах, а ласковое воркованье тетушки Асии - грохотание танка "Абрамс".
В восемь звонил будильник. Господин Берг долго ворочался в кровати, пытаясь выдавить из жил тягучие, клейкие остатки сна, слушал, не вникая, бубнеж сетевого радио про очередные теракты. Асии Раисовны уже не было дома, поэтому он заглатывал порцию сосисок и пол-литра кофе с тонизирующими таблетками. По синапсам проплывал кофеин под ручку с адреналином, появлялось фальшивое воодушевление и господин Берг поспешно бросался в пассажиропоток, промывающий ОПГГ…
В одну из таких утренних поездок, когда он, как обычно, настраивал себя на борьбу с программным Яйцом, в глаза вдруг бросилась одна фигурка.
Поезд в это время остановился на станции "Музей Маннергейма" (бывшая "Василеостровская") и почему-то застрял. Или откуда-то выбежали самонаводящиеся кибертараканы, или кто-то вспорол себе живот, выпустив оттуда кубометр ОВ. В общем, вынужденная остановка затянулась минут на десять.
Двери были уже закрыты, вдоль вагонов прохаживались голубые полицейские в своих шлемах-горшках, помахивая тизерами-угомонизаторами. А на платформе накапливался народ, заполняя место, не занятое многочисленными бюстами Маннергейма и изваяниями финских солдат со свастиками на касках. Среди толпящегося там малоразличимого люда господин Берг приметил девицу. Никакой тебе радужной или зеркальной шевелюры, ни стереоскопического маникюра, ни голографического тату, ни колготок-экранов типа "сейчас покажу", ни какой-то другой фотоники. Обычная такая одежонка, если точнее совсем немодная в ОПГГ - сарафан, ситцевая кофточка, почему-то без куртки или пальтеца, несмотря на осень… Но главная особенность девушки заключалась в другом - она смотрела на него! Впервые за последние двенадцать лет девушка (не имеющая к тому ж никакого материального интереса) обратила свое внимание на его персону. Господин Берг подумал естественно о том, не вылез ли у него конец рубахи из расстегнутой ширинки и не забыл ли он смыть зубную пасту со щеки, однако большая зеркальная задница соседки по вагону показала, что ничего экстраординарного с ним не случилось… Короче, господин Берг отозвался взглядом. Может потому что девица напоминала жену, если не фигурой - Маша-то поплотнее будет, - то темно-рыжими волосами и какой-то гордой линией губ. А потом господин Берг заулыбался во весь рот, ну и молодайка тоже. В конце концов он так разошелся, что стал изображать голубого полицая, вышагивающего в своем горшке мимо вялого, как белье на веревке, народа (голубой, конечно же, этого не заметил). Девушка откровенно смехотнула. Господин Берг еще больше расшалился. Стал корчить рожи, показывая какая физиономия у полицейского под забралом. Молодушка до того развеселилась, что даже приставила кулачок к своему смеющемуся рту.