Что касается Вертопраха, то любви он не понимал и никакой важности в ней не видел. Жена же ему требовалась для осуществления коварного плана. Иеремия рассчитывал, что Марьяна родит ему сына, который унаследует злость отца и бесовскую внешность матери. Своего сына Вертопрах собирался воспитать так, чтобы тот стал идеальным орудием для мести ненавистным Полулункам и превратил их жизнь в постоянный кошмар.
Но, как говорят старики, бобер предполагает, а фермер располагает. Косоглазая Марьяна Небосклон понесла от Иеремии и в положенный срок родила, но не сына, а девочку, к тому же лишенную каких-либо внешних уродств и с прелестной фарфоровой чашечкой на голове. Вертопрах был вне себя от ярости. Изрыгая потоки ругательств, он так поколотил Марьяну, что та едва не умерла. Разобравшись с женой, Иеремия хотел взяться за дочку и изуродовать ее собственными руками, но его остановила внезапная идея.
Вертопрах смекнул, что если из девочки вырастет красавица, то это не так уж плохо. Дьявольская злоба, замаскированная ангельской внешностью, таит в себе куда больше опасности. Волку в овечьей шкуре намного проще проникнуть в самое сердце овечьего стада и сгрызть его изнутри. А уж в том, что из собственного ребенка ему удастся сотворить коварного монстра, Иеримия не сомневался. Подумав, что кроме уроков ненависти, ребенку понадобится кормление и уход, Вертопрах поглядел на избитую окровавленную Марьяну и неспешно пошел за лекарем.
Как станут звать будущее чудовище, Иеремию не беспокоило, поэтому имя дочери выбрала Марьяна. Она назвала малышку Унией и дала ей свою фамилию – Небосклон. Будучи на год младше Халфмуна, Уния развивалась гораздо быстрее. Как только она научилась ходить, ей пришлось учиться бегать – от отца. Иеремия, завидев дочь, всякий раз норовил отвесить ей оплеуху. Если Унии не удавалось убежать или спрятаться, и она получала удар, Вертопрах после этого говорил: "Больно тебе, малявка? Плохо, не нравится? Вижу, что не нравится. А знаешь, кто виноват, в том, что тебе больно? Проклятые Полулунки, особенно – Халфмун Полулунок! Он во всем виноват, да! Это урод-перевертыш заставляет тебя мучиться и страдать! Его ты должна ненавидеть и презирать!".
После отцовских уроков, избежать которых удавалось далеко не всегда, Уния находила утешение в объятьях матери. Марьяна умела подобрать ласковые слова и так поцеловать ушибленное место, что всякая боль тут же исчезала, прихватив с собой печаль и злобу. Уния становилась совершенно счастливой и до следующей отцовской экзекуции напрочь забывала обо всех Полулунках на свете.
Детские годы Халфмуна ничем не отличались от детства других мальчишек Бобровой Заводи. Он также гонялся за кошками, стрелял из рогатки, рыбачил и получал от отца наставления и советы по ведению бобрового хозяйства. Наказывали Халфмуна нередко, но всегда за дело – то отцовские часы разберет по винтикам, чтобы узнать, что там внутри тикает, то дырку в крыше дома проделает, чтобы на звезды смотреть.
О своем уродстве, дожив до девяти лет, Халфмун и не подозревал. Он видел, что у всех взрослых и детей на голове есть стакан, кружка, чашка или ваза, знал, что и у него есть головной стакан, и этого ему было достаточно. Разговаривая с сыном о головных стаканах, Джебедая настаивал лишь на том, что каждый из них уникален и ни в коем случае нельзя причинять вред чужим стаканам. Мойра о стаканах не говорила вовсе, и только целовала Халфмуна в его стакан перед сном, желая ему доброй ночи.
Однажды Халфмун выстрелил из рогатки жеваной бумагой в головную кружку соседского старика, желая напугать того шутки ради. Увидев это, Джебедая устроил сыну такую взбучку, что после нее Халфмун на рогатку даже смотреть боялся. Не меньше, чем понесенное наказание, мальчика впечатлило то, как старик отреагировал на его выстрел. Вместо того чтобы испугаться, сосед затрясся от охватившей его злости. Глядя через забор прямо в глаза маленького Полулунка, он прокаркал: "Проклятый недомерок перевертыш! Тебе бы, урод, твой стакан вместе с башкой расколотить – все равно и то и другое пустое!".
Тем же вечером за ужином Халфмун спросил родителей, что означает слово "перевертыш". Услышав вопрос, Мойра опустила глаза и молча вышла из-за стола, а Джебедая отодвинул тарелку и приблизил свое лицо к лицу сына. "Вот и настал этот день", – сказал Джебедая. – "Халфмун, тебе нужно усвоить одну очень важную вещь. Ты не такой, как все. Точнее, твой стакан – он отличает тебя от других. Я уже говорил тебе, что каждый головной стакан неповторим, но твой… Он ущербный, то есть, перевернутый донышком кверху. Многим людям это кажется… неприемлемым. Не спрашивай меня, почему. Никто не знает этого. Особенно – те люди, которые так считают". Халфмун непонимающе уставился на отца. Помолчав, Джебедая продолжил: "Главное, что ты должен понять, – если тебя считают ущербным в чем-то одном, во всем остальном ты обязан быть безупречным. Тебе нужно стать умнее, сильнее, упорнее и порядочнее всех прочих. Потому что всем прочим, считающимся нормальными, простится любой грех, а тебе – нет. Чтобы достичь того, что нормальные люди получают легко и просто, тебе придется выигрывать бой за боем, доказывая, что ты этого достоин. Понимаешь?". Халфмунк неуверенно кивнул и спросил: "А что получают нормальные люди?". Джебедая несколько секунд, не мигая, смотрел на сына, после чего расхохотался: "Отличный вопрос, Халфмун! Нормальные люди получают нормальную работу, нормальный дом, нормальную семью и право пригласить старейшин на свои похороны".
В тот же день, когда Халфмун узнал о том, что он ущербен, Уния получила от Иеремии особенно сильный удар в живот. Девочке показалось, что вместе с воздухом из нее вылетела жизнь, и ни вздохнуть, ни вернуть жизнь уже невозможно. "Если ты сдохнешь, знаешь, кто будет в этом виноват? Халфмун Полулунок и его проклятые старики" – произнес Вертопрах, стоя над корчащейся на полу Унией.
Кое-как восстановив дыхание, Уния пришла к матери и, не дожидаясь утешений и поцелуев, спросила: "Кто такой Халфмун Полулунок? Почему он такой злой? Зачем он хочет, чтобы мне было плохо?". Марьяна улыбнулась и ласково обняла дочь, заставив ее боль исчезнуть: "Хорошие вопросы, Уния. Только, чтобы узнать ответы, тебе стоит задать их самому Халфмуну". Марьяна объяснила Унии, как найти дом Полулунков, и девочка помчалась туда, несмотря на поздний час.
После разговора с отцом, Халфмун сидел на крыльце, смотрел на звездное небо и размышлял о том, что услышал. Он ругал себя за то, что спросил у Джебедаи, что значит слово "ущербный", и теперь мучился догадками.
"Ты Халфмун Полулунок?" – Халфмун оторвал взгляд от неба и увидел, что прямо перед ним стоит девочка с чашкой на голове.
"Я. Чего тебе?" – проворчал Халфмун.
"Скажи, почему ты хочешь, чтобы я сдохла?" – спросила девочка, буравя Халфмуна взглядом.
"Я тебя знать не знаю. Как я могу чего-то такого хотеть?" – удивился мальчик.
"Меня зовут Уния Небосклон. Так зачем тебе нужны мои боль и страдания?"
"Говорю же тебе, Уния, ничего мне от тебя не нужно" – мрачно ответил Халфмун.
"Тогда… тогда… почему я должна тебя ненавидеть и презирать?"
"Ну… наверное, из-за того, что я ущербный", – Халфмун вздохнул. – "И из-за этого перевернутого стакана на голове".
"Ой, какой маленький и забавный!", – Уния подошла к Халфмуну и, хихикнув, дотронулась пальцем до его головного стакана.
"Сама ты маленькая и забавная!", – Халфмун отпрянул от Унии. – "И вообще, мой папа говорит, что нельзя трогать чужие стаканы".
"А мой отец говорит, что ты хочешь, чтобы я мучилась-мучилась и потом умерла", – Уния закатила глаза и вывалила язык.
"Враки все это", – Халфмун нахмурился.
"Если мой отец ошибается, то, может быть, и твой не во всем прав", – Уния села на ступеньки крыльца рядом с Халфмуном. – "Мне вот не кажется, что ты ущербный".
"Мне тоже… Только я не знаю, что такое ущербный", – признался Халфмун.
"Это значит – щербатый, покрытый выщерблинами. А у тебя никаких выщерблин нет", – уверенно сказала Уния. От ее слов мрачное настроение Халфмуна улетучилось, ведь никаких выщерблин в себе он и сам не видел.
"Уния, тебе нравится рыбачить?" – спросил он.
"Я никогда не рыбачила. Это весело? Расскажи!"
"Еще бы! Сначала нужно проснуться рано-рано, наковырять из земли червяков, взять удочку и отправиться на берег. Потом надо насадить червяка на крючок, забросить в воду и ждать, пока какая-нибудь рыба попробует его съесть. И при этом очень важно все время повторять "ловись рыбка – не бобер, ловись рыбка – не бобер". Если это не повторять, то можно поймать бобра, а за это мужики с бобровой фермы с тебя шкуру спустят. Так папа говорит… Пойдешь завтра со мной на рыбалку?" – последнее предложение вылетело изо рта Халфмуна неожиданно для него самого. До того всеми делами он занимался либо в одиночестве, либо вместе с отцом.
"С удовольствием!" – ответила Уния. – "Только… можно я не буду ковырять червяков и насаживать их на крючок? Я их боюсь и мне их жалко".
"Сразу видно – девчонка", – рассмеялся Халфмун. – "Конечно, можно".
Утром, как договорились, Халфмун и Уния отправились рыбачить. Они не поймали ни рыбы, ни бобров, но ничуть из-за этого не расстроились. Как говорили в семье Полулунков, улова нет – и хлопот на кухне нет. Весь день дети весело болтали, рассказывая друг другу все, что только приходило им на ум. Они повторяли шутки взрослых и смеялись, даже не понимая их смысла. На ходу придумывали свои собственные остроты и смеялись, даже если те получались совсем глупыми и несмешными. Халфмуну так понравилось проводить время вместе с Унией, что он предложил ей пойти с ним на рыбалку и следующим утром, а та с радостью приняла это предложение.